Александр Генис: Наш ''Американский'' час завершит радиоочерк Владимира Морозова из его авторского цикла ''Необыкновенные американцы''. Сегодня мы познакомимся с раввином по имени Боаз Мармон.
Владимир Морозов: Как и договаривались, я заехал за друзьями в их синагогу к 12-и. Служба уже закончилась и народ закусывал. Красная рыба, куча сыров и салатов, разные пирожки, хала. А во главе стола – напитки. Не только обычное у евреев сладкое винцо ''Манушевич'', но два сорта виски и 60-градусная сливовица. Где справедливость, - спросил я раввина, - у меня в церкви даже во время причастия дают не вино, а виноградный сок, а у вас тут богатая выпивка?
Раввин Боаз Мармон: Люди любят виски. Кроме того, у нас в ритуал входит благословение вина. Конечно, вы правы, вина, а не виски. Но что поделать, многие тут у нас – дети выходцев из России и Польши. Они говорят, что вино для них слабовато.
Владимир Морозов: Раввин Боаз Мармон признался мне, что любит выпить рюмку виски и сам, но вечером и когда не за рулем. Видимо, богатая у вас синагога, если так щедро угощаете, спросил я.
Раввин Боаз Мармон: С чего вы взяли, что мы богаты! Это небольшая община. В синагоге всего около 100 человек. На службу собирается меньше половины, а наш зал на втором этаже мог бы вместить и 300 человек. Когда-то в нашей консервативной синагоге было гораздо больше народу. Имелась своя религиозная школа, а у реформистской синагоги - своя. Но теперь мы вынуждены объединиться, и в школе всего 35 детей.
Владимир Морозов: Раввину 37. А его прихожане – люди, в основном, за 60 и за 70 лет. Их дети и внуки поразъехались туда, где можно найти работу. Это нелегко сделать - в небольшом городке Гленн-Фоллз на севере штата Нью-Йорк население меньше 15 тысяч. А как дела у конкурентов в реформистской синагоге?
На улице Бэй консервативная синагога (справа) и методистская церковь устроились рядом
Раввин Боаз Мармон: Такой же небольшой приход. Что будет через 30 лет, когда мне стукнет 67? Тогда нашей синагоги скорее всего уже не будет. Совет сейчас думает про объединение или с реформистской или с какой-либо синагогой в ближайшем городке. Община сокращается. И скоро у нее нечем будет платить раввину.Владимир Морозов: Интересно, а сколько вам платят?
Раввин Боаз Мармон: Я студент и еще не закончил свое религиозное образование, поэтому получаю немного - 36 тысяч долларов в год. Половина этой суммы идет на оплату моего обучения. Плюс синагога платит за квартиру, которую я снимаю.
Владимир Морозов: Учиться раввин ездит за 300 километров в Нью-Йорк.
Раввин Боаз Мармон: У меня ''Kia Rio'' 2003 года выпуска. На спидометре уже 120 тысяч километров. Она меня еще возит, но уже показывает характер.
Владимир Морозов: Боаз Мармон стал раввином недавно. До этого выучился на компьютерщика, 5 лет служил в американской армии. В каких войсках?
Раввин Боаз Мармон: В военной разведке, я попал туда случайно. При наборе в армию проводят тесты, чтобы определить, к чему ты больше пригоден. Когда компьютер выдал результаты, получилось, что я лучше подойду для работы или механиком или в разведке. В механики я не захотел. Послали к разведчикам. Там провели еще один тест и определили, что у меня способности к изучению языков. А я и не знал, в школе учился спустя рукава. Направили меня в языковое училище и предложили на выбор арабский, русский или китайский. Я выбрал арабский.
Владимир Морозов: Военная разведка? Тогда между нами шпионами, расскажите что-нибудь, выдайте мне пару военных секретов. Чем вы занимались в разведке?
Раввин Боаз Мармон: Я занимался расшифровкой радиосигналов, радиопереговоров... Потом по этим данным можно вычислить, какие части иностранной армии где находятся, понять, на каких частотах кто говорит, какое это подразделение, кто там командир.
