Беседа с Владимиром Гандельсманом
Александр Генис: 90-летие Генри Киссинджера, самого, наверное, знаменитого из ныне живущих дипломатов, обострило отнюдь не юбилейные споры об этой крайне противоречивой фигуре. Отчасти в этом виноват и его характер. Я долго жил в том же районе Манхэттена, где вырос в среде австрийских эмигрантов Киссинджер. Мне даже довелось застать его среду - седых дам, напевающих за прогулкой Шуберта, мясника в бабочке, мою добрую соседку фрау Миллер, с которой мы хвалили старую Европу. Киссинджер здесь - в Вашингтон-Хайтс - жил и учился в местной школе, которой он впоследствии помог создать футбольную команду. Интересно, что Киссинджер на всю жизнь сохранил немецкий акцент, которого нет у его брата Вальтера. Объясняясь по этому поводу с журналистами, его брат сказал: “Я тот Киссинджер, который не только говорит, но и слушает”.
К юбилею Киссинджера журнал «Atlantic Monthly» опубликовал огромную апологетическую статью своего самого знаменитого автора Роберта Каплана. Сегодня мы с Владимиром Гандельсманом обсудим этот материла и его героя.
Владимир Гандельсман: Статья Роберта Каплана в «Atlantic Monthly» называется «В защиту Киссинджера», и название моментально перемещает нас в зал суда и предлагает стать на чью-то сторону. Принять ходы защиты как нечто удачное и боеспособное или принять сторону обвинения. Вы знаете, Саша, как-то у моей дочери было собеседование, а она художник, и в собеседовании «участвовали» ее картины. Принимающая на работу дама спросила: «Ну, так как же вы будете защищать свои картины?» Дочь ответила: «А в чем они виноваты?»
Александр Генис: Вероятно, интервью на этом закончилось…
Владимир Гандельсман: Конечно. Но одно дело художник, другое – политик. Политик всегда виноват, по-другому почти не бывает. Поэтому он нуждается в защите. Киссинджеру принадлежит ряд остроумных афоризмов. Вот один из них: «Политический обозреватель - это тот, кто способен сформулировать интересы властьимущих».
Александр Генис: Нашему автору это легче сделать, ибо Роберт Каплан числится в друзьях Киссинджера.
Владимир Гандельсман: Да, друг Киссинджера, или, как он себя называет, «близкий друг в течение некоторого времени», Роберт Каплан начинает статью в «Atlantic Monthly», цитируя Киссинджера перед второй войной в Ираке. Суть цитаты в том, что Киссинджер обеспокоен отсутствием критического мышления, что в той стране, которую собираются оккупировать, нет нормальной политики на протяжении десятилетий, что борьба за власть там будет беспощадной. Каплан резюмирует, что пессимизм Киссинджера нравственно выше неуместного в данном случае оптимизма.
Александр Генис: То есть он берет быка за рога и сразу печется о нравственности подзащитного. Ведь в былые времена Киссинджера многие рисовали как “людоеда от Вьетнама”.
Владимир Гандельсман: И Каплан, в частности. Потом к нему пришло понимание реалий развивающихся стран, задач либерального государства и необходимости защиты своих интересов (как в случае США), и Киссинджер занял свое место среди политических философов, с чьими книгами Каплан консультировался. Далее следует лирическое отступление в виде исторического экскурса в 19-й век. Оно посвящено знаменитому английскому политическому деятелю Генри Джон Темплу, известному как лорд Палмерстон. Он руководил обороной и внешней политикой Англии, был премьер-министром Великобритании. Мы не можем вдаваться в детали жизни этого почтенного лорда, стоит сказать лишь одно: политика Палмерстона сводилась к поддержке за границей либеральных течений и отстаиванию интересов своей страны во что бы то ни стало. Часто такие вещи происходят вопреки иудео-христианской морали. Обеспечение выживания нации порой оставляет трагически мало места для личной морали политика. Но иногда находятся такие политики, которые берут это на себя, и они, естественно, вызывают беспокойство или возмущение благонамеренных интеллектуалов. Таким был Палмерстон, и прошли десятилетия прежде, чем он был признан величайшим политиком страны. «Он хотел предотвратить усиление любой власти, которая могла бы угрожать Британии, - пишет один из его биографов, - предотвратить любую войну, в которую могла быть вовлечена страна и которая могла бы ослабить державу, и преуспел в этом блестяще».
