Александр Генис: Сегодняшний ''Американский час'' откроет наша ежеквартальная рубрика ''Зеркало'', в которой мы с Соломоном Волковым стараемся ответить на вопрос: ''Что Америка и Россия знают и не знают друг о друге?''.
После ''Квадриги'': пиар России
Скандал вокруг немецкой премии ''Квадрига'', которая не досталась Путину, вскрыл, кроме прочего, крупную проблему российского имиджа в западных станах. Сегодня странам, как и людям, нужно заботиться о том образе, который они проецируют во вне.
В сущности, это – задача пиара. Она так и преподносится специалистами, которые продают свои услуги тем, кто в них нуждается. Например – России, которой вскоре предстоит встречать гостей со всего мира на Олимпиаде в Сочи. То, что они увидят, во многом зависит от того, что им покажут мастера рекламных личин.
Вот об этом, Соломон, я и предлагаю поговорить в первом фрагменте нашего ''Зеркала''.
Соломон Волков: Россия в этом смысле продвигается вперед и использует услуги профессиональных американских рекламных агентств для того, чтобы показать себя в наиболее выгодном свете на Западе. Об этом рассказал руководитель одного из таких агентств - ''Adore Creative'' , фирма, которая расположена в Лос-Анджелесе - его зовут Руперт Уэйнрайт (Rupert Wainwright). Он рассказал о том, как он работал со своими русскими партнерами над несколькими важными рекламными проектами, которые, в итоге, завершились внушительной победой России. Россия выиграла право провести зимние Олимпийские игры в Сочи в 2014 году и мировой Чемпионат по футболу в 2018, финал. Это - победа российских денег. За фильм, который помог России завоевать право на проведение финала Чемпионата мира по футболу, было уплачено почти три миллиона долларов этой фирме. . Он рассказывает о том, как сначала они хотели назвать этот фильм ''Из России с любовью'', но русские заказчики поморщились, сказали, что это слишком напоминает Бонда, они этого не хотят. Тогда он спросил их, что же им хотелось бы, как они видят Россию. Его русский заказчик сказал, подумашви, что ему Россия представляется такой большой загадкой в виде матрешки, в которой одна матрешка вставляется в другую, в третью, открываются какие-то секреты. Уэйнрайт заметил, что и ему Россия представляется в виде матрешки, но это не тот облик, который следовало бы представить западному миру.
Александр Генис: Потому что Россия связана для западного человека с бесконечной тайной, с бесконечными государственными секретами, и представить себе другую Россию, ту Россию, которая способна открыться Западу - вот в чем задача пиара.
Соломон Волков: Так они, в итоге, и поступили, сошлись на том, что фильм этот назывался ''Россия. Дверь открыта'', и начинался этот фильм с распахивающихся дверей Кремля, главного секрета.
Александр Генис: Прекрасный рекламный ход! Знаете, Соломон, я начинал свою литературную карьеру с того, что десятиклассником в Риге работал в рекламном агентстве. Но в Риге нечего было рекламировать, поэтому далеко я не ушел, но я могу оценить хороший рекламный ход. Интересно, что страну рекламировать, очень трудно, но можно, и для этого нужно изменить традиционный образ - именно то, что пытаются сделать американские рекламщики с Россией. Сравнительно недавно такую задачу поставили перед Англией. Англии нужно было сменить свой традиционный образ, а именно - помпезная империя. Что же сделали рекламщики? Они превратили Англию из страны, в которой родилась Королева Виктория или Черчилль в страну, в которой родились ''Битлз''. И из за этого сразу все изменилось, вдруг оказалось, что страна эта помолодела и она привлекает других туристов, которые уже гораздо больше интересуются ''Битлз'', чем Второй мировой войной или английскими завоеваниями.
Соломон Волков: Вот этот американский рекламщик, о котором я говорил, он так сформулировал основную идею, которая двигала его рекламными проектами: Россия это такая же страна, как любая западная страна, но еще более красивая, еще более экзотическая. Она и похожа, и, в то же время, отличается. Но он очень жаловался на то, что русские заказчики не только требовательны, но и излишне, по его мнению, контролируют процесс. Он работал, кстати, с Дмитрием Песковым, пресс-атташе Путина, который занимается и тем, что курирует и вопросы имиджа России за рубежом.
Александр Генис: Судя по тому, что произошло с премией ''Квадрига'', работы еще немало.
(Музыка)
Эмиграция – прилив и волны
В последнее время и в России, и в русском зарубежье, и в западной прессе прошла дискуссия о новой волне эмиграции, которая выплеснулась в западные страны. Нам с Вами, Соломон, эта тема особенно близка, потому что мы наблюдаем за эмиграционными процессами уже треть века – в том числе и на себе.
