Барбра Страйзенд вернулась в Бруклин
Александр Генис: Как только завершились выборы, Америка стряхнула с себя политический азарт и вернулась к своим делам, в том числе - к новому музыкальному сезону, вершины которого мы с Соломоном Волковым обсуждаем в наших «Бродвейских диалогах». Соломон, традиционный вопрос: о чем говорят на Бродвее?
Соломон Волков: На Бродвее говорят о Бруклине, что случается не так уж часто.
Александр Генис: Да, действительно, мы обычно, говоря о Нью-Йорке, всегда имеем в виду Манхэттен, этот маленький остров как бы монополизировал мнение всего мира о Нью-Йорке. Но на самом деле Бруклин — это отдельное культурное явление, феномен со своей очень своеобразной идентичностью. Кроме всего прочего, это вообще был отдельный город. До 1940 года Бруклин был отдельным городом.
Соломон Волков: Они, по-моему, до сих пор себя считают отдельным городом.
Александр Генис: Они себя считают отдельной страной — это будет более точно. Именно поэтому в Бруклине есть свой бруклинский музей.
Соломон Волков: В Бруклине есть БАМ знаменитый — Бруклинская академия музыки.
Александр Генис: Где бывают лучшие спектакли. Свой ботанический сад, свой зоопарк. И конечно, своя большая еврейская община. Вы знаете, когда я приехал в Америку, мы поселились в Бруклине. И вокруг того места, где мы жили, было 14 синагог, которые все конкурировали между собой. А недавно я приехал в это место специально посмотреть, что с ним произошло, и увидал, что вместо 14 синагог там 14 церквей. Как будто крестоносцы пришли и все поменяли. 14 церквей разных деноминаций. То есть, конечно, Бруклин меняется, и сейчас это очень модный район молодежи, новое Сохо, скажем так, там происходят самые интересные явления в области живописи современной, авангардной музыки. Бруклин — это модное место. Но говорят о Бруклине отнюдь не поэтому.
Соломон Волков: Говорят о Бруклине потому, что там появилась и выступила сама Барбра Страйзенд, американская супер-супер-супер-звезда, если возможно такое определение. Причем небольшое отступление: она выступила в здании, которое называется Барклай Центр и которое появилось совсем недавно. Это грандиозная новая спортивная арена, которая предназначается для того, чтобы стать магнитом для спортивных команд, что удается им прямо на глазах, которая претендует уже сейчас на роль значительного культурного центра. Конкуренция Мэдисон Сквер Гарден, скажем.
Александр Генис: Конечно, это хорошая площадка для Барбры Страйзенд, потому что она в Бруклине собрала огромное количество своих поклонников, было 16 тысяч человек, по-моему, в зале. И всех она воспринимала как соседей. Она сказала, что она приехала домой. Последний раз она пела в Бруклине, когда ей было 8 лет - это было на чьем-то пороге.
Соломон Волков: Поэтому это шоу называется «Опять в Бруклин». Выступила она в сопровождении шикарного оркестра, больше 60 человек. Шоу длилось больше трех часов.
Александр Генис: Это при том, что ей 70 лет.
Соломон Волков: Конечно, наблюдатели отметили, что голос, особенно в верхних регистрах, срывался время от времени, но она преодолевала. Она извинилась, сказала, что это из-за простуды. Думаю, что это было отрежиссировано, она демонстративно прихлебывала, чтобы от этой простуды избавиться, на глазах у всех, куриный бульон. Это - традиционная бруклинская еда.
Александр Генис: Это не еда — это лекарство. Дело в том, что куриный бульон в еврейских семьях Бруклина назывался «еврейским пенициллином».
Соломон Волков: Да, мамино лекарство. Как-то с помощью этого еврейского пенициллина она преодолела свои проблемы с голосом. Конечно, в 70 лет выйти и петь на многотысячную аудиторию — сам по себе подвиг. Но она произвела сильнейшее впечатление на свою аудиторию.
Александр Генис: Соломон, что у певицы есть такое, что держит 50 лет аудиторию? Ее критик «Нью-Йорк Таймс» назвал, я бы сказал, достаточно издевательски, «полуоперной дивой». А что скажете вы по поводу ее голоса?