Александр Генис: Ход защиты понятен. Таков, хочет сказать Каплан, и Киссинджер.
Владимир Гандельсман: Дело в том, что кредо Палмерстона (а вслед за ним и Киссинджера) абсолютно ясно: всё во имя своей страны и демократии, отстаивание ее интересов любыми средствами. Тут можно вспомнить другой афоризм Киссинджера – «Отсутствие выбора замечательно проясняет ум».
Те, кто пытается дискредитировать Киссинджера, забывают, что Восточная Европа до конца 80-х годов прошлого века была почти такой же, как в период холодной войны. Тайная полиция, террор и бедность. Расширению этого «тюремного двора» противодействовала мощь Америки с ее ядерным потенциалом. Неприменение этого оружия не означало, что оно было не нужно.
Александр Генис: Дело ещё в том, что многие так называемые “Бэби Бумеры”, то есть послевоенное поколение, жили в пору холодной войны, но не знали Второй мировой, и они не связывали их между собой.
Владимир Гандельсман: В то время как для Киссинджера, бежавшего от Холокоста из фашистской Германии, а затем бывшего офицером разведки США в оккупированной Германии, для Крейтона Абрамса, генерала, который участвовал во Второй мировой, а затем во Вьетнаме, и для многих других холодная война была продолжением «горячей». За пределами Восточной Европы революционеры-нигилисты пытались «распространить» Кубу на всю Латинскую Америку, коммунистический режим в Китае уничтожил 20 миллионов своих граждан. Коммунисты Северного Вьетнама убили десятки тысяч своих, - еще до появления там американцев. Люди, пишет Каплан, не обладают исторической памятью. Они не понимают, что те идеалы, которые отстаивали американцы в бывшей Югославии в 90-е годы, они отстаивали и в войне во Вьетнаме.
Судьба Киссинджера была такова, что он окунулся во внешнюю политику, когда истэблишмент стал рассыпаться под тяжестью проблемы – как вывести страну из Вьетнамской войны, в которую этот самый истэблишмент ее вовлек.
Александр Генис: Давайте напомним, что Киссинджер стал советником по национальной безопасности в 1969 году и государственным секретарем в 1973-м – при Ричарде Никсоне. Это были чрезвычайно трудные времена для внешней политики США.
Владимир Гандельсман: Что та администрация унаследовала от предшественников? Она унаследовала от Линдона Джонсона полмиллиона американских солдат и столько же южновьетнамских союзников, вовлеченных в войну против такого же войска со стороны Северного Вьетнама. А внутри Америки – требование экономической и интеллектуальной элиты немедленно вывести американских солдат из Вьетнама.
Киссинджер был зажат между требованиями либералов, которые предлагали вывести войска без всяких переговоров, и консерваторами, считавшими, что любые переговоры с Китаем или Советским Союзом равносильны предательству. Обе позиции были неприемлемы. Но на то и существует дипломатия, в которой Киссинджер преуспел.
Александр Генис: Политика заключается не только в том, чтобы решать проблемы, сколько и в том, чтобы жить с неразрешимыми проблемами. Сторонник “реал-политики” Киссинджер это понимал лучше многих. Не зря его героем и предметом особых студий был австрийский дипломат Меттерних, архитектор постанаполеоновской Европы. В результате в 1973 году он получил Нобелевскую премию мира за свою роль в достижении Парижского мирного соглашения, которое на время прекратило войну во Вьетнаме и, как предполагалось, должно было её завершить. Но на самом деле привело к агрессии, развязало руки коммунистам Северного Вьетнама, с трагическими последствиями для Вьетнама Южного.
