Марьяна Торочешникова: Вновь возвращаемся к ситуации, сложившейся в некоторых российских исправительных учреждениях, которые превратились по сути в пыточные лагеря. Речь сегодня пойдет о ситуации в башкирской колонии номер 4, где, по версии правозащитников, надзиратели совершили убийство заключенного.
Информацию об этом распространила член общественной наблюдательной комиссии по Башкирии Альмира Жукова, сегодня она в студии Радио Свобода. С нами также мать заключенного Сергея Лосько, скончавшегося от побоев в колонии номер 4, Татьяна Шевцова. С нами также – член тульской общественной наблюдательной комиссии Михаил Сенкевич, который курирует эту историю на сайте «ГУЛАГу.нет», и руководитель проекта «ГУЛАГу.нет» Владимир Осечкин.
Почему тюремщики забивают заключенных до смерти, а следственные органы отказываются возбуждать уголовные дела, мы попытаемся поговорить в сегодняшней программе. Альмира, вы в начале июля рассказали о том, что творится в башкирской колонии номер 4. Что там такое было?
Альмира Жукова: 17 июля от адвоката мне стало известно, что в колонии номер 4 произошло массовое избиение. Я тут же поехала к прокурору по надзору по республике Башкортостан Зуеву и поставила его в известность, что есть такой сигнал о том, что произошло там. Я пригласила его поехать с проверкой. Я предупредила ГУФСИН, что мы выезжаем, однако прокурор по надзору почему-то не захотел с нами ехать, сказав, что пошлет туда надзирающих прокуроров, которые в этой ситуации разберутся. В пятницу мы встретились с осужденными, которые находились в следственном изоляторе, - Затенайко, Веревочников, Сулейманов. Осужденный Затенайко сказал, что 10-го числа он обратился с заявлением о возбуждении уголовного дела в отношении начальника ИК-4 и также написал исковое заявление, оценив иск в миллион рублей, о неоказании медицинской помощи.
Марьяна Торочешникова: То есть, находясь в колонии, он решил судиться с администрацией этой колонии.
Альмира Жукова: Да. Этот осужденный вообще отличается тем, что отстаивает свои права обращением в государственные органы. Он уже давно находится в штрафном изоляторе. 10-го у него отказались принять эти заявления, а 11-го его вывели якобы на обыск, завели в комнату, где нет видеокамер, и жестоко избили. Я видела эти телесные повреждения – на ягодицах была порвана кожа, ноги от копчика до конца икр были синие. К сожалению, даже несмотря на то, что есть приказ ФСИНа, обязывающий позволять нам проносить фотоаппараты, мне было запрещено, что я и указала в журнале проверки.
Марьяна Торочешникова: Как вам стало известно о гибели Сергей Лосько?
Альмира Жукова: Абсолютно случайно. Там нас встретил человек, который сказал, что вчера вынесли на носилках труп. Я сразу же, еще до проверки, задала вопрос начальнику исправительной колонии: кто умер? На что он, растерявшись, озвучил эту фамилию. И до того, как зайти в колонию, я спросила, от чего он умер. Урманцеву и мне, членам ОНК, был ответ: от сердечной недостаточности.
Марьяна Торочешникова: Татьяна Александровна, вам как раз сказали, что сын умер от сердечной недостаточности, внезапно. Вы поверили этой версии? Ему ведь совсем немного оставалось сидеть...
Татьяна Шевцова: Да. Он сидел за кражу и должен был выйти в конце ноября. Мой сын никогда не жаловался на сердце. Когда я получила телеграмму утром и позвонила в колонию, я с трудом дозвонилась до начальника и спросила: что с моим сыном? Он мне ответил, что гипертонический криз, вскрытие сделали, остановка сердца. И сказал: не приезжайте пока, потому что следователь не закончил дело, и когда будут готовы документы, мы вас позвоним, и вы вылетите. Я не послушала его. То, что я увидела в морге...
Марьяна Торочешникова: Что вы увидели в колонии?
Татьяна Шевцова: Мы зашли на прием к начальнику, и я сразу его спросила: кто убил моего сына? Я не поверила версии с сердцем, потому что мне уже позвонили и сказали: вашего сына убили. И когда я стала разговаривать с начальником, он опять мне сказал, что остановка сердца и гипертонический криз, и есть заключение медицинской экспертизы. Когда я увидела своего сына, там был просто кусок отбивного мяса (плачет). Перебиты все ребра, сломана грудная клетка. Пальцы – просто кожа, там все разбито... Они не хотели, чтобы я приехала. Мне рассказали, что всю ночь, когда его избили и бросили в камере, все было в крови, ноги у него отказали, он звал: «Мама, приди! У меня отказали ноги», всю ночь он меня звал. Это мне рассказали осужденные. Вся постель была в крови. Постель, говорят, сразу убрали и спрятали, сожгли.
Марьяна Торочешникова: Альмира, насколько я знаю, вы были в камерах, где избивали заключенных, и они от отчаяния вскрыли себе вены, и там был все залито кровью, и это даже не пытались скрывать сотрудники колонии.
Альмира Жукова: Они просто не могли этого скрыть. Мы не знали, что вскрыли вены. Мы осмотрели всех, кому были нанесены телесные повреждения, и случайно один из осужденных нам пояснил, что в одиночных камерах произошел акт суицида, то есть вскрыли вены. Мы уже собирались уходить из ШИЗО, но когда мы узнали, мы зашли, и я увидела, что все камеры были залиты кровью.
Марьяна Торочешникова: Что вам говорило начальство колонии?
Альмира Жукова: Они со мной не очень любит разговаривать. С нами был зам начальница ГУФСИНа, и когда я ему сказала: что это такое? – он говорит: ну, они что хотят, то пусть и делают, это их право. То есть реакция была нулевая.