Соломон Волков: Я не знаю, «полуоперной» или просто поп-звездой. Барбра Страйзенд, на сегодняшний момент, не совсем понятно, что, собственно говоря, мы в ней воспринимаем. Воспринимаем мы действительно уже немолодую женщину, которая выходит петь, и с голосом у нее какой-то непорядок или еще с чем-то, или мы воспринимаем живую легенду. Представьте себе, что выйдет Пол Маккартни на сцену и скажет: извините, у меня простуда и как-то особенно не могу ни петь, ни на гитаре играть. Что, мы скажем? Безобразие, пускай деньги вернет? Люди не идут, чтобы услышать того Пола Маккартни, которым он был 50 лет назад, люди идут, чтобы посмотреть живую легенду и потом иметь возможность сказать своим детям и внукам: я был в концерте Пола Маккартни, я был в концерте Барбры Страйзенд.
Александр Генис: Вы знаете, это мне напоминает Аллу Пугачеву, примерно такое же ощущение, правда?
Соломон Волков: Только с той разницей, что Страйзенд — это всемирная звезда, а Алла Пугачева осталась, при всех ее замечательных достижениях, только внутрироссийским феноменом. А что касается Страйзенд, к ней отношение, как будто бы статуя Командора ожила и появилась.
Александр Генис: Скорее, статуя Свободы.
Соломон Волков: И она с помощью телепромтеров, что тоже все отметили, шутила на политические темы, комментировала свое отношение к президентским кандидатам и так далее.
Александр Генис: Она, главное, призывала всех идти голосовать. И это важно, потому что Барбра Страйзенд всегда была политически активной.
Соломон Волков: Да, на левой стороне.
Александр Генис: Как большинство американских звезд. Я помню, лет 10 или 15 назад Барбра Страйзенд появилась на публике в красном брючном костюме. И это было воспринято как заявление о ее политических намерениях, потому что этот костюм говорил о том, что она готова ворваться в политику. И тогда все сказали, что если уж будет когда-нибудь женщина президент, то Барбра Страйзенд будет первым кандидатом.
Соломон Волков: О ней только что вышла книга, биография ее, под названием "Hello, gorgeous". С этой фразой она обращается к самой себе, смотря в зеркало, в фильме «Funny Girl».
Александр Генис: Любопытно, она приехала в Бруклин сейчас, и она говорила о том, как любит Бруклин и так далее, но она не забыла, как Бруклин издевался над ней, когда она была девочкой. У нее был длинный нос. Как ее назвал критик «Нью Йоркера», у нее была внешность египетской семитской царицы. И в 8 лет вряд ли это нравилось.
Соломон Волков: Ее очень принижали в юности и молодости, смеялись над тем, как она выглядела, смеялись над ее претензиями. Когда она, наконец, пробилась на сцену, ее старались задвинуть куда-то на пятые, десятые роли. Только когда стало ясно, в процессе работы над этим мюзиклом «Funny Girl», что она может стать центром и магнитом этого шоу, тогда стали срочно переписывать все роли, чтобы дать ей побольше материала. И тогда стали угождать всем ее претензиям и причудам. Но она действительно прошла очень сложный путь. Потому что назвать ее идеалом женской красоты нельзя было ни тогда, ни, тем более, сейчас. А обаяние, харизма, о чем мы всегда с вами говорим — что такое харизма и как она проявляется — это очень таинственная вещь, это то, чем Барбра Страйзенд обладает в избытке. Мы покажем песню, которую Барбра Страйзенд исполнила в своем выступлении в Бруклине из фильма «Йентл». Это история еврейской девушки, которая переодевается в мужскую одежду и добирается до Нью-Йорка. Композитор Мишель Легран. Этой песней с нами поделился YouTube.
http://www.youtube.com/embed/YJ1iGJnB-18
Русский балет в США
Александр Генис: Следующий эпизод нашего «Диалога на Бродвее» посвящен теме, которая никогда не исчезала из культурного дискурса Америки — русский балет в США.
Соломон Волков: Я хочу рассказать сразу о трех событиях, и мы тогда обсудим, каково их значение. Первое — это гастроли Мариинского театра в Вашингтоне и Калифорнии, они привезли «Лебединое озеро» и балет «Золушка» на музыку Прокофьева в постановке Алексея Ратманского. Второе — это присуждение знаменитой балерине Наталье Макаровой премии Кеннеди Центра, одной из самых престижных, может быть, самой престижной американской премии в области культуры. И третье — это объявленный Американским балетным театром приход туда в качестве солиста танцовщика из России Ивана Васильева.