Владимир Гандельсман: Все так. Вот еще один афоризм Киссинджера: «Дипломатия есть искусство обуздывать силу». Другим дипломатическим достижением Киссинджера стал регион далеко за пределами Юго-Восточной Азии. Между 1973 и 75-м годами Киссинджер, работавший сначала с Никсоном, а потом с Фордом, был в центре событий войны Судного дня, когда Египет и Сирия вторглись в Израиль. Дело кончилось тем, что при непосредственном участии Киссинджера было заключено мирное соглашение и разъединение сил, и это позволило Вашингтону восстановить дипломатические отношения с Египтом и Сирией, впервые после разрыва их в пору Шестидневной войны 1967 года.
Александр Генис: Можно вспомнить и переворот в Чили осенью 1973 года, когда там воцарился хаос…
Владимир Гандельсман: Да, конечно. Хаос воцарился из-за анархического и некомпетентного правления Сальвадора Альенде, и этим мог воспользоваться Советский Союз. Никсон и Киссинджер поддержали военный переворот с Пиночетом во главе…
Александр Генис: …когда были убиты тысячи невинных людей.
Владимир Гандельсман: Но мы помним, что обсуждаемая нами статья называется «В защиту Киссинджера»…
Что руководило американскими политиками? Ими руководило прагматическое соображение, что любого рода правые силы будут для Чили лучше, чем любого рода левые, и что это в интересах Америки. Они достигли этого, но страшной ценой. Тем не менее, пока остальная Латинская Америка мыкалась в социалистических экспериментах, в первые семь лет правления Пиночет сократил число госкомпаний с 500 до 25 и создал более миллиона рабочих мест, бедность резко пошла на спад, также резко снизилась детская смертность – с 78 до 18 на тысячу детей. Чилийское социально-экономическое чудо стало примером для развивающихся стран.
Александр Генис: Все это - в глазах самих чилийцев - еще не оправдывает пыток и убийств тысяч людей, длившихся в течение двух десятилетий.
Владимир Гандельсман: Роберт Каплан отвечает на это так: реальные события существуют в историко-философском контексте, они должны рассматриваться в перспективе истории, в сравнении с другими эпохами в других частях мира. Киссинджера ненавидят в некоторых африканских странах, в то время, как Картера там боготворят. Но не будь американской военной поддержки в Эфиопии, сработал бы «принцип домино».
Александр Генис: Напомним, что это термин времен «холодной войны», согласно которому достаточно одному государству в регионе стать социалистическим, как за ним начинают следовать другие. Либо же наоборот – падение правящего режима в одной стране неизбежно влечет за собой падение подобных режимов в других странах.
Владимир Гандельсман: Так вот, если бы не вмешательство Америки, полагал Киссинджер, Эфиопия подпала бы под советское влияние с катастрофическими для прав человека последствиями. Что и произошло при Картере: Эфиопия пришла к марксистскому государству, когда сотни тысяч погибли при коллективизации и от голода в результате политики Москвы. И это было следствием отстранения от политики Киссинджера в этом регионе.
Александр Генис: В конце 19-го века лорд Палмерстон считался противоречивой фигурой. В 20-м веке он – один из самых выдающихся министров иностранных дел, служивших Британии. По мнению Каплана, такая же историческая судьба ждёт Киссинджера, не так ли?
Владимир Гандельсман: Это следует из всех мемуаров, написанных бывшими государственными секретарями и советниками по национальной безопасности Америки в течение последних десятилетий, где Киссинджер показан наиболее влиятельным и интеллектуальным политиком, принимающим трудные и иногда не популярные решения, но всегда идущие на благо страны. Он политик, который, преодолевая личные трагические обстоятельства, мыслит на самом деле более реалистически, чем его коллеги-моралисты. В конечном итоге, высшая мораль во внешней политике – избежание войны путем соблюдения баланса сил в поляризованном мире.
