Александр Генис: Дело Стросс-Кана, обвиненного в изнасиловании нью-йоркской горничной, обернулось скандалом, в который теперь втянут и французский политик, и нью-йоркский прокурор, и вся Франция. Здесь сейчас горячо обсуждают тактику американской Фемиды, сделавшей, как выяснилось из слов самого прокурора Сайруса Вэнса, слишком поспешные выводы и чересчур решительно вставшей на сторону потерпевшей, не заслуживающей, как теперь считают юристы, безусловного доверия.
Французские интеллектуалы, в среде которых всегда сильны антиамериканские настроения, сделали Стросс-Кана знаменем в борьбе с тем, что они считают ''ковбойским правосудием''. Близкий друг Стросс-Кана, Бернар-Анри Леви, известный философ, влиятельный обозреватель нравов и острый критик американских порядков, обвинил нью-йоркскую прокуратору в ''каннибализации юриспруденции, которую принесли в жертву таблоидам''. Свою лепту в свежую распрю внесли и французские туристы. Они жалуются, что в нью-йоркских барах на них смотрят, как на извращенцев, которые не только едят лягушек, но домогаются беззащитных горничных.
Вся эта шумная история хорошо иллюстрируют сложные, противоречивые, мучительные отношения любви-ненависти, которые не стали проще с тех пор, как французы 125 лет назад подарили Америке статую Свободы. Парадокс заключается в том, что Новый Свет всегда интриговал Францию, давшую миру лучших интерпретаторов американского эксперимента, в первую очередь – великого де Токвиля.
Со своей стороны Америка, особенно провинциальная, относилась к Франции как атаман Платов из ''Левши'', который ''не мог по-французски вполне говорить, но он этим мало и интересовался, потому что был человек женатый''. Не удивительно, что такая Франция веками манила американцев. Зная об этой страсти, ядовитый Оскар Уайльд сказал, что хорошие американцы после смерти попадают в Париж, а плохие – в Америку.
Несколько поколений спустя, ситуация изменилась мало. Об этом говорит новый фильм Вуди Аллена (мы недавно обсуждали его в ''Американском часе'') ''Париж в полночь''. Эта картина, которая уже заработала около 30 миллионов, стала самым успешным фильмом Вуди Аллена в американском прокате за последние 25 лет (''Париж'' обошла только ''Ханна и ее сестры'', но еще не вечер). Секрет этой непритязательной, но очень симпатичной картины, конечно, в том, что Аллен снял фильм – для всех. В зал приходят две категории зрителей: те, кто хочет вспомнить о своем посещении Парижа, и те, кто еще только мечтают туда попасть.
К тому же, в фильме Вуди Аллена мы встречаем главного проводника американцев по Парижу – Хемингуэя. Хотя очень многим, включая меня, он открыл Америку, Америке Хемингуэй открыл Европу. Говорят, что после его книг застенчивые, не знающие языков янки перестали бояться официантов. Вряд ли, впрочем, этот слух полностью соответствует действительности уже, потому что первые американцы добрались до Парижа задолго до Хемингуэя.
О долгой и бурной связи выходцев из Соединенных Штатов с французской столицей рассказывает новая книга крупного историка Дэвида Мак-Каллога ''Американцы в Париже''. У микрофона ведущая ''Книжного обозрения'' ''Американского часа'' Марина Ефимова.
David McCullough. ''The Greater Journey. Americans in Paris''
Дэвид Мак Каллог. ''Большое путешествие, или Американцы в Париже''
Марина Ефимова: Замечательный историк и рассказчик Дэвид Мак Каллог и до этой книги много писал о влиянии Франции на формирование Соединенных Штатов в период становления. Но его книга ''Большое путешествие'' стоит в особом ряду. Это – поэтическое и благодарственное послание Парижу от имени всех американцев, посещавших Францию в 19-м веке.
Американскими путешественниками были тогда богатые и свободные молодые люди в возрасте от 20-ти до30-ти лет, ''честолюбивые, по словам Мак Каллога, и с серьезными намерениями''. Врач, поэт и эссеист Оливер Уэнделл Холмс; изобретатель Самюэль Морзе; писатель Джеймс Фенимор Купер; политик, будущий сенатор Чарльз Самнер; писательница Хэрриет Бичер Стоу; скульптор Август Сэнт-Годен; первая американская женщина-врач Элизабет Блэквилл.
Диктор: ''В канун отплытия из Америки эмоции путешественников достигали высшего напряжения. На них накатывали то меланхолия, то во-одушевление, и последний взгляд на берега Нового Света всегда застилали слезы. Морское путешествие было тяжелым, а во французских портах непривычных американцев непременно встречали моросящий дождь и ужасная бюрократия, восходившая, вероятно, ко временам Галльских войн Цезаря''.
Марина Ефимова: Но после всех тягот и треволнений путешествия, после таможен и тряских дилижансов, однажды утром путешественники просыпались в Париже.
Диктор: ''Никто из них не видел города таких размеров и разнообразия; города, чей вид и чье настроение так неузнаваемо менялись в разное время суток; города с такой историей!.. Американцы были провинциальны, впервые пересекали океан, почти не читали французской литературы и не могли вообразить, что есть город, в котором даже завтрак может стать соблазном. Они были неопытны и впечатлительны, и Париж, как никакой другой город, давал им почувствовать, что Старый Свет, действительно, стар''.