Марьяна Торочешникова: Татьяна Александровна, а после того, как вы увидели тело сына в морге, вы наверняка пошли к руководству колонии. Или вы сразу решили идти в следственные органы и ставить вопрос о возбуждении уголовного дела?
Татьяна Шевцова: Когда я с ним разговаривала, я поняла, что с этим человеком разговаривать бесполезно – с начальником колонии Андреем Анатольевичем Муравчуком. И когда меня оттуда вывели, я не помню как, мы уже не возвращались в колонию. Он на меня повышал голос, когда я приехала, он на меня стал кричать. Никто передо мной не извинился, никто мне ничего не объяснил. Он просто опустил глаза, как будто меня нет, и делал вид, что что-то пишет. Но мне все время помогали здесь люди, совершенно чужие, правозащитники. Нас встретили ночью, привезли домой к Альмире Жуковой, она помогла. Она все делала, она поехала с нами в колонию.
Марьяна Торочешникова: Альмира, вы попытались что-то предпринять, чтобы привлечь к ответственности тех, кто это сделал.
Альмира Жукова: Когда я все это увидела, и когда мне начальник колонии сказал, что Лосько сирота, что у него нет родственников, я спросила: что вы делаете в таких случаях? Он говорит: у нас есть место захоронения. Я поняла, что труп хотят спрятать. Я тут же поехала и написала от своего имени два заявления по возбуждению уголовного дела, одно – в отношении избитых, и второе – по факту смерти в отношении неизвестного лица. Я просила провести экспертизы и не хоронить ни в коем случае труп. Я считаю, что таким образом нам удалось сделать так, чтобы труп был не захоронен. Иначе был его похоронили, а эксгумация – это сложный процесс.
Марьяна Торочешникова: А дело уголовное возбудили?
Альмира Жукова: Нет. И никто не проводил никаких экспертиз по телесным повреждениям. И все ссылаются на то, что прокурор Зуев сделал вывод о том, что специальные средства применены законно.
Марьяна Торочешникова: Здесь можно вспомнить историю Виталий Бунтова, которого пытали, и его жена была здесь в студии и рассказывала просто чудовищные вещи. Михаил, насколько сложно доказывать, что это было издевательство над заключенным, а не меры реагирования на его агрессивное поведение, и к нему применялись спецсрества?
Михаил Сенкевич: Нападение на сотрудников происходит очень редко. Может быть какой-то грубый ответ. А избиения они всегда оправдать смогут. Доказать непросто, но можно. Нужны свидетели, но, как правило, свидетели запуганы, люди даже шепотом боятся что-то сказать.
Марьяна Торочешникова: Правильно ли я понимаю, что избиения – это повседневная практика в колониях?
Владимир Осечкин: Нужно понимать, что избиения – не просто необоснованный факт агрессии со стороны какого-то сотрудника к какому-то конкретному заключенному, а на сегодняшний день так сложилась система, что избиения и пытки стали системным решением проблемы, а именно – таким образом администрация учреждений подавляет волю заключенных, подавляет их волю на обжалование незаконных действий администрации, и фактически это система по лишению прав осужденных обжаловать и защищать свои законные права. Ситуация очень драматичные на сегодняшний день в пенитенциарной системе, но то, что сделали Михаил Васильевич Сенкевич и Альмира Рашидовна Жукова, я считаю, эти героические поступки, когда они, вопреки указаниям вышестоящих лиц из Общественной палаты, начали придавать гласности факты... Ведь они не утверждают, что было преступление, и не обвиняют, этим занимается Следственный комитет, прокуратура, а приговоры выносят суды, но члены общественной наблюдательной комиссии – это глаза и уши общественности в пенитенциарной системе. И эти наши герои посещают учреждения, фиксируют факты нарушения прав заключенных, чудовищные преступления, и они об этом говорят.
Марьяна Торочешникова: Вот у нас есть конкретные истории, но никакой реакции нет!
Владимир Осечкин: Следственный комитет ведет доследственную проверку и по заявлениям Альмиры Жуковой, и по моим заявлениям, и более 100 блогеров «ГУЛАГу.нет» написали открытое заявление через интернет-приемные в ФСБ, Следственные комитет России, в Генеральную прокуратуру. После того, как был очевиден сговор председателя общественной наблюдательной комиссии Башкирии с прокурором и руководителем ГУФСИН по Башкирии, когда в СМИ председатель общественной наблюдательной комиссии, правозащитной организации заявляет открыто, что у правозащитников есть одна версия, а мы – прокурор, начальник ГУФСИН и председатель ОНК – придерживаемся другой... То есть он противопоставил себя правозащитникам, что является грубейшим нарушением принятого недавно кодекса этики членов ОНК. Стало просто очевидно, что в отношении Жуковой планируются репрессии, и как нам стало известно, ей угрожали при свидетелях, угрожали фальсификацией уголовного дела и тем, что ее исключат из ОНК и лишат возможности дальше придавать огласке все факты нарушения прав. Конечно, это вопиющая история, и я обратился с открытым письмом и к руководителям региона, и к президенту Российской Федерации. И слава богу, что реакция была, дело взято под контроль центральными аппаратами Следственного комитета и ФСИН, на контроле это держит директор ФСИН, знает об этой ситуации губернатор Тульской области Груздев, вызвался помочь матери убитого Сергей Лосько материально. Я знаю, что власть будет реагировать.
Марьяна Торочешникова: Удивительно, что первые лица государства не заявляют открыто о своем отношении к тому, что происходит в местах лишения свободы, поскольку новости сейчас со всех сторон. Татьяна Александровна, а вы надеетесь на вмешательство властей?