Александр Генис: И тут надо вспомнить исторический визит Никсона в Китай в 1972 году как высший гуманитарный жест, - ведь и это было инициативой Киссинджера. Об этом даже оперу написал Джон Адамс, где на сцене поет свою арию актер, изображающий Киссинджера. Редчайший случай в истории музыки - и дипломатии.
Владимир Гандельсман: Да, она так и называется “Никон в Китае”. И сюжет того стоил: результатом действий Никсона и Киссинджера стало мирное экономическое развитие Китая и избавление большей части Азии от нищеты. Резкое повышение уровня жизни более чем миллиарда человек на Дальнем Востоке!
Александр Генис: Но на совести Киссинджера есть кое-что еще. Его преследовали за то, что он сказал в 1973 году: “эмиграция евреев из России не есть забота Америки”.
Владимир Гандельсман: Да, но она возросла в разы именно благодаря политике Киссинджера – политики разрядки международной напряженности.
Александр Генис: Подведем итог – кто такой Киссинджер? Кем в свой юбилей он предстанет перед Клио?
Владимир Гандельсман: Генри Киссинджер — госсекретарь США с 1973 по 1977 год, лауреат Нобелевской премии, полученной за прекращение войны во Вьетнаме. Он признан самым влиятельным - и самым спорным - политическим аналитиком второй половины ХХ века. Он является автором «челночной политики», которая оказала существенное влияние на милитаристский мировой баланс. Генри Киссинджер признан гением современности, а в списке «ста гениев» числится 52-м. В этом году 27 мая ему исполняется 90 лет.
Александр Генис: Раз уж Вы, Володя, использовали афоризмы Киссинджера, позвольте и мне привести один его афоризм, весьма остроумный: «Какие-то 90 процентов политиков портят репутацию всех остальных». Остроумный и, возможно, самокритичный, потому что мы не знаем, в какие проценты Киссинджер помещает собственную персону.
Владимир Гандельсман: Согласен. Но вот что мне хотелось бы добавить: Роберт Каплан замечает, что победа будет за Киссинджером, потому что он просто пишет много лучше, чем его недоброжелатели. Такая вот литературная победа. В этом есть резон – живая история исчезает и оседает в книгах. А кого мы читаем и кому доверяем? Тем, кто лучше пишет.
Александр Генис: Как сказал Черчилль после Второй мировой войны, “история будет ко мне благосклонна, потому что я ее напишу”.
К юбилею Киссинджера журнал «Atlantic Monthly» опубликовал огромную апологетическую статью своего самого знаменитого автора Роберта Каплана. Сегодня мы с Владимиром Гандельсманом обсудим этот материла и его героя.
Владимир Гандельсман: Статья Роберта Каплана в «Atlantic Monthly» называется «В защиту Киссинджера», и название моментально перемещает нас в зал суда и предлагает стать на чью-то сторону. Принять ходы защиты как нечто удачное и боеспособное или принять сторону обвинения. Вы знаете, Саша, как-то у моей дочери было собеседование, а она художник, и в собеседовании «участвовали» ее картины. Принимающая на работу дама спросила: «Ну, так как же вы будете защищать свои картины?» Дочь ответила: «А в чем они виноваты?»
Александр Генис: Вероятно, интервью на этом закончилось…
Владимир Гандельсман: Конечно. Но одно дело художник, другое – политик. Политик всегда виноват, по-другому почти не бывает. Поэтому он нуждается в защите. Киссинджеру принадлежит ряд остроумных афоризмов. Вот один из них: «Политический обозреватель - это тот, кто способен сформулировать интересы властьимущих».
Александр Генис: Нашему автору это легче сделать, ибо Роберт Каплан числится в друзьях Киссинджера.