Александр Генис: И все три темы объединяются одной, а именно — это сюжет проникновения русского классического балета в Америку.
Соломон Волков: Проник он в Америку еще во времена Анны Павловой. Что в данном случае поразительно и почему это привлекает наше внимание? Насколько русский балет продолжает оставаться витальной творческой силой в современной Америке! Казалось бы, что такое классический балет? Это искусство эфемерное. Вышла недавно большая история классического балета, американская критикесса написала, основной тезис ее был, что балет, как искусство, умирает. Я не вижу, чтобы он так особенно умирал.
Александр Генис: Общее во всех этих сюжетах — постоянство традиции, тот же сюжет — русский балет в Америке, который уже сто лет продолжает свой поход на Запад.
Соломон Волков: Конечно, проникновение русского балета в Америку связано с именем легендарной Анны Павловой. Но поразительно то, что до сих пор русский балет продолжает оставаться в американской жизни ощутимой и витальной силой. Вот в этом грандиозный сюрприз.
Александр Генис: Соломон, что делает русский балет такой сверхсилой, сверхдержавой балетной?
Соломон Волков: Очень показательная реакция американской прессы на гастроли Мариинского театра. Восторженные рецензии, они показывали в Калифорнии «Лебединое озеро», в Вашингтоне «Золушку». Что показательно? Восхищаются солистами — все понятно. Восхищаются постановкой Ратманского — тоже понятно. Особый восторг вызывает кордебалет, то, что в балетном мире называют «кордой». Что такое кордебалет? Тоже есть такая шутка: танцуют у фонтана, где-то на заднем фоне. Нет. Качество балетного ремесла, качество каждой данной балетной труппы лично для меня полнее всего, яснее всего выражается не в том, как танцуют солисты, потому что солистов можно набрать со всего мира, лучшие сливки. Есть деньги — очень хорошо, выписал человека с Кубы, выписал человека из Бразилии, выписал человека из Китая, откуда угодно. Кордебалет таким образом собрать нельзя, кордебалет нужно вырастить и воспитать. И по тому, как этот кордебалет выполняет свои указания…
Александр Генис: Не потому, что это крепостной балет, не потому, что это муштра?
"Балет хорош тем, - сказал Алексей Ратманский, принимая премию "Либерти", - что позволяет быть патриотом без задней мысли" (фото: Ирина Генис)
Соломон Волков: Правильно, совершенно правильно говорите — муштра. Этой муштры как раз и не хватает дико большинству западных трупп. Я недавно побывал на представлении ансамбля современного танца. Не буду здесь называть его имя, потому что дело не в этом - дело в принципе. Все хорошо, хвалили ужасно: у хореографа есть фантазия, музыка была чрезвычайно любопытной, вообще был приятный вечер. За одним исключением — когда выходит кордебалет на сцену, движения все не вместе. В этот момент ты понимаешь, что тебе пытаются предъявить халтуру, замаскировав ее какими-то интересными хореографическими идеями, яркой музыкой, и так далее. Все, не вместе — аут.Александр Генис: Соломон, хорошо. Посмотрите, что показывают: «Лебединое озеро». «Лебединое озеро» — это уже не классика, это что-то древнее, античное с точки зрения балета. Значит ли это, что русский балет не продуцирует ничего нового? Значит ли это, что он привозит в Америку все время одно и то же?
Соломон Волков: Опять-таки, здесь моя позиция может оказаться не самой популярной. Так же как когда-то Мейерхольд говорил, что он может содержать драматический театр и ставить одного «Гамлета» все время, в разных постановках. «Гамлет», «Гамлет» и «Гамлет». Я согласен с этим. Так же, я считаю, что оперный театр спокойно может совершенно спокойно существовать на пяти операх — «Кармен», оперы Пуччини, оперы Верди и еще два-три названия. Точно так же и с балетным театром. Почему бы нам не допустить такой ситуации, что есть балетные театры, которые будут показывать «Лебединое озеро», «Жизель», еще три-четыре наименования, но делать это на настоящей высоте, на музейной высоте.
Александр Генис: Музей — это ключевое слово. Мы тоже не ждем от Лувра или Эрмитажа, что там появятся Шемякин или Комар и Меламид.