Александр Генис: Это, конечно, цифры поражающие и они необычайно важны во всех отношениях и для России, и Запада, и для тех стран, которые теряют этих людей, и для тех, кто их приобретает. Интересно, что этот процесс выглядит совершенно иначе, чем та эмиграция, которую мы с вами знаем. Первые три волны были именно волнами, они были фиксированы и связны с конкретными историческими событиями - с революцией, с войной, или, как в случае с нашей волной, Третья эмиграция появилась на свет именно благодаря конкретным политическим шагам Америки.
Соломон Волков: Я думаю, что и последующие волны (они теперь уже все смешались), тоже связны с определенными политическими изменениями.
Александр Генис: Но не так просто определить хронологически их рамки, их мотивы, их причины. Потому я бы привел другую метафору. Теперь это уже прилив, который постоянно привозит эмигрантов в западные страны. Интересно, что история нашей эмиграции, казалось бы, она сравнительно недавно была, мы все еще живы, но она уже полна легендами. И я вот читаю, надо сказать, оскорбительные отзывы о Третьей эмиграцией, которую все легко и просто называют ''колбасной эмиграцией''. Ясно, что мы все уехали за колбасой: и мы с вами, и Бродский, и Довлатов, и Барышников, и еще сотни и сотни людей, которые составили, в общем-то, цвет русской культуры. В 70-е годы, например, вся русская литература была за границей, во всяком случае, ее лучшие и самые интересные представители.
Соломон Волков: Александр Исаевич Солженицын, между прочим, проживал у нас, в штате Вермонт.
Александр Генис: Тоже колбасный эмигрант. Я думаю, что это связано с тем, что русский человек, когда он приезжает в Америку, первым делом просит отвести его на Брайтон Бич, потому что там он чувствует свое интеллектуальное превосходство над эмигрантами.
Каждый раз, когда меня просят привезти на Брайтон Бич, я говорю: ''Давайте пойдем в Метрополитен, давайте посмотрим замечательный концерт? Знаете, какие в Карнеги Холл концерты бывают?''. ''Нет, на Брайтон Бич. Там мы узнаем настоящую правду про эмиграцию''. Боюсь, что настоящей правды нет. Интересны мотивы, которые приводят эмигранты, которые сейчас уезжают из России. Мы с вами уезжали потому, что нам не давали в России работать. Я честно скажу, что если бы мне в России дали делать то, что я хотел, заниматься русской литературой, я бы никогда в жизни не уехал. Я точно знаю, что Довлатов, если бы его печатали, никогда в жизни бы не уехал. Я уверен, что Бродский, если бы его печатали, никогда бы в жизни не уехал, да он и не хотел уезжать. Я уж не говорю про Солженицына. То есть, на самом деле мотивы были очень простыми - нам не давали работать.
Соломон Волков: У меня та же ситуация - я не мог опубликовать записанных мною в Советском Союзе мемуаров Шостаковича. Я обещал Дмитрию Дмитриевичу, что я это сделаю, и единственная возможность это сделать было уехать на Запад и напечатать книгу там.
Александр Генис: А что же нынешние эмигранты?
Соломон Волков: Я думаю, что у них очень разнообразные мотивы, и нужно говорить с каждым человеком с отдельности и пытаться понять, что именно его привело на Запад.
Александр Генис: Я с вами согласен. Эмиграция - как брак. Каждый раз это абсолютно уникальная ситуация и говорить об этом нужно именно индивидуально. Но, конечно же - карьера, потому что люди хотят себя реализовать. Это самый могучий стимул, который только может быть - реализовать себя, как личность.
Соломон Волков: По социологическим данным, 50 процентов жителей России мечтают о том, чтобы покинуть страну. Причем две трети из них это люди моложе 35 лет, а 63 процента хотели бы, чтобы их дети учились и работали на Западе. Так вот, когда у них у всех спрашивают о том, почему так им хочется перебраться на Запад, то выясняется, что главная причина это то, что возможности для плодотворной работы в России, как они считают, исчезают, а административное давление возрастает. И они говорят о том, что подымается такая волна зависти снизу и усиливается прессинг сверху, и многие из них высказывают неуверенность в результатах выборов 2012 года.
Александр Генис: Это - временный фактор, а эмиграция - постоянный фактор в жизни России на долгие годы, как и в других странах. Но, знаете, в чем принципиальная разница? Мы с вами уезжали навсегда, и этот обрыв казался таким же решающим, как смерть - дорога только во дну сторону. Теперь ситуация другая. Очень большой процент эмигрантов, которые эмигрировали в Америку из других стран - из Италии, из Ирландии - к старости возвращаются на родину. И это процесс — прилив-отлив - мне кажется, станет постоянным в ближайшем будущем.