Владимир Гандельсман: Да, друг Киссинджера, или, как он себя называет, «близкий друг в течение некоторого времени», Роберт Каплан начинает статью в «Atlantic Monthly», цитируя Киссинджера перед второй войной в Ираке. Суть цитаты в том, что Киссинджер обеспокоен отсутствием критического мышления, что в той стране, которую собираются оккупировать, нет нормальной политики на протяжении десятилетий, что борьба за власть там будет беспощадной. Каплан резюмирует, что пессимизм Киссинджера нравственно выше неуместного в данном случае оптимизма.
Александр Генис: То есть он берет быка за рога и сразу печется о нравственности подзащитного. Ведь в былые времена Киссинджера многие рисовали как “людоеда от Вьетнама”.
Владимир Гандельсман: И Каплан, в частности. Потом к нему пришло понимание реалий развивающихся стран, задач либерального государства и необходимости защиты своих интересов (как в случае США), и Киссинджер занял свое место среди политических философов, с чьими книгами Каплан консультировался. Далее следует лирическое отступление в виде исторического экскурса в 19-й век. Оно посвящено знаменитому английскому политическому деятелю Генри Джон Темплу, известному как лорд Палмерстон. Он руководил обороной и внешней политикой Англии, был премьер-министром Великобритании. Мы не можем вдаваться в детали жизни этого почтенного лорда, стоит сказать лишь одно: политика Палмерстона сводилась к поддержке за границей либеральных течений и отстаиванию интересов своей страны во что бы то ни стало. Часто такие вещи происходят вопреки иудео-христианской морали. Обеспечение выживания нации порой оставляет трагически мало места для личной морали политика. Но иногда находятся такие политики, которые берут это на себя, и они, естественно, вызывают беспокойство или возмущение благонамеренных интеллектуалов. Таким был Палмерстон, и прошли десятилетия прежде, чем он был признан величайшим политиком страны. «Он хотел предотвратить усиление любой власти, которая могла бы угрожать Британии, - пишет один из его биографов, - предотвратить любую войну, в которую могла быть вовлечена страна и которая могла бы ослабить державу, и преуспел в этом блестяще».
Александр Генис: Ход защиты понятен. Таков, хочет сказать Каплан, и Киссинджер.
Владимир Гандельсман: Дело в том, что кредо Палмерстона (а вслед за ним и Киссинджера) абсолютно ясно: всё во имя своей страны и демократии, отстаивание ее интересов любыми средствами. Тут можно вспомнить другой афоризм Киссинджера – «Отсутствие выбора замечательно проясняет ум».
Те, кто пытается дискредитировать Киссинджера, забывают, что Восточная Европа до конца 80-х годов прошлого века была почти такой же, как в период холодной войны. Тайная полиция, террор и бедность. Расширению этого «тюремного двора» противодействовала мощь Америки с ее ядерным потенциалом. Неприменение этого оружия не означало, что оно было не нужно.
Александр Генис: Дело ещё в том, что многие так называемые “Бэби Бумеры”, то есть послевоенное поколение, жили в пору холодной войны, но не знали Второй мировой, и они не связывали их между собой.
Владимир Гандельсман: В то время как для Киссинджера, бежавшего от Холокоста из фашистской Германии, а затем бывшего офицером разведки США в оккупированной Германии, для Крейтона Абрамса, генерала, который участвовал во Второй мировой, а затем во Вьетнаме, и для многих других холодная война была продолжением «горячей». За пределами Восточной Европы революционеры-нигилисты пытались «распространить» Кубу на всю Латинскую Америку, коммунистический режим в Китае уничтожил 20 миллионов своих граждан. Коммунисты Северного Вьетнама убили десятки тысяч своих, - еще до появления там американцев. Люди, пишет Каплан, не обладают исторической памятью. Они не понимают, что те идеалы, которые отстаивали американцы в бывшей Югославии в 90-е годы, они отстаивали и в войне во Вьетнаме.
Судьба Киссинджера была такова, что он окунулся во внешнюю политику, когда истэблишмент стал рассыпаться под тяжестью проблемы – как вывести страну из Вьетнамской войны, в которую этот самый истэблишмент ее вовлек.