Марина Ефимова: Вдохновил эту волну путешествий из Америки француз - генерал Лафайет. Героический маркиз, участник американской Войны за независимость, через пол-века (в 1824 году) снова приехал из Парижа в Америку - почетным гостем благодарной нации. На приеме в Белом Доме Лафайет рассказывал молодым американцам о ''вдохновляющей и преображающей силе'' Парижа, и первыми, кого он соблазнил, были два друга: художник Сэмюэль Морзе и писатель Фенимор Купер.
Диктор: ''Морзе приехал в Париж художником, а уехал изобретателем. В 1832 году он увез собой в Америку идею, которая стала зародышем телеграфа, а в следующий свой визит импортировал из Парижа идею дагерротипа. Рядом с Морзе на парижских улицах и в кафе постоянно видели его друга - Фенимора Купера, чья книга ''Последний из Могикан'' уже украшала витрины всех книжных магазинов Парижа. Купер был польщен вниманием парижан. Он писал в письме: ''Французы понимают, что мой роман – единственная популярная книга, изданная в Америке со времен Бена Франклина''.
Марина Ефимова: Для большинства американцев Париж был не только красавцем-городом, но светочем цивилизации, культуры и науки. Каждый уважающий себя врач стремился пройти курс обучения в Париже. 23-летний Оливер Уэндалл Холмс учился у патолога Пьера Карла Александра Луи, который убедил его (как и других талантливых врачей) в бессмысленности кровопускания, веками применявшегося медиками во всем мире. Холмс также вывез из Парижа methode expectante - методы лечения, основанные на идее, что врач должен помогать организму самому бороться с болезнью. Женщина-врач Элизабет Блэквелл, вернувшись из Парижа, основала первую клинику с женским медперсоналом. Чарльз Самнер был так потрясен знакомством в Париже с врачом-негром, что посвятил жизнь борьбе с рабством.
История каждого американца в Париже написана Мак Каллогом, как короткий рассказ. Рецензент Стэси Шифф так описывает стиль книги
Диктор: ''Гранд тур Мак Каллога по Парижу – импрессионистичен. Вот сценка: Харриет Бичер Стоу целый час, как вкопанная, стоит перед кар-тиной Теодора Жерико ''Плот “Медузы“''. ''Она была уверена, - пишет Мак Каллог, - что за всю историю не было создано живописного полотна такой эмоциональной мощи. Одна эта картина, по ее мнению, стоила путешествия во Францию''. В книге приведено много заметок нью-йоркского скульптора французского происхождения Сент-Годена, который помогает нам увидеть глазами француза такие спорные по тогдашнему времени достопримечательности Парижа, как кабаре ''Фоли-Бержер'', развлекательные круизы по Сене, или новые тогда улицы и бульвары градостроителя Хауссмана, вызвавшие бурю возмущения у парижан. Вообще, в книге ''Большое путешествие'' Париж увиден, по большей части, глазами художника''.
Марина Ефимова: Мрачные страницы истории Парижа 19-го века отведены запискам свидетеля событий: американский посол Элая Уошбурн провел в Париже всю Франко-Прусскую войну 1870-71 годов: блокаду и символическую трёхдневную оккупацию:
Диктор: ''Главная тема разговоров в Париже - еда. Кошачье мясо считается деликатесом, и проблема засилья крыс решилась сама собой''.
Марина Ефимова: К 1-му марта 1871 года, когда немецкие войска прошли маршем по Елисейским полям, Париж уже похоронил более 65 000 своих граждан, жертв блокады. Уошбурн, который мужественно отказался покинуть пост и в следующие, еще более кровавые, месяцы Парижской Комунны, писал: ''Город превратился в Ад на Земле. Был день, когда Сена порозовела от крови''. Американская художница Мэри Кассат, приехавшая в город вскоре после падения Комунны, записала: ''Отель Де Виль выглядит, как древнеримские руины''. 60 000 каменщиков поднимали Париж из руин.
Автор книги ''Большое путешествие'' ведет нас об руку со своими персонажами - от Холмса до Айседоры Дункан – по Парижу историческому, научному, художественному... и только одного Парижа не хватает (как заметила рецензент Шифф):
Диктор: ''В книге совсем нет Парижа эротического. Если верить Мак Каллогу, никто из путешественников не заметил того, на что обратил внимание Марк Твен – на «восхитительно аморальных субреток''. Наоборот, упомянутый в книге отец художника Джона Сарджента досадует на пресную семейную атмосферу жизни парижан. Архитектор Сент-Годен упорно уходит от вопросов о его парижских любовных похождениях. Словом, похоже, что в 19-м веке многое из того, что происходило в Париже, оставалось в Париже''.
Марина Ефимова: Зато всё в книге прямо подтверждает идею автора о роли Франции в формировании Америки. Во всяком случае, её культуры. Не говоря уж о статуе Свободы, подаренной Францией, оттуда же была доставлена и открыта в Нью-Йорке в 1881 году пятисоткилограммовая бронзовая статуя героя Гражданской войны работы Сент-Годена. А позже – его же конная статуя Шермана, стоящая теперь в Центральном Парке. Сын Сент-Годена писал:
Диктор: ''Только в Париже художник может сравнить себя с современниками, представить свои работы на суд мира и понять раз и навсегда, насколько он хорош или плох''.
Марина Ефимова: Но важнейший урок, который почти все американцы (включая Томаса Джефферсона) извлекали из пребывания в Париже, сформулировал тот же Сент-Годен: ''Жизнь в Париже была восхитительным опытом, во многих смыслах неожиданным, особенно - в осознании того, что я до мозга костей американец, и не просто горячий патриот, но прямо-таки сжигаем патриотическими чувствами''.