Татьяна Шевцова: Надеюсь, и я буду писать президенту о возбуждении уголовного дела, чтобы хоть кого-то из этих зверей посадили. Моего сына убили, убили зверски, и надо спасти хотя бы тех сыновей, которые там еще остались! У них тоже есть ведь матери!
Марьяна Торочешникова: Михаил, каким образом можно эту систему сломать?
Михаил Сенкевич: Нужна политическая воля.
Марьяна Торочешникова: Но есть и вменяемые начальники колоний...
Михаил Сенкевич: Есть. Не так давно по Тульская области была ситуация, когда в колонии били, блогеры взяли под контроль, несколько резонансных дел там было – и перестали бить. Их страхом спасать надо, как в Библии написано. Несколько посадок, конкретных дел, и пускай сидят за совершенные преступления!
Марьяна Торочешникова: То есть нужно демонстративно сажать тех, кто это делает?
Михаил Сенкевич: Да. Они совершают преступления, прикрывшись погонами и удостоверениями. Еще когда Медведев был президентом, он сказал, что это будет являться, по его мнению, отягчающим обстоятельством, если человек совершает преступление при должности.
Марьяна Торочешникова: Альмира, за все время, что вы работаете членом ОНК, часто ли вам становилось известно о том, чтобы привлекли к ответственности сотрудников?
Альмира Жукова: К сожалению, не часто. О том, что избивают, мне было известно часто, но доказать было трудно. И в этой ситуации, когда уже практически можно было все это сделать, я встретила нежелание системы это фиксировать. Очень трудно!
Марьяна Торочешникова: Евгений Николаевич из Москвы дозвонился до нас. Пожалуйста.
Слушатель: Получается, что американцы правы в этой истории с Магнитским. Я возмущен тем, что я слышу! Это настоящее гестапо! Наверное, для высокопоставленных заключенных существуют свои колонии, где над ними не издеваются. Я считаю, что в списке Магнитского должна присутствовать наша власть.
Марьяна Торочешникова: Барак Обама заблокировал продвижение этого законопроекта, так называемый «список Магнитского». Обаму критикуют и говорят, что он поддался влиянию политической конъюнктуры, но будем смотреть, как будет развиваться ситуация. Что касается колоний для высокопоставленных граждан, их нет. Есть спецколонии для тех, кто раньше работал в органах внутренних дел, во ФСИН, в милиции, в прокуратуре. Если бы это отменили, вероятно, по-другому начали бы себя тюремщики вести. Из Мордовии Николай пишет: «Чтобы не убивали заключенных, нужно везде установить видеокамеры». Насколько я понимаю, это не работает.
Альмира Жукова: Да, вы знаете, я уже неоднократно обращалась в наш ГУФСИН, написала тогда еще директору ФСИН Реймеру о том, что в каждой камере есть видеонаблюдение. Я получаю один ответ: законом не предусмотрено. И в 4-ой колонии есть камеры. И я начальнику ИК-4 сказала: предоставьте видео, что заключенные набросились. Даже ведь характер телесных повреждений говорит о том, что люди лежали на животе, и их избивали, у них спины синие от копчика до ступней. Люди лежали, и их били. О каком сопротивлении можно тут говорить? Заключенных просто выводили туда, где нет камер. Единственная комната, где нет камер, там это происходило, со слов осужденных.
Марьяна Торочешникова: Геннадий Сергеевич из Смоленской области, пожалуйста.
Слушатель: Все, что вы говорите, истинная правда. В колониях, в силовых структурах работают психически неуравновешенные люди. Мы и на свободе видели эту жестокость, как месили людей на Болотной площади. Это фашизм!
Марьяна Торочешникова: А сложившаяся система может измениться, если сменится в стране власть? Вот если вместо Реймера придет...
Владимир Осечкин: Месяц назад уже был назначен новый директор, это уже Александр Геннадьевич Корнеенко, бывший глава фельдъегерской службы. По поводу всей системы, наш проект называется «ГУЛАГу.нет», потому что мы реально понимаем, что до сих пор у нас в России унаследован этот рудимент – ГУЛАГ. Потому что эта система лагерей, тюрем, она строилась в 20-30-е годы прошлого столетия. У нас есть стратегический вариант изменений. Мы предлагаем власти разделить ГУЛАГ на четыре составляющие части. ФСИН мы хотим оставить только охрану периметра территорий и этапирование заключенных, где действительно нужна охрана, нужны погоны, нужно оружие. Медицину нужно вывести из подчинения ФСИН и сделать гражданской. Психологи, воспитатели тоже не должны быть в погонах. Сегодня во многих колониях висит лозунг: «Каждый сотрудник – воспитатель». Но не может быть воспитателем человек, у которого собака на привязи, а в руках резиновая дубинка. Это не метод перевоспитания, это метод взращивания криминалитета и озлобления граждан. Поэтому необходимо и психологов, и службу воспитателей выводить и делать абсолютно отдельным управлением, гражданским. Что касается промышленных зон, сегодняшняя ситуация не лучше, в большинстве колоний средняя зарплата, которая остается заключенному, не превышает 200-300 рублей. А где-то к нам обращаются заключенные со справками о средней зарплате – 2-3 рубля в месяц. Необходимо промышленные зоны отдать предпринимателям на тендерной, прозрачной основе, чтобы туда пришел ответственный бизнес, способный обеспечить заключенных и достойной работой, и достойной зарплатой.
Марьяна Торочешникова: Не говоря уже о том, что, когда людей изолируют от общества, государство должно еще и восстановить права потерпевших. Очень часто потерпевшие заявляют гражданские иски, и ощущение, что у государства нет никакой заинтересованности восстанавливать права потерпевших.