Александр Генис: Давайте напомним, что Киссинджер стал советником по национальной безопасности в 1969 году и государственным секретарем в 1973-м – при Ричарде Никсоне. Это были чрезвычайно трудные времена для внешней политики США.
Владимир Гандельсман: Что та администрация унаследовала от предшественников? Она унаследовала от Линдона Джонсона полмиллиона американских солдат и столько же южновьетнамских союзников, вовлеченных в войну против такого же войска со стороны Северного Вьетнама. А внутри Америки – требование экономической и интеллектуальной элиты немедленно вывести американских солдат из Вьетнама.
Киссинджер был зажат между требованиями либералов, которые предлагали вывести войска без всяких переговоров, и консерваторами, считавшими, что любые переговоры с Китаем или Советским Союзом равносильны предательству. Обе позиции были неприемлемы. Но на то и существует дипломатия, в которой Киссинджер преуспел.
Александр Генис: Политика заключается не только в том, чтобы решать проблемы, сколько и в том, чтобы жить с неразрешимыми проблемами. Сторонник “реал-политики” Киссинджер это понимал лучше многих. Не зря его героем и предметом особых студий был австрийский дипломат Меттерних, архитектор постанаполеоновской Европы. В результате в 1973 году он получил Нобелевскую премию мира за свою роль в достижении Парижского мирного соглашения, которое на время прекратило войну во Вьетнаме и, как предполагалось, должно было её завершить. Но на самом деле привело к агрессии, развязало руки коммунистам Северного Вьетнама, с трагическими последствиями для Вьетнама Южного.
Владимир Гандельсман: Все так. Вот еще один афоризм Киссинджера: «Дипломатия есть искусство обуздывать силу». Другим дипломатическим достижением Киссинджера стал регион далеко за пределами Юго-Восточной Азии. Между 1973 и 75-м годами Киссинджер, работавший сначала с Никсоном, а потом с Фордом, был в центре событий войны Судного дня, когда Египет и Сирия вторглись в Израиль. Дело кончилось тем, что при непосредственном участии Киссинджера было заключено мирное соглашение и разъединение сил, и это позволило Вашингтону восстановить дипломатические отношения с Египтом и Сирией, впервые после разрыва их в пору Шестидневной войны 1967 года.
Александр Генис: Можно вспомнить и переворот в Чили осенью 1973 года, когда там воцарился хаос…
Владимир Гандельсман: Да, конечно. Хаос воцарился из-за анархического и некомпетентного правления Сальвадора Альенде, и этим мог воспользоваться Советский Союз. Никсон и Киссинджер поддержали военный переворот с Пиночетом во главе…
Александр Генис: …когда были убиты тысячи невинных людей.
Владимир Гандельсман: Но мы помним, что обсуждаемая нами статья называется «В защиту Киссинджера»…
Что руководило американскими политиками? Ими руководило прагматическое соображение, что любого рода правые силы будут для Чили лучше, чем любого рода левые, и что это в интересах Америки. Они достигли этого, но страшной ценой. Тем не менее, пока остальная Латинская Америка мыкалась в социалистических экспериментах, в первые семь лет правления Пиночет сократил число госкомпаний с 500 до 25 и создал более миллиона рабочих мест, бедность резко пошла на спад, также резко снизилась детская смертность – с 78 до 18 на тысячу детей. Чилийское социально-экономическое чудо стало примером для развивающихся стран.
Александр Генис: Все это - в глазах самих чилийцев - еще не оправдывает пыток и убийств тысяч людей, длившихся в течение двух десятилетий.
Владимир Гандельсман: Роберт Каплан отвечает на это так: реальные события существуют в историко-философском контексте, они должны рассматриваться в перспективе истории, в сравнении с другими эпохами в других частях мира. Киссинджера ненавидят в некоторых африканских странах, в то время, как Картера там боготворят. Но не будь американской военной поддержки в Эфиопии, сработал бы «принцип домино».
