Александр Генис: Как многие любители истории, я охочусь за каждой новой книгой, посвященной блицу. Это эпизод Второй мировой войны необычайно важен потому, что оставшись в 1940-м году наедине с Гитлером, Англия сумела рассказать миру притчу о маленьком человеке, противостоящем ницшеанским претензиям сверхлюдей. На одной стороне были стальной кулак и историческая необходимость, на другой — «остров лавочников», как называли англичан немцы, и мало кто сомневался в близком конце. Церквам запретили отмечать службы колокольным звоном — колокола были нужны, чтобы дать знать о вторжении, которого тогда ждали буквально каждый день. В том страшном году единственным шансом Британии на победу был национальный характер, который позволил Лондону пережить блиц и разрушить планы Гитлера.
— Бомбежки Лондона, — писал журналист из тогда еще нейтральной Америки, — так разрушительны, что англичане демонстрируют свои нечеловеческие черты: они ухмыляются и поют, когда другие бранятся и плачут.
Миф Блица оказался самым живучим во всей 2000-летней истории островитян, потому что он опирается на хорошо документированную историю. Лондонские музеи тщательно хранят дневники и фотографии, запечатлевшие каждый без исключения день Блица. Все эти восемь месяцев от беззащитных лондонцев требовалось одно — вести себя, как всегда. Повседневность требовала героизма и была им. Так, дни и ночи Лондона были разительно не похожи. С закатом горожане заполняли метро. По восемь тысяч человек на каждой станции подземки укладывались спать на шпалы, аккуратно подложив принесенные из дома одеяла (спальные мешки считались редкой роскошью). Поразительно, но в толчее не случалось драк и скандалов.
— Англичане, — писал затесавшийся в блиц иностранец, — так стеснительны, что больше всего боятся потерять лицо перед посторонними, устроив сцену или поддавшись панике. Еще удивительнее, что по утрам проснувшийся в подземке Лондон вел себя как обычно. Гитлер не верил, что такое может продлиться долго, зато в это верил Лондон. Не удивительно, что в Англии любят вспоминать Блиц больше всех военных побед, потому что в этом сражении выиграли люди, защищавшиеся рутиной будней.
О новой книге, посвященной блицу, рассказывает Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Лондонский блиц — массированные бомбардировки города во время Второй мировой войны — начался 7 сентября 1940 г дневным, нарочито парадным рейдом трёхсот пятидесяти немецких бомбардировщиков в сопровождении шестисот истребителей. Но после того, как британские лётчики нанесли Люфтваффе огромный урон, немцы перешли к ночным бомбежкам города, продолжавшимся вплоть до конца мая 1941 г., когда Гитлер начал готовить нападение на Советский Союз.
Среди больших городов, подвергшихся массированным бомбардировкам во время Второй мировой войны, Лондон стоит особняком. Его главное отличие в том, что лондонцы категорически отказались менять из-за бомбёжек свой образ жизни. Почтальоны на дребезжащих велосипедах по-прежнему развозили письма по обгоревшим почтовым ящикам. Разбомбленные бары открывались снова по соседству. Рестораны работали. Танцы и спектакли не прекращались, и мимо дымящихся развалин шли на вечеринки нарядные женщины в сопровождении приехавших в увольнение солдат и офицеров. Этот несгибаемый дух Лондона отражён во многих фильмах и книгах.
Новую книгу об этом времени ее автор Лара Фейгел назвала «Приворотное зелье бомб. Мятущиеся души Второй мировой войны». Предметом ее исследования стал любовный аспект страшных и героических девяти месяцев в истории Лондона. Первая часть названия — цитата из эссе Грэма Грина, написанного во время блица:
«Ночная рутина сирен, заграждений, налётов... Безошибочное узнавание звука моторов («Где вы? Где вы? Где вы?»). Разрывы бомб приближаются, потом удаляются, завораживая тебя, как приворотное зелье».
Марина Ефимова: Что касается «мятущихся душ», то в книге их пять — все писатели, разной степени известности, жившие в Лондоне во время блица: Грэм Грин, Генри Йорке (писавший под псевдонимом Генри Грин), Элизабет Боуэн, Роуз Маколи и австрийская писательница-иммигрантка Хильда Шпиль.
«Через неделю после начала блица бомба попала в дом Вирджинии Вулф, разрушив знаменитое издательство «Хогарт Пресс». Сама писательница не пострадала (она выдержала еще полгода до того, как покончить с собой). Но после той, первой бомбежки Элизабет Боуэн задала ей детский вопрос — всё ли уничтожает бомба, когда попадает в квартиру, или что-нибудь остается? И во время бомбежки ее собственного района она выскочила из бомбоубежища, бросилась домой и вынесла оттуда... нет, не рукописи, а блок сигарет. Этот эксцентричный выбор, да и сам поступок, были в полном соответствии с лихорадочным, импульсивным и немного безумным состоянием духа, охватившим город. Это было время, когда еженощная угроза смерти сбила оковы рационального поведения с обитателей Лондона: в городе царило горячечное веселье и стоял любовный чад — перед лицом смерти лондонцы безоглядно занимались любовью, причем не только с супругами».