Владимир Осечкин: Если промышленные зоны будут загружены нормальным производством, если предприниматели заинтересуются, а ведь ФСИН располагает огромным ресурсом территорий, коммуникаций, площадей, а также самими работниками...
Марьяна Торочешникова: Как бы это не превратилось в рабов...
Владимир Осечкин: Пенитенциарная системе не может быть открытой, но система должна стать прозрачной. Для этого необходимо развивать общественный контроль, и то, что делают правозащитники и честные наблюдатели, это именно то, что поможет системе стать гуманнее. И нужно понимать, что нужно Федеральной службе исполнения наказаний, сотрудникам, прокурорам понять, что система изменилась уже сегодня. То, что мы с вами обсуждаем это, что Сенкевич и Жукова придают гласности, это уже первый шаг, и обратно они никогда не смогут вернуться. Как бы ни хотели этого генералы УФСИН, прокурор Зуев, система изменилась, и она будет дальше меняться, потому что таких людей, как Сенкевич и Жукова, их поддерживают сотни тысяч блогеров в социальных сетях, и мы уже не сможем замалчивать факты. По нашей статистике, в России сидит порядка 800 тысяч человек единовременно, а за последние 10 лет через эту систему прошли более 5 миллионов человек, и у каждого из них есть родственники, и это порядка 20-30 миллионов человек. Сейчас гражданское общество в социальных сетях четко ответило: бить людей нельзя! Это мнение десятков тысяч блогеров, которые возмущены тем, что происходит в пенитенциарной системе. Сейчас перед властью стоит задача: как сделать систему в кратчайшие сроки гуманнее.
Марьяна Торочешникова: Валентина Александровна из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Искренне выражаю соболезнования мамочке, которая потеряла сына! Они уничтожают наших детей и наше будущее!
Марьяна Торочешникова: Марина Николаевна из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Мне кажется, вы на середине вопроса обращаете внимание. У нас половина сидит невиновных, и начинать менять систему нужно с того, чтобы не сажали невиновных!
Владимир Осечкин: Это очень важно! Мы буквально неделю назад запустили «горячую линию» «ГУЛАГу.нет» - 8 (800) 555-24-25. Звонки из любых регионов бесплатно. И мы создаем службу бесплатной правовой помощи, и «ГУЛАГу.нет» будет заниматься не только тем, чтобы остановить пытки и насилие, но, безусловно, это очень важный момент по неправосудным решениям. По статистике – более 99 процентов обвинительных приговоров – мы все прекрасно понимаем, что десятки тысяч людей на сегодняшний день в пенитенциарной системе находятся совершенно необоснованно и незаконно. И это огромный конфликт всего общества. Мы все знаем слова «коррупция», «заказные дела», но люди сидят. Необходимо реформировать судебную систему, ставить суды тоже под гражданский контроль.
Михаил Сенкевич: Уже и Путин говорил об этом, я три дня назад читал.
Марьяна Торочешникова: Хорошо бы, это воплотили. И еще удивляет, что судьи с такой легкостью назначают сроки...
Владимир Осечкин: А людям в погонах за то же самое превышение должностных полномочий дают условные сроки. Эту практику над разрушать.
Марьяна Торочешникова: Рашид из Казани, пожалуйста.
Слушатель: Варварство, которое творится в тюрьмах, мы не сможем внутренними силами остановить. Возможно, нужно создавать комиссии, чтобы взаимодействовать с международными структурами.
Марьяна Торочешникова: А вам не обидно, что решать внутренние проблемы мы вынуждены, прибегая к международному сообществу?
Слушатель: Раз мы не можем сами этого сделать... Вот были митинги. Власть добивается, чтобы народ взялся на оружие что ли? Они же ничего не понимают!
Марьяна Торочешникова: Мы говорим о возросшей гражданской активности, а как вы считаете, люди, которые выйдут из колоний, не будут представлять опасность для власти?
Татьяна Шевцова: Нет, потому что многие не имеют тяжелых уголовных дел.
Марьяна Торочешникова: Я имею в виду заявления о тех преступлениях, которые совершали чиновники.
Михаил Сенкевич: Я думаю, насильственные методы, избиения, которые применяются к осужденным гражданам... Люди выйдут, и эти люди – озлобленные, ненавидящие все и вся, не верящие никому. И они очень легкой добычей становятся любой деструктивной организации, реакционной, экстремистской. Это же страшно, что с ними творят! Это формируется такое негативное крыло.
Владимир Осечкин: Когда человек в погонах, находясь при исполнении обязанностей, бьет дубинкой, заключенный, которого бьют, понимает, что его бьет не какой-то конкретный человек, а его бьет власть. Как только он начинает писать жалобы в правозащитные организации, в прокуратуру, власть на местах, прокуроры, руководители этого сотрудника начинают сотрудника покрывать. И у десятков тысяч людей, которые подверглись избиениям и репрессиям на сегодняшний день, есть четкое понимание, что их бил не конкретный человек в погонах, которого можно посадить, а его бьет власть, государственная система. И очень важно государству обратить на это внимание, и каждому палачу, каждому садисту нужно давать четкое определение: он преступник в погонах. С него надо срывать эти погоны с позором и самого сажать в тюрьму – вот такая должна быть реакция власти, если они хотят порвать эту порочную связь.
Михаил Сенкевич: И самое интересное, что первым лицам что ли плохо доносят эту ситуацию? Это же себе дороже – этим не заниматься! Мы говорим о 10 миллионах, которые прошли эту машину, и в разы большее количество родственников, и это ведь – голоса электората!