Соломон Волков: На самом деле все это свидетельствует о нормализации ситуации в России, Россия становиться частью глобального мирового сообщества, а русские становятся гражданами мира. Таким образом Россия входит в мировую семью народов.
(Музыка)
''Моя перестройка''
Александр Генис: Продолжая тему эмиграции, начатую в первой части нашей беседы, я хочу обсудить своеобразные плоды этой самой эмиграции, ее попытки объяснить себя Америке. Недавно в Нью-Йорке показывали любопытный фильм на эту тему - ''Моя перестройка''. Я предлагаю начать с него.
Соломон Волков: Фильм этот сняла молодая американская кинематографистка Робин Хессман, ей сейчас 38 лет, она снимала его шесть лет и уложилась, в итоге, в бюджет около 750 тысяч долларов. Должен сказать, что фильм получился очень профессиональный, симпатичный, обаятельный. Это нечастое явление, когда западные кинематографисты делают документальные фильмы о жизни в России, потому что они склонны фокусироваться на каких-то сенсационных аспектах, и тогда неизбежно получается что-то черно-белое.
Александр Генис: Вообще мучительно смотреть любые западные фильмы о России, потому что мы с вами всегда ловим клюкву. И я уже понял, что мы ее не ловим, мы на нее охотимся. И это, конечно, неблагодарная и неблагородная задача.
Соломон Волков: Здесь, должен сказать, клюквы нет совершенно. Ей в каком-то смысле повезло - она подружилась с семьей школьных учителей, муж и жена, интеллигентные люди, но главное в том, что она обнаружила в кладовке одного из них любительские кинофильмы, которые снимал его отец на протяжении многих лет. Он документировал жизнь своего сына, снимал в том числе школу, классные встречи, и так далее. Получился таким образом некий аналог известной английской документальной серии ''Up Series '', когда через каждые семь лет показывают, как прогрессирует та или иная жизнь. А здесь тоже получилось возможность сопоставить эти детские съемки с современной ситуацией. Эти двое, муж и жена, и их двое одноклассников - главная красавица класса и мальчик, который стал бизнесменом. Это тоже очень любопытный тип. Они все разговаривают очень свободно, очень красноречиво, и получается, что коммунизм им, конечно, не нравится, но то детство, через которое они прошли, брежневское детство, о нем они вспоминают с удовольствием и с определенной ностальгией, считают, что тогда жизнь была в каком-то смысле лучше - она была безмятежной, все было на месте, они еще не задумывались о том, что вокруг них много лжи, несправедливости. Жизнь была достаточно комфортабельная и уютная. А сейчас они поглядывают на это прошлое свое с сожалением. Потому что первая красавица сейчас работает менеджером - объезжает точки, в которых расставлены бильярдные столы и собирает денежки, которые эти бильярдные столы заработали. У нее машина, у нее дача, у нее московская квартира, мужа нет, есть ребенок, и она говорит: ''Я думала, что я средний класс со всеми этими причиндалами - машина, дача, квартира в Москве. А вдруг оказывается, что средним классом у нас считаются те люди, которые зарабатывают 2-4- тысячи долларов в месяц. Я столько не зарабатываю. По моим подсчетам, я только еле-еле над чертой бедности''. Она все это говорит со значительной горечью и откровенностью, и видно, что ей не очень по душе ее теперешняя роль.
Александр Генис: Самое странное, что подобные фильмы, книги, целый ряд произведений в Америке функционирует, цель которых - объяснить русских. Не тех русских, которые жили при Сталине, не тех русских, которые жили при Брежневе, а тех, которые живут сейчас.
Соломон Волков: Им 40 лет, это поклонение 40-летних.
Александр Генис: Это уже новые русские, которые совершенно непонятны Америке, потому что она не знает, как с ними иметь дело. И это действительно очень непросто, потому что у этих людей смешаны две идентичности - старая и новая. И они сами не могут разобраться.
Как мне сказала одна женщина: ''Посмотрите, что перестройка с нами сделала! Вы помните, 20 лет назад мы были все молодыми!''. Недавно я читал замечательную книгу Кислевского, который успел написать на эту тему тоже. И вот он сказал следующее (я приведу цитату, которая, как мне кажется, очень ярко описывает это феномен): ''В Польше, Болгарии, России люди нередко шутят в духе: ''Вернись, коммунизм''. Тогда сделать выбор было несложно. Известно, кто свой, а кто противник, кто друг, а кто враг. Было на кого свалить вину. Тот строй и тогдашние руководители были, несомненно, в чем-то виноваты. Причем их легко можно было опознать – по удостоверениям, по значкам, даже по цвету галстука. А теперь всё усложнилось''.