Соломон Волков: Очень хорошее сравнение. И об этом все время забывают, когда требуют постоянного обновления. Мое впечатление, что обновления и новинок требуют, в основном, критики или совсем небольшая часть аудитории, по большей части те, которые деньги дают, им хочется новизны. А нормальная аудитория хочет больших, сюжетных, старых, знакомых балетов. Но надо это предъявлять все на высочайшем профессиональном уровне. И это то, что сделал на своих гастролях, в частности, с «Лебединым озером», Мариинский театр. Все подчеркивали потрясающий уровень кордебалета, которого еще сравнительно недавно в этом же театре не было, уже разболталось что-то. Но пришел новый руководитель балета Юрий Фатеев и подтянул труппу, и она сейчас в замечательной форме. Можно показывать «Лебединое озеро», и, слава богу.
Александр Генис: И все-таки есть новые русские балеты, новые русские танцовщики и новые русские имена.
Соломон Волков: Тут тоже два имени, о которых мы говорили, — это Наталья Макарова, ветеран, ей 72 года, она, как мы знаем, не вернулась в Советский Союз с Запада в 1970 году, стала звездой американского балета, того же самого, который только что принял в свои ряды Ивана Васильева, где ведущим хореографом является Алексей Ратманский. После 1989 года она уже не танцует, а ставит по всему миру несколько классических балетов - «Лебединое озеро», «Баядерку», «Жизель». Сохраняет традиции.
Александр Генис: Это ветеран, это звезда. А Васильев?
Соломон Волков: Васильев — это феноменальный танцовщик. Я никогда не забуду, как я его первый раз увидел. Это были для меня очень памятные обстоятельства. Я шел на репетицию программы, которую здесь показывал известный балетный продюсер Сергей Данилян, под названием «Короли танца».
Александр Генис: Мы рассказывали нашим слушателям об этом замечательном спектакле, где я тоже видел Васильева, с большим наслаждением следил за его выступлением.
Соломон Волков: Я опоздал на начало репетиции и вошел в репетиционный зал, когда танцовщик крутился под музыку, которая мне показалась страшно знакомой. И я вдруг сообразил, что это сочинение моего ленинградского приятеля Геннадия (или, как тогда его именовали – Генки) Банщикова. Миниатюра под названием «Вестрис». Это имя итальянского танцовщика и хореографа конца 18 века, который сделал себе имя во Франции. И для Михаила Барышникова молодого сочинил хореографическую миниатюру на эту музыку Леонид Якобсон, ныне признанный мэтр истории Ленинградского балета. И это был прорыв для Барышникова, он победил на международном балетном конкурсе. Громкая слава Барышникова, можно сказать, началась с этого балета. А я тогда присутствовал на репетициях этого балета, когда Якобсон ставил на молодого Барышникова.
Александр Генис: Это тогда, когда Майя Плисецкая дала ему вместо 10 баллов 11?
Соломон Волков: Это была именно эта ситуация. И тут я увидел, что передо мной реинкарнация Барышникова — это был Иван Васильев. Так что для меня это было сильным эмоциональным потрясением - действительно, это Барышников в молодости. Я убежден, что его ждет очень большое будущее, это человек фантастической энергии, фантастического мастерства, фантастического упорства. И он будет, я считаю, достойно представлять традиции русского балета в американской культурной ситуации. Нашим слушателям я покажу фрагмент из того самого сочинения Геннадия Банщикова, запись любезно предоставлена мне Сергеем Даниляном.
(Музыка)
Антонин Дворжак
Музыка – киногерой: «Юмореска»Александр Генис: Соломон, в этом цикле мы говорим о музыке, которая является самостоятельным героем кинематографического произведения. Сегодня я предлагаю поговорить о таком музыкальном фильме, который является квинтэссенцией всего жанра — о фильме «Юмореска».
(Музыка)
Соломон Волков: Вы услышали «Юмореску» Дворжака — это произведение, которое является лейтмотивом фильма под названием «Юмореска», выпущенном в 1947 году, режиссером его являлся выходец из Румынии Жан Негулеско. Очень видный представитель нуара в американском кино, мне очень нравятся его фильмы, мастер своего дела. Должен сказать, что «Юмореска», которая прозвучала в исполнении скрипачки Нади Солерно-Сонненберг на лейбле «Nonesuch», эта пьеса не вполне соответствует духу картины, она соответствует названию, и поэтому она занимает видное место в фильме. Это легкая, ироничная, приятная музыка в то время, как фильм, о котором мы говорим, - это такая роковая вещь, это трагедия. Мелодрама в полном голливудском смысле слова. И действительно, этот фильм, по мнению многих, является олицетворением того, что можно сделать с классической музыкой в Голливуде, со всеми плюсами и минусами, которые подразумеваются. Фильм приобрел статус культового, у него очень обширная и довольно изысканная аудитория. Все дело в том, что мы с вами говорили, как важно делать все на высоком профессиональном уровне. Вот с этой точки зрения, мне кажется, этот фильм безупречный. Потому что здесь каждый участник выложился, что называется, на 150%. Ведущую мужскую роль играет Джон Гарфильд, я считаю, недооцененный американский актер, который, может быть, по своей славе затмил бы Богарта, если бы дожил, он очень рано умер, он не дожил до 50 лет.