Владимир Осечкин: И очень важно, чтобы люди, которые прошли через эти пытки и насилие, объединялись, и именно за этим мы создаем социальную сеть «ГУЛАГу.нет», чтобы коллективно заявлять об этом власти!
Информацию об этом распространила член общественной наблюдательной комиссии по Башкирии Альмира Жукова, сегодня она в студии Радио Свобода. С нами также мать заключенного Сергея Лосько, скончавшегося от побоев в колонии номер 4, Татьяна Шевцова. С нами также – член тульской общественной наблюдательной комиссии Михаил Сенкевич, который курирует эту историю на сайте «ГУЛАГу.нет», и руководитель проекта «ГУЛАГу.нет» Владимир Осечкин.
Почему тюремщики забивают заключенных до смерти, а следственные органы отказываются возбуждать уголовные дела, мы попытаемся поговорить в сегодняшней программе. Альмира, вы в начале июля рассказали о том, что творится в башкирской колонии номер 4. Что там такое было?
Альмира Жукова: 17 июля от адвоката мне стало известно, что в колонии номер 4 произошло массовое избиение. Я тут же поехала к прокурору по надзору по республике Башкортостан Зуеву и поставила его в известность, что есть такой сигнал о том, что произошло там. Я пригласила его поехать с проверкой. Я предупредила ГУФСИН, что мы выезжаем, однако прокурор по надзору почему-то не захотел с нами ехать, сказав, что пошлет туда надзирающих прокуроров, которые в этой ситуации разберутся. В пятницу мы встретились с осужденными, которые находились в следственном изоляторе, - Затенайко, Веревочников, Сулейманов. Осужденный Затенайко сказал, что 10-го числа он обратился с заявлением о возбуждении уголовного дела в отношении начальника ИК-4 и также написал исковое заявление, оценив иск в миллион рублей, о неоказании медицинской помощи.
Марьяна Торочешникова: То есть, находясь в колонии, он решил судиться с администрацией этой колонии.
Альмира Жукова: Да. Этот осужденный вообще отличается тем, что отстаивает свои права обращением в государственные органы. Он уже давно находится в штрафном изоляторе. 10-го у него отказались принять эти заявления, а 11-го его вывели якобы на обыск, завели в комнату, где нет видеокамер, и жестоко избили. Я видела эти телесные повреждения – на ягодицах была порвана кожа, ноги от копчика до конца икр были синие. К сожалению, даже несмотря на то, что есть приказ ФСИНа, обязывающий позволять нам проносить фотоаппараты, мне было запрещено, что я и указала в журнале проверки.
Марьяна Торочешникова: Как вам стало известно о гибели Сергей Лосько?
Альмира Жукова: Абсолютно случайно. Там нас встретил человек, который сказал, что вчера вынесли на носилках труп. Я сразу же, еще до проверки, задала вопрос начальнику исправительной колонии: кто умер? На что он, растерявшись, озвучил эту фамилию. И до того, как зайти в колонию, я спросила, от чего он умер. Урманцеву и мне, членам ОНК, был ответ: от сердечной недостаточности.
Марьяна Торочешникова: Татьяна Александровна, вам как раз сказали, что сын умер от сердечной недостаточности, внезапно. Вы поверили этой версии? Ему ведь совсем немного оставалось сидеть...
Татьяна Шевцова: Да. Он сидел за кражу и должен был выйти в конце ноября. Мой сын никогда не жаловался на сердце. Когда я получила телеграмму утром и позвонила в колонию, я с трудом дозвонилась до начальника и спросила: что с моим сыном? Он мне ответил, что гипертонический криз, вскрытие сделали, остановка сердца. И сказал: не приезжайте пока, потому что следователь не закончил дело, и когда будут готовы документы, мы вас позвоним, и вы вылетите. Я не послушала его. То, что я увидела в морге...
Марьяна Торочешникова: Что вы увидели в колонии?
Татьяна Шевцова: Мы зашли на прием к начальнику, и я сразу его спросила: кто убил моего сына? Я не поверила версии с сердцем, потому что мне уже позвонили и сказали: вашего сына убили. И когда я стала разговаривать с начальником, он опять мне сказал, что остановка сердца и гипертонический криз, и есть заключение медицинской экспертизы. Когда я увидела своего сына, там был просто кусок отбивного мяса (плачет). Перебиты все ребра, сломана грудная клетка. Пальцы – просто кожа, там все разбито... Они не хотели, чтобы я приехала. Мне рассказали, что всю ночь, когда его избили и бросили в камере, все было в крови, ноги у него отказали, он звал: «Мама, приди! У меня отказали ноги», всю ночь он меня звал. Это мне рассказали осужденные. Вся постель была в крови. Постель, говорят, сразу убрали и спрятали, сожгли.
Марьяна Торочешникова: Альмира, насколько я знаю, вы были в камерах, где избивали заключенных, и они от отчаяния вскрыли себе вены, и там был все залито кровью, и это даже не пытались скрывать сотрудники колонии.
Альмира Жукова: Они просто не могли этого скрыть. Мы не знали, что вскрыли вены. Мы осмотрели всех, кому были нанесены телесные повреждения, и случайно один из осужденных нам пояснил, что в одиночных камерах произошел акт суицида, то есть вскрыли вены. Мы уже собирались уходить из ШИЗО, но когда мы узнали, мы зашли, и я увидела, что все камеры были залиты кровью.
Марьяна Торочешникова: Что вам говорило начальство колонии?
Альмира Жукова: Они со мной не очень любит разговаривать. С нами был зам начальница ГУФСИНа, и когда я ему сказала: что это такое? – он говорит: ну, они что хотят, то пусть и делают, это их право. То есть реакция была нулевая.
