Александр Генис: До ''Оскара'' осталось меньше двух недель. О двух лидерах этой гонки, фильмах ''Хранитель времени'' и ''Артист'', мы рассказывали в двух предыдущих выпусках ''Американского часа''. Сегодня мы поговорим о другом кандидате, которому все прочат победу в категории ''Лучший зарубежный фильм''. У микрофона - ведущий нашего ''Кинообозрения'' Андрей Загданский.
Андрей Загданский: Иранский фильм
''Развод Надера и Симин'' (автор сценария и режиссер Асгар Фархади) номинирован сразу на два ''Оскара'' — за лучший иностранный фильм и за лучший сценарий. У меня такое предчувствие, что один ''Оскар'', как минимум, фильму гарантирован. Это семейная судебная драма, которая заставляет нас задуматься об относительности многих моральных запретов и, в частности, запрета ''не лги'' или ''не лжесвидетельствуй''. Для героев фильма, представляющих сразу несколько иранских семей, живущих в Тегеране, запрет это абсолютный моральный и религиозный императив, нарушение которого может иметь страшные последствия для каждого в отдельности и для всех членов семьи. И, вместе с тем, на протяжении фильма все они лгут, как минимум, один раз или соглашаются на лож или, что еще хуже - заставляют близкого человека солгать на Коране. И не потому, что они плохие люди или плохие мусульмане, а потому, что они просто люди, потому что есть абсолютные запреты, но нет абсолютных истин, и очень часто вопросы истины и истиной морали лежат в области серой, между черным и белым. Фильм начинается со сцены в суде. Пара Надер и Симин пришли разводиться. Она хочет уехать заграницу из Ирана, он — нет, у него пожилой отец, которого он не может и не хочет оставить. У них дочь, ей 11 лет. С кем останется ребенок - это обычный острый вопрос разводящейся пары. Судья пока не дает Надеру и Симин развод, но это только пока. И пока они находятся в таком подвешенном, промежуточном состоянии, Симин собирает вещи и уходит к своим родителям. Этот разрыв, это изменение баланса семьи вызывает целый каскад событий, которые несут самые драматические последствия и для семьи Надера, и для тех, кого судьба сталкивает с ними. Но, не надо торопиться, не стоит думать, что автор осуждает развод как таковой - он изучает людей и изучает сложность моральных решений. Неоднократно, когда один из персонажей фильма оказывается перед сложным, мучительным моральным выбором, ответственность переходит на другого. Это круговое движение вины или, точнее, моральной дилеммы, делает фильм не только по-настоящему напряженным и захватывающим, но и увлекательной интеллектуальной игрой и после фильма - почему она сказала это, почему он сделал это, почему они решили так и так? Конечно же, для нас, так мало знающих об Иране, фильм обладает огромным этнографическим интересом — обычаи, детали быта, религиозные нормы. Надер нанимает женщину ухаживать за отцом после ухода своей жены. Женщина, вместе с маленькой дочкой лет шести-семи, приходит в первый день на работу в дом и видит, что пожилого человека, который страдает Альцгеймером, нужно переодеть - старик испачкал пижамные брюки. Как быть? Она этого делать не может, но и оставлять пожилого человека в таком виде ей тоже совесть не велит. И тогда она звонит, как мы понимаем, по ''горячей линии'' с религиозным вопросом: ''Мне нужно переодеть пожилого мужчину, я не могу его оставить в таком виде. Как мне быть? Имею ли я право это сделать?''. Из разговора мы понимаем, что эксперт по толкованию исламской морали разрешает переодеть несчастного старика, и когда женщина ведет старика в ванную, дочь лет шести-семи смотрит на маму и говорит: ''Я не скажу папе''. ''Мой ангел!'', - говорит женщина дочери, но обе - и мать, и дочь - уже совершили грех, уже солгали. В чем-то мне фильм напомнил ''Декалог'' Кислевского. Там - десять заповедей христианства и десять новелл, которые приглашали зрителя самостоятельно думать о рамках христианской морали и предложенного им на экране человеческого опыта. Здесь - строгие запреты ислама в исламской республике и тоже живой человеческий опыт, который невозможно уложить в строгие религиозные нормы. В фильме есть эпизод, когда Надер приводит своего больного старика к врачу, чтобы врач подтвердил, что у старика синяки, что он упал из-за недобросовестного отношения сиделки. Это заключение необходимо Надеру для судебного дела. Сиделка судит Надера и он стремится доказать во встречном иске ее вину, ее пренебрежение своими обязанностями. Врач говорит: ''Разденьте отца, я должен посмотреть его''. Надер начинает медленно расстегивать рубашку, смотрит на своего больного несчастного старика-отца, а потом останавливается, застегивает рубашку и говорит, что он уходит. И в эту минуту я понял, что фильм получит ''Оскара''. Почему? Потому что в это мгновение мы понимаем, что Надер решает, что его правота не стоит еще одного унижения отца, который не может сам снять свою рубаху, и не стоит унижения его, сына, который должен эту рубаху снять с пожилого слабоумного отца. Потому что есть правота (а мы, зрители, знаем, что старик упал по вине сиделки, мы видели это) и есть другая правота, иная правота - и вот это пространство мысли, догадки, проникновения в чужое сознание, которое возникает в это самое мгновение на экране и в зале, а таких мгновений в фильме много, называется искусство или человековедение и стоит куда больше, чем трехмерный ''Хранитель времени'' Скорсезе или блестящий стилизованный ''Артист''.