Александр Генис: Напомним, что это термин времен «холодной войны», согласно которому достаточно одному государству в регионе стать социалистическим, как за ним начинают следовать другие. Либо же наоборот – падение правящего режима в одной стране неизбежно влечет за собой падение подобных режимов в других странах.
Владимир Гандельсман: Так вот, если бы не вмешательство Америки, полагал Киссинджер, Эфиопия подпала бы под советское влияние с катастрофическими для прав человека последствиями. Что и произошло при Картере: Эфиопия пришла к марксистскому государству, когда сотни тысяч погибли при коллективизации и от голода в результате политики Москвы. И это было следствием отстранения от политики Киссинджера в этом регионе.
Александр Генис: В конце 19-го века лорд Палмерстон считался противоречивой фигурой. В 20-м веке он – один из самых выдающихся министров иностранных дел, служивших Британии. По мнению Каплана, такая же историческая судьба ждёт Киссинджера, не так ли?
Владимир Гандельсман: Это следует из всех мемуаров, написанных бывшими государственными секретарями и советниками по национальной безопасности Америки в течение последних десятилетий, где Киссинджер показан наиболее влиятельным и интеллектуальным политиком, принимающим трудные и иногда не популярные решения, но всегда идущие на благо страны. Он политик, который, преодолевая личные трагические обстоятельства, мыслит на самом деле более реалистически, чем его коллеги-моралисты. В конечном итоге, высшая мораль во внешней политике – избежание войны путем соблюдения баланса сил в поляризованном мире.
Александр Генис: И тут надо вспомнить исторический визит Никсона в Китай в 1972 году как высший гуманитарный жест, - ведь и это было инициативой Киссинджера. Об этом даже оперу написал Джон Адамс, где на сцене поет свою арию актер, изображающий Киссинджера. Редчайший случай в истории музыки - и дипломатии.
Владимир Гандельсман: Да, она так и называется “Никон в Китае”. И сюжет того стоил: результатом действий Никсона и Киссинджера стало мирное экономическое развитие Китая и избавление большей части Азии от нищеты. Резкое повышение уровня жизни более чем миллиарда человек на Дальнем Востоке!
Александр Генис: Но на совести Киссинджера есть кое-что еще. Его преследовали за то, что он сказал в 1973 году: “эмиграция евреев из России не есть забота Америки”.
Владимир Гандельсман: Да, но она возросла в разы именно благодаря политике Киссинджера – политики разрядки международной напряженности.
Александр Генис: Подведем итог – кто такой Киссинджер? Кем в свой юбилей он предстанет перед Клио?
Владимир Гандельсман: Генри Киссинджер — госсекретарь США с 1973 по 1977 год, лауреат Нобелевской премии, полученной за прекращение войны во Вьетнаме. Он признан самым влиятельным - и самым спорным - политическим аналитиком второй половины ХХ века. Он является автором «челночной политики», которая оказала существенное влияние на милитаристский мировой баланс. Генри Киссинджер признан гением современности, а в списке «ста гениев» числится 52-м. В этом году 27 мая ему исполняется 90 лет.
Александр Генис: Раз уж Вы, Володя, использовали афоризмы Киссинджера, позвольте и мне привести один его афоризм, весьма остроумный: «Какие-то 90 процентов политиков портят репутацию всех остальных». Остроумный и, возможно, самокритичный, потому что мы не знаем, в какие проценты Киссинджер помещает собственную персону.
Владимир Гандельсман: Согласен. Но вот что мне хотелось бы добавить: Роберт Каплан замечает, что победа будет за Киссинджером, потому что он просто пишет много лучше, чем его недоброжелатели. Такая вот литературная победа. В этом есть резон – живая история исчезает и оседает в книгах. А кого мы читаем и кому доверяем? Тем, кто лучше пишет.
Александр Генис: Как сказал Черчилль после Второй мировой войны, “история будет ко мне благосклонна, потому что я ее напишу”.