Марьяна Торочешникова: Татьяна Александровна, а после того, как вы увидели тело сына в морге, вы наверняка пошли к руководству колонии. Или вы сразу решили идти в следственные органы и ставить вопрос о возбуждении уголовного дела?
Татьяна Шевцова: Когда я с ним разговаривала, я поняла, что с этим человеком разговаривать бесполезно – с начальником колонии Андреем Анатольевичем Муравчуком. И когда меня оттуда вывели, я не помню как, мы уже не возвращались в колонию. Он на меня повышал голос, когда я приехала, он на меня стал кричать. Никто передо мной не извинился, никто мне ничего не объяснил. Он просто опустил глаза, как будто меня нет, и делал вид, что что-то пишет. Но мне все время помогали здесь люди, совершенно чужие, правозащитники. Нас встретили ночью, привезли домой к Альмире Жуковой, она помогла. Она все делала, она поехала с нами в колонию.
Марьяна Торочешникова: Альмира, вы попытались что-то предпринять, чтобы привлечь к ответственности тех, кто это сделал.
Альмира Жукова: Когда я все это увидела, и когда мне начальник колонии сказал, что Лосько сирота, что у него нет родственников, я спросила: что вы делаете в таких случаях? Он говорит: у нас есть место захоронения. Я поняла, что труп хотят спрятать. Я тут же поехала и написала от своего имени два заявления по возбуждению уголовного дела, одно – в отношении избитых, и второе – по факту смерти в отношении неизвестного лица. Я просила провести экспертизы и не хоронить ни в коем случае труп. Я считаю, что таким образом нам удалось сделать так, чтобы труп был не захоронен. Иначе был его похоронили, а эксгумация – это сложный процесс.
Марьяна Торочешникова: А дело уголовное возбудили?
Альмира Жукова: Нет. И никто не проводил никаких экспертиз по телесным повреждениям. И все ссылаются на то, что прокурор Зуев сделал вывод о том, что специальные средства применены законно.
Марьяна Торочешникова: Здесь можно вспомнить историю Виталий Бунтова, которого пытали, и его жена была здесь в студии и рассказывала просто чудовищные вещи. Михаил, насколько сложно доказывать, что это было издевательство над заключенным, а не меры реагирования на его агрессивное поведение, и к нему применялись спецсрества?
Михаил Сенкевич: Нападение на сотрудников происходит очень редко. Может быть какой-то грубый ответ. А избиения они всегда оправдать смогут. Доказать непросто, но можно. Нужны свидетели, но, как правило, свидетели запуганы, люди даже шепотом боятся что-то сказать.
Марьяна Торочешникова: Правильно ли я понимаю, что избиения – это повседневная практика в колониях?
Владимир Осечкин: Нужно понимать, что избиения – не просто необоснованный факт агрессии со стороны какого-то сотрудника к какому-то конкретному заключенному, а на сегодняшний день так сложилась система, что избиения и пытки стали системным решением проблемы, а именно – таким образом администрация учреждений подавляет волю заключенных, подавляет их волю на обжалование незаконных действий администрации, и фактически это система по лишению прав осужденных обжаловать и защищать свои законные права. Ситуация очень драматичные на сегодняшний день в пенитенциарной системе, но то, что сделали Михаил Васильевич Сенкевич и Альмира Рашидовна Жукова, я считаю, эти героические поступки, когда они, вопреки указаниям вышестоящих лиц из Общественной палаты, начали придавать гласности факты... Ведь они не утверждают, что было преступление, и не обвиняют, этим занимается Следственный комитет, прокуратура, а приговоры выносят суды, но члены общественной наблюдательной комиссии – это глаза и уши общественности в пенитенциарной системе. И эти наши герои посещают учреждения, фиксируют факты нарушения прав заключенных, чудовищные преступления, и они об этом говорят.
Марьяна Торочешникова: Вот у нас есть конкретные истории, но никакой реакции нет!
Владимир Осечкин: Следственный комитет ведет доследственную проверку и по заявлениям Альмиры Жуковой, и по моим заявлениям, и более 100 блогеров «ГУЛАГу.нет» написали открытое заявление через интернет-приемные в ФСБ, Следственные комитет России, в Генеральную прокуратуру. После того, как был очевиден сговор председателя общественной наблюдательной комиссии Башкирии с прокурором и руководителем ГУФСИН по Башкирии, когда в СМИ председатель общественной наблюдательной комиссии, правозащитной организации заявляет открыто, что у правозащитников есть одна версия, а мы – прокурор, начальник ГУФСИН и председатель ОНК – придерживаемся другой... То есть он противопоставил себя правозащитникам, что является грубейшим нарушением принятого недавно кодекса этики членов ОНК. Стало просто очевидно, что в отношении Жуковой планируются репрессии, и как нам стало известно, ей угрожали при свидетелях, угрожали фальсификацией уголовного дела и тем, что ее исключат из ОНК и лишат возможности дальше придавать огласке все факты нарушения прав. Конечно, это вопиющая история, и я обратился с открытым письмом и к руководителям региона, и к президенту Российской Федерации. И слава богу, что реакция была, дело взято под контроль центральными аппаратами Следственного комитета и ФСИН, на контроле это держит директор ФСИН, знает об этой ситуации губернатор Тульской области Груздев, вызвался помочь матери убитого Сергей Лосько материально. Я знаю, что власть будет реагировать.
Марьяна Торочешникова: Удивительно, что первые лица государства не заявляют открыто о своем отношении к тому, что происходит в местах лишения свободы, поскольку новости сейчас со всех сторон. Татьяна Александровна, а вы надеетесь на вмешательство властей?