Владимир Морозов: Ну, и как разведчику, удалось ли вам предотвратить или спровоцировать пару военных конфликтов?
Раввин Боаз Мармон: Нет. Я был в армии после первой войны в Персидском заливе и до второй войны с Ираком. Большая часть моей работы связана с Балканами. Мы следили за соблюдением Дейтонских соглашений о прекращении огня в Боснии. Сербы должны были сообщать нам о передвижении своих войск, и наша служба разведки проверяла точность этой информации. Если что не так, шел запрос. Вот этим мы в основном и занимались.
Владимир Морозов: Боаз, вы, конечно, слышали, что в конце 80-х годов прошлого века ваш коллега, сотрудник разведки, американский еврей Джонатан Поллард получил пожизненное тюремное заключение за передачу военных секретов Израилю. Как вы относитесь к делу Полларда?
Раввин Боаз Мармон: Я думаю, он получил тюремный срок по заслугам. Но сейчас, если не ошибаюсь, он отсидел уже почти 26 лет. То есть больше, чем любой другой шпион, осужденный в Америке. Я считаю, Полларда пора отпустить. Он передал секреты дружественной стране, которая никогда не использует их против Америки. Повторяю, он наказан по заслугам, но сейчас многие люди добиваются его освобождения. Среди них бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси. Он говорит, что Полларда пора отпустить просто из гуманитарных соображений, потому что он серьезно болен.
Владимир Морозов: Но вернемся к делам вашей синагоги. Скажите, почему у вас служба на иврите? Ведь это может оттолкнуть молодых людей, которые этого языка не знают?
Раввин Боаз Мармон: Да, это дополнительная трудность не только для молодых, а и для многих пожилых. Но в наших молитвенниках есть перевод на английский. Служба на иврите, наверное, может кого-то и оттолкнуть. С другой стороны, молитва на иврите имеет особое значение, ведь в ней наша связь с нашими предками. Это, так сказать, духовный аспект. А теперь - эстетический. Вы знаете, что не так уж много опер исполняются в Америке на английском языке. Обычно на итальянском, бывают на французском, на русском. Но для англоязычного слушателя это добавляет некоторую таинственность и дополнительное очарование. И потом, слушатель, как правило, знает содержание оперы и может освежить его в памяти, заглянув в программку.
Владимир Морозов: Тут я вспомнил и рассказал раввину, что читаю ''Отче Наш'' не на русском, а на старославянском. По-русски молитва звучит для меня как-то суховато. А на старославянском... мне помнится или просто представляется, что на языке предков читала молитву и моя бабушка.
Скажите, Боаз, а как вы стали раввином?
Раввин Боаз Мармон: Меня интересует иудаизм. И с детства родня убеждала меня стать раввином, мол, я так много знаю. Но большой моей заслуги в этом нет, потому что отец был раввином. Его друзья приходили в гости, и я с детских лет слушал их застольные разговоры и споры, нахватался от них разного. По сравнению с ними мои знания равны нулю.
Владимир Морозов: Но ваша первая гражданская профессия – компьютеры...
Раввин Боаз Мармон: Я не нашел работы по моей этой специальности и просто не знал, чем заняться. На добровольных началах учил детей в религиозной школе, готовил их к бармитцве. Потом 2 года был за директора. И как-то мне пришло в голову: чудак, ведь ты бесплатно делаешь то, за что тебе могли бы платить! И я пошел учиться на раввина. Работа по мне. Постоянно тебя кто-то о чем-то спрашивает, а я люблю объяснять. Есть и нелегкие обязанности. У нас в общине много стариков, и часто приходится вести похоронную службу. Нередко мне звонят среди ночи из больницы и сообщают о чьей-то смерти. Надо ехать и позаботиться о родственниках умершего, облегчить их скорбь. Да, это хлопотное дело, но ты чувствуешь, что помогаешь людям.