По-моему, очень глубокая и точная мысль, потому что раньше мы точно знали, кто плохой и кто хороший. Я в жизни своей не видел секретаря обкома, даже не представлял себе, как он выглядит, но я точно знал, что мы с ним не будем выпивать на кухне.
Теперь действительно непонятно, где проходит граница, даже между близкими людьми. Я стараюсь всегда очень осторожно высказываться по поводу российской политики, поскольку я никогда не знаю, на чьей стороне мой собеседник. Раньше, в советское время был уверен, что мы - единомышленники, и только Брежнев нас ссорит. Теперь я в этом уже так не уверен.
Соломон Волков: Персонажи фильма ''Моя перестройка'' довольно единодушно осуждают сегодняшние положение дел в России, но при этом, в общем, они признают, что ситуация гораздо лучше, чем она была в прошлом. Я должен сказать, что для меня первым признаком того, что ситуация сдвинулась довольно существенно является тот факт, что они согласились сниматься в том фильме, что они согласились говорить, что они не боятся, они высказывают откровенно свое мнение о существующем в России правительстве, они им недовольны и они, очевидно, не боятся того, что за эту критику, высказанную в американском фильме, с ними что-то произойдет.
Александр Генис: Да, уже забыли о том, что было раньше.
Соломон Волков: А дети вообще, по-моему, уже живут в совершенно другом мире.
Александр Генис: Причем этот мир, скорее всего, в интернете.
Выставка ''Остальгия'' в Нью-Йорке.
Сейчас в Нью-Йорке проходит еще одно, куда боле монументальное предприятие, призванное объяснить американцам то, что происходит в Восточной Европе. Это выставка, которая называется немецким соловом ''Остальгия''. Это слово впервые появилось в Германии и означает тоску по Восточной Германии, по ГДР. Эта выставка занимает пять этажей Нового Музея, который недавно открылся в Даун-Тауне Нью-Йорка - там есть и югославские экспонаты, и албанские, и венгерские, и какие угодно, это целый край. И все они объединены тем, что понять эту жизнь безумно трудно. Именно поэтому американцы, которые туда ходят, больше всего смотрят на фотографии, потому что фотографии это документ.
Соломон Волков: И на этих фотографиях изображёны вполне счастливые пары, иногда они в купальных костюмах. И корреспондент ''Нью-Йорк Таймс'', который описал выставку, подчеркивает, что это были те приватные моменты, когда можно было фотографировать людей в купальниках для себя, а сейчас эти приватные фотографии раскрывают тот мир, по которому и ностальгируют обитатели Восточной Европы и России.
Александр Генис: Соломон, я бы сказал, что нигде так ярко не проявляется ностальгия по советской жизни, как в музыке. Чем это объясняется: достоинствами музыкальной жизни тех времен или недостаточной музыкальной культурой постсоветской эпохи?
Соломон Волков: Ведь поп-культура, массовая культура того времени в Советском Союзе регулировалась сверху и направлялась только по определенному количеству каналов. Их было немного - пара телевизионных каналов, несколько газет и несколько журналов, которые можно было читать, остальные не читали, ограниченное число книг. Поэтому все, что выходило, все, что в эти каналы попадало, становилось немедленно достоянием всей страны и становилось общим достоянием. То есть это становилось тем паролем, которым люди обменивались между собой.
Александр Генис: Между прочим, это происходило и с литературой. Вы помните, что всегда существовал очень узкий набор писателей, которых читали все. Причем это не обязательно были советские писатели, это мог быть Генрих Бёлль, Хэмингуэй, Сэлинджер или Кобо Абэ - вся страна считала одних писателей. Теперь этого уже нет, но раньше культура была одна на всех.
Соломон Волков: То же самое происходило и в массовой музыке, и одним из самых популярных композиторов той эпохи был Давид Тухманов, который, в частности, написал чрезвычайно примечательную песню ''Мой адрес не дом и не улица, мой адрес - Советский Союз'', которая и остается одним из главных ностальгических символов того времени. С чисто музыкальной точки зрения, это совсем не плохая песня, такие песни пишутся и сейчас, но поскольку эта песня раздавалась тогда повсюду, по всем каналам основным и стала всеобщим достоянием, она воспринимается сейчас как некий знак того времени. Итак, песня ''Мой адрес - Советский Союз'' звучит в исполнении автора Давида Тухманова, редкая запись.
(Музыка)