Александр Генис: Когда его хоронили, весь Нью-Йорк провожал гроб.
Соломон Волков: Я считаю, что это лучшая женская роль прославленной американской киноактрисы Джоан Кроуфорд. Я считаю, что замечательная операторская работа, замечательная режиссерская работа и, конечно, на высочайшем уровне поданы музыкальные фрагменты. Тут я открою небольшой секрет: поначалу идеей продюсеров фильма было пригласить на главную роль ни больше, ни меньше как самого Яшу Хейфеца, чтобы он появился в этом фильме со своим таким медальным римским профилем, и играл бы. По крайней мере, чтобы играл бы. Потом когда выяснилось, что Хейфец и играть не хочет, не сошлись в вопросе о вознаграждении, и тогда их осенила гениальная идея, потому что они нашли молодого скрипача, который согласился играть в фильме за скромную плату, и которого звали ни больше, ни меньше как Исаак Стерн. Тогда ему было всего 27 лет. И, в итоге, в фильме, там, где показывают Гарфильда играющим, это все Стерн. Конечно, он играет всю музыку записанную, но он даже умудрялся, знаете, что делать? Когда показывают Гарфильда, прижимающего к себе скрипку, и пальцы бегают по деке скрипичной — это на самом деле Стерн подползает снизу, кладет свою руку и играет. А получается, что это пальцы Гарфильда. Представляете, какая ловкость рук и никакого мошенничества?
Александр Генис: И пианист неплохой, надо сказать.
Соломон Волков: Его зовут Оскар Левант, он родился в 1906 году, умер в 1972. Это был прославленный персонаж, потому что был человек, наделенный колоссальным остроумием, с одной стороны, и большой меланхолик в быту с другой. Он шутил, он говорил, что «между гением и безумием тонкая черта, и эту черту я стер». Он регулярно попадал в психушки, страдал алкоголизмом. На самых разнообразных шоу он был чрезвычайно популярен.
Он играет в этом фильме роль товарища, спутника и такого лорда Генри от музыки из романа Уайльда «Портрет Дориана Грэя» или Мефистофеля. Человек, которым был в жизни, он в таких качествах проявлялся во многих фильмах и стал очень популярным.
Это очень простая мелодрама. Талантливый скрипач, которого играет Гарфильд, встречает на своем пути богатую женщину, которую играет Кроуфорд, и она пытается заставить его посвятить всего себя ей, отдаться ее любви. Причем она - замужняя женщина, но эта страсть бешеная к скрипачу ей разум темнит. Она идет на все, чтобы добиться его взаимности, а он предпочитает ее любви свою скрипку, что доводит ее до отчаяния, и она топит себя в океане под звуки «Тристана и Изольды», что само по себе любопытно. Вообще в фильме будет много музыки. Почему, как это оказалось возможным?
Александр Генис: Соломон, последний вопрос: как выстроена музыка в фильме, как она отобрана?
Соломон Волков: Она отобрана так, чтобы удержать интерес слушателя. Потому что там есть мелодии Кола Портера, к примеру, там та «Юмореска», которую мы показали. Я хочу показать замечательную музыку, созданную специально для этого фильма — это фантазия композитора этого фильма Франца Ваксмана, очень популярного голливудского профессионала, фантазия на тему «Кармен». Должен сказать, что я именно эту фантазию знаю очень хорошо, потому что сам ее играл. Она стала очень популярной благодаря тому, что ее пропагандировал ни кто иной как тот самый Хейфец, который отказался сниматься в фильме, но не отказался играть фантазию «Кармен» Франца Ваксмана. Она звучит в исполнении Нади Солерно-Сонненберг, лейбл «Nonesuch».
(Музыка)