Татьяна Шевцова: Надеюсь, и я буду писать президенту о возбуждении уголовного дела, чтобы хоть кого-то из этих зверей посадили. Моего сына убили, убили зверски, и надо спасти хотя бы тех сыновей, которые там еще остались! У них тоже есть ведь матери!
Марьяна Торочешникова: Михаил, каким образом можно эту систему сломать?
Михаил Сенкевич: Нужна политическая воля.
Марьяна Торочешникова: Но есть и вменяемые начальники колоний...
Михаил Сенкевич: Есть. Не так давно по Тульская области была ситуация, когда в колонии били, блогеры взяли под контроль, несколько резонансных дел там было – и перестали бить. Их страхом спасать надо, как в Библии написано. Несколько посадок, конкретных дел, и пускай сидят за совершенные преступления!
Марьяна Торочешникова: То есть нужно демонстративно сажать тех, кто это делает?
Михаил Сенкевич: Да. Они совершают преступления, прикрывшись погонами и удостоверениями. Еще когда Медведев был президентом, он сказал, что это будет являться, по его мнению, отягчающим обстоятельством, если человек совершает преступление при должности.
Марьяна Торочешникова: Альмира, за все время, что вы работаете членом ОНК, часто ли вам становилось известно о том, чтобы привлекли к ответственности сотрудников?
Альмира Жукова: К сожалению, не часто. О том, что избивают, мне было известно часто, но доказать было трудно. И в этой ситуации, когда уже практически можно было все это сделать, я встретила нежелание системы это фиксировать. Очень трудно!
Марьяна Торочешникова: Евгений Николаевич из Москвы дозвонился до нас. Пожалуйста.
Слушатель: Получается, что американцы правы в этой истории с Магнитским. Я возмущен тем, что я слышу! Это настоящее гестапо! Наверное, для высокопоставленных заключенных существуют свои колонии, где над ними не издеваются. Я считаю, что в списке Магнитского должна присутствовать наша власть.
Марьяна Торочешникова: Барак Обама заблокировал продвижение этого законопроекта, так называемый «список Магнитского». Обаму критикуют и говорят, что он поддался влиянию политической конъюнктуры, но будем смотреть, как будет развиваться ситуация. Что касается колоний для высокопоставленных граждан, их нет. Есть спецколонии для тех, кто раньше работал в органах внутренних дел, во ФСИН, в милиции, в прокуратуре. Если бы это отменили, вероятно, по-другому начали бы себя тюремщики вести. Из Мордовии Николай пишет: «Чтобы не убивали заключенных, нужно везде установить видеокамеры». Насколько я понимаю, это не работает.
Альмира Жукова: Да, вы знаете, я уже неоднократно обращалась в наш ГУФСИН, написала тогда еще директору ФСИН Реймеру о том, что в каждой камере есть видеонаблюдение. Я получаю один ответ: законом не предусмотрено. И в 4-ой колонии есть камеры. И я начальнику ИК-4 сказала: предоставьте видео, что заключенные набросились. Даже ведь характер телесных повреждений говорит о том, что люди лежали на животе, и их избивали, у них спины синие от копчика до ступней. Люди лежали, и их били. О каком сопротивлении можно тут говорить? Заключенных просто выводили туда, где нет камер. Единственная комната, где нет камер, там это происходило, со слов осужденных.
Марьяна Торочешникова: Геннадий Сергеевич из Смоленской области, пожалуйста.
Слушатель: Все, что вы говорите, истинная правда. В колониях, в силовых структурах работают психически неуравновешенные люди. Мы и на свободе видели эту жестокость, как месили людей на Болотной площади. Это фашизм!
Марьяна Торочешникова: А сложившаяся система может измениться, если сменится в стране власть? Вот если вместо Реймера придет...
Владимир Осечкин: Месяц назад уже был назначен новый директор, это уже Александр Геннадьевич Корнеенко, бывший глава фельдъегерской службы. По поводу всей системы, наш проект называется «ГУЛАГу.нет», потому что мы реально понимаем, что до сих пор у нас в России унаследован этот рудимент – ГУЛАГ. Потому что эта система лагерей, тюрем, она строилась в 20-30-е годы прошлого столетия. У нас есть стратегический вариант изменений. Мы предлагаем власти разделить ГУЛАГ на четыре составляющие части. ФСИН мы хотим оставить только охрану периметра территорий и этапирование заключенных, где действительно нужна охрана, нужны погоны, нужно оружие. Медицину нужно вывести из подчинения ФСИН и сделать гражданской. Психологи, воспитатели тоже не должны быть в погонах. Сегодня во многих колониях висит лозунг: «Каждый сотрудник – воспитатель». Но не может быть воспитателем человек, у которого собака на привязи, а в руках резиновая дубинка. Это не метод перевоспитания, это метод взращивания криминалитета и озлобления граждан. Поэтому необходимо и психологов, и службу воспитателей выводить и делать абсолютно отдельным управлением, гражданским. Что касается промышленных зон, сегодняшняя ситуация не лучше, в большинстве колоний средняя зарплата, которая остается заключенному, не превышает 200-300 рублей. А где-то к нам обращаются заключенные со справками о средней зарплате – 2-3 рубля в месяц. Необходимо промышленные зоны отдать предпринимателям на тендерной, прозрачной основе, чтобы туда пришел ответственный бизнес, способный обеспечить заключенных и достойной работой, и достойной зарплатой.
Марьяна Торочешникова: Не говоря уже о том, что, когда людей изолируют от общества, государство должно еще и восстановить права потерпевших. Очень часто потерпевшие заявляют гражданские иски, и ощущение, что у государства нет никакой заинтересованности восстанавливать права потерпевших.