Александр Генис: Андрей, этот фильм получил признание у критиков, причем во всем мире - трех ''Медведей'' на Берлинском фестивале, ''Золотой глобус'' в Америке. Все критики в восторге от этой картины. Интересно, почему? Зара Абдуллаева, российский кинокритик, которую я немножко знаю, написала, что если фильмы 90-х годов, которые завоевали внимание критиков для иранского кино, сперва были фильмами либо медитативными, либо экзотическими, то эта картина универсальна и драматургия ее понятна абсолютно всем, она не нуждается в особых объяснениях.
Андрей Загданский: Конечно, я не случайно сравнил этот фильм с картиной Кислевского. Фильм абсолютно универсален. Опять же, есть этнографические, религиозные, культурные различия, которые тоже очень интересны, но послание фильма абсолютно универсально. Фильм рассказан на понятном всем общечеловеческом языке.
Александр Генис: Мы ведем эту беседу в канун оскаровской церемонии, фильм, о котором мы говорим - главный претендент на ''Оскара'' за иностранный фильм. Эта категория - падчерица в оскаровской церемонии, в оскаровских соревнованиях. Как так получилось, что ни один из больших русских режиссеров никогда не получал ''Оскара'' - ни Сокуров, ни Герман, ни Тарковский? Кого любит ''Оскар'', когда он дает премию за заграничные фильмы?
Андрей Загданский: Начнем с того, что Американская академия решает, какой фильм попадает в номинацию и, в конечном итоге, какой фильм получает ''Оскара'', на основании решений национальных академий. То есть картина должна считаться внутри профессионального круга той или ной страны - России или Ирана - лучшим фильмом года. Как мы знаем, в прошлом году Российская киноакадемия решила, что лучший фильм года это фильм Михалкова ''Цитадель''. Я не могу себе представить, чтобы в советские времена Союз кинематографистов решил, что лучший фильм года это фильм Андрея Тарковского ''Зеркало'' или, скажем, ''Андрей Рублев''. Поэтому все возвращается к национальным академиям - они решают, в конечном итоге, какая картина представляет страну в Америке, а здесь уже решают очень часто на основании тех или иных политических конъюнктур. Среди американских кинематографистов и знатоков оскаровской церемонии бытует мнение, что ''Оскар'' за документальный фильм или ''Оскар'' за лучший иностранный фильм это очень часто политические решения в силу тех или иных обстоятельств, отношений, важности того или иного политического вопроса.
Александр Генис: Если так рассуждать, нынешняя политическая ситуация за иранский фильм или против него?
Андрей Загданский: Нынешняя политическая ситуация однозначно за фильм иранский, и если я поспорю с вами на доллар, что он получит ''Оскара'' за лучший иностранный фильм - это не очень большой риск. Но мне кажется, гораздо интереснее следить, получит ли фильм ''Оскара'' за лучший сценарий, ведь в этой категории он конкурирует с американскими широкопрокатными картинами, включая Вуди Алена, который в этом году явно любимец и народа, и критики.