Владимир Осечкин: Если промышленные зоны будут загружены нормальным производством, если предприниматели заинтересуются, а ведь ФСИН располагает огромным ресурсом территорий, коммуникаций, площадей, а также самими работниками...
Марьяна Торочешникова: Как бы это не превратилось в рабов...
Владимир Осечкин: Пенитенциарная системе не может быть открытой, но система должна стать прозрачной. Для этого необходимо развивать общественный контроль, и то, что делают правозащитники и честные наблюдатели, это именно то, что поможет системе стать гуманнее. И нужно понимать, что нужно Федеральной службе исполнения наказаний, сотрудникам, прокурорам понять, что система изменилась уже сегодня. То, что мы с вами обсуждаем это, что Сенкевич и Жукова придают гласности, это уже первый шаг, и обратно они никогда не смогут вернуться. Как бы ни хотели этого генералы УФСИН, прокурор Зуев, система изменилась, и она будет дальше меняться, потому что таких людей, как Сенкевич и Жукова, их поддерживают сотни тысяч блогеров в социальных сетях, и мы уже не сможем замалчивать факты. По нашей статистике, в России сидит порядка 800 тысяч человек единовременно, а за последние 10 лет через эту систему прошли более 5 миллионов человек, и у каждого из них есть родственники, и это порядка 20-30 миллионов человек. Сейчас гражданское общество в социальных сетях четко ответило: бить людей нельзя! Это мнение десятков тысяч блогеров, которые возмущены тем, что происходит в пенитенциарной системе. Сейчас перед властью стоит задача: как сделать систему в кратчайшие сроки гуманнее.
Марьяна Торочешникова: Валентина Александровна из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Искренне выражаю соболезнования мамочке, которая потеряла сына! Они уничтожают наших детей и наше будущее!
Марьяна Торочешникова: Марина Николаевна из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Мне кажется, вы на середине вопроса обращаете внимание. У нас половина сидит невиновных, и начинать менять систему нужно с того, чтобы не сажали невиновных!
Владимир Осечкин: Это очень важно! Мы буквально неделю назад запустили «горячую линию» «ГУЛАГу.нет» - 8 (800) 555-24-25. Звонки из любых регионов бесплатно. И мы создаем службу бесплатной правовой помощи, и «ГУЛАГу.нет» будет заниматься не только тем, чтобы остановить пытки и насилие, но, безусловно, это очень важный момент по неправосудным решениям. По статистике – более 99 процентов обвинительных приговоров – мы все прекрасно понимаем, что десятки тысяч людей на сегодняшний день в пенитенциарной системе находятся совершенно необоснованно и незаконно. И это огромный конфликт всего общества. Мы все знаем слова «коррупция», «заказные дела», но люди сидят. Необходимо реформировать судебную систему, ставить суды тоже под гражданский контроль.
Михаил Сенкевич: Уже и Путин говорил об этом, я три дня назад читал.
Марьяна Торочешникова: Хорошо бы, это воплотили. И еще удивляет, что судьи с такой легкостью назначают сроки...
Владимир Осечкин: А людям в погонах за то же самое превышение должностных полномочий дают условные сроки. Эту практику над разрушать.
Марьяна Торочешникова: Рашид из Казани, пожалуйста.
Слушатель: Варварство, которое творится в тюрьмах, мы не сможем внутренними силами остановить. Возможно, нужно создавать комиссии, чтобы взаимодействовать с международными структурами.
Марьяна Торочешникова: А вам не обидно, что решать внутренние проблемы мы вынуждены, прибегая к международному сообществу?
Слушатель: Раз мы не можем сами этого сделать... Вот были митинги. Власть добивается, чтобы народ взялся на оружие что ли? Они же ничего не понимают!
Марьяна Торочешникова: Мы говорим о возросшей гражданской активности, а как вы считаете, люди, которые выйдут из колоний, не будут представлять опасность для власти?
Татьяна Шевцова: Нет, потому что многие не имеют тяжелых уголовных дел.
Марьяна Торочешникова: Я имею в виду заявления о тех преступлениях, которые совершали чиновники.
Михаил Сенкевич: Я думаю, насильственные методы, избиения, которые применяются к осужденным гражданам... Люди выйдут, и эти люди – озлобленные, ненавидящие все и вся, не верящие никому. И они очень легкой добычей становятся любой деструктивной организации, реакционной, экстремистской. Это же страшно, что с ними творят! Это формируется такое негативное крыло.
Владимир Осечкин: Когда человек в погонах, находясь при исполнении обязанностей, бьет дубинкой, заключенный, которого бьют, понимает, что его бьет не какой-то конкретный человек, а его бьет власть. Как только он начинает писать жалобы в правозащитные организации, в прокуратуру, власть на местах, прокуроры, руководители этого сотрудника начинают сотрудника покрывать. И у десятков тысяч людей, которые подверглись избиениям и репрессиям на сегодняшний день, есть четкое понимание, что их бил не конкретный человек в погонах, которого можно посадить, а его бьет власть, государственная система. И очень важно государству обратить на это внимание, и каждому палачу, каждому садисту нужно давать четкое определение: он преступник в погонах. С него надо срывать эти погоны с позором и самого сажать в тюрьму – вот такая должна быть реакция власти, если они хотят порвать эту порочную связь.
Михаил Сенкевич: И самое интересное, что первым лицам что ли плохо доносят эту ситуацию? Это же себе дороже – этим не заниматься! Мы говорим о 10 миллионах, которые прошли эту машину, и в разы большее количество родственников, и это ведь – голоса электората!
Владимир Осечкин: И очень важно, чтобы люди, которые прошли через эти пытки и насилие, объединялись, и именно за этим мы создаем социальную сеть «ГУЛАГу.нет», чтобы коллективно заявлять об этом власти!