Марина Ефимова: Писательница Элизабет Боуэн, 40-летняя ирландка «с телом гончей и с лицом, словно созданным кистью Гольбейна», была замужем, но в угаре блица бросилась в омут пылкого романа с канадским дипломатом Чарльзом Ритчи, известным дон жуаном, «который разжигал ее воображение и терзал ее сердце следующие 30 лет». Плодом этой страсти стало её лучшее произведение — роман о любви во время блица «Жар дня».
Грэму Грину, до войны постоянно страдавшему от скуки, одержимому идеей смерти, «война предоставила апокалиптическое воплощение его мрачных фантазий. — пишет Фейгел, — И дала оправдание его любовным похождениям». Эвакуировав семью, Грэм Грин бросил сравнительно безопасную работу в Министерстве информации и перешел на ночные дежурства на крышах. И там, при свете пожаров, он крутил любовь с Дороти Гловер - дочерью квартирной хозяйки. Литературным плодом этого времени стал его роман «Конец одного романа».
Другой герой книги «Приворотное зелье бомб» — писатель-красавец Генри Йорке, тоже отправивший семью за город, — во время блица стал пожарным. Опасная работа, форма, роль спасителя придавали его красоте особую мужественность и привлекали целые стаи поклонниц. Фейгел пишет о своих героях:
«Будучи писателями, они не только переживали войну, но и наблюдали ее со свойственной им силой воображения. Лондон стал городом галлюцинаций и красочного безумия, городом, в котором сам страх мог преобразиться в заразительную эйфорию. В Лондоне жизнь ежедневно подвергалась опасности, поэтому каждый день был непредсказуем, каждый нес в себе буйную, хоть и нереальную интенсивность жизни — как последний день на земле».
Марина Ефимова: Йорке (он же Генри Грин) после окончания блица вернулся к семье. На прощанье он сказал своей беременной возлюбленной Мэри Кин: «Я надеюсь, это не катастрофически изменит твою жизнь». Утешением для юной Мэри стало лишь описание их отношений в «остроумном и элегическом» романе Йорке «Любящий», вышедшем в свет в 1945 г. Прозаик Энтони Пауэлл (автор многотомного романа «Танцы под музыку времени») говорил, что не представлял себе, как можно писать во время войны, и был поражен тем, что его друг Генри Йорке написал тогда два своих лучших романа: «Любящий» и «Пойманные».
Четвертой героиней книги «Приворотное зелье бомб» стала писательница Роуз Маколи. Вирджиния Вулф, окрестившая Роуз «высохшей голенастой девственницей», очень ошибалась: у Роуз был тайный роман с женатым человеком — Джерри О’Доннованом. Да и характер Маколи не подходил под определение злоязычной Вирджинии: Роуз лихо водила автомобиль, любила купаться голой и вообще легко нарушала всякие правила. Но расплата за эту лихость была жестокой. Они с возлюбленным попали в автокатастрофу, О’Доннован был тяжело покалечен и в 1942 г. умер. И горе, и любовь Роуз Маколи, и лондонский блиц остались в ее романах «Прелесть руин» и «Башни Трапезунда»:
«Роман с женатым человеком — недоброе дело, ужасный эгоизм, воровство, охраняемое ложью. И из этой недоброты, эгоизма и лжи выплывает такая любовь, и покой, и счастье, которые бомбам не разрушить».
Марина Ефимова: Многие рецензенты книги «Приворотное зелье бомб» удивлены выбором автора. Почему не включить писателя Орвелла, с его разбомбленной квартирой, или Нэнси Митфорд, которая тоже крутила роман под бомбами с нач. штаба ДеГолля? Или поэта Диллана Томаса, который пережидал бомбежки в пабах Сохо?
Похоже, что Лара Фейгел выбрала тех писателей, которые не просто жили (и творили) в горящем и рушащемся городе, но и бесстрашно спасали его. Элизабет Боуэн и Грэм Грин гасили на крышах зажигательные бомбы. Генри Йорке тушил пожары. Роуз Маколи была шофером-добровольцем: ночами носилась по Лондону, возила окровавленных раненых — до самого конца блица.
Только одна (пятая) героиня книги стоит особняком — австрийская писательница Хильда Шпиль — еврейка, иммигрантка из Вены. Её связь с остальными героями книги лишь в том, что она всех их переводила после войны. Хильда полюбила Англию, восхищалась мужеством лондонцев, их непобедимым, ироничным патриотизмом. Но в 43-м году, когда англичане бомбили Гамбург, жестокость их мести привела Хильду в отчаяние. За один налёт в Гамбурге погибло больше жителей, чем в Лондоне за всё время блица. Трогательно и горько описана в книге скорбная растерянность женщины, которой не удалось начисто отделить зло от добра. Это описание — завершающий штрих к яркой драме Лондонского блица в книге Лары Фейгел «Приворотное зелье бомб».
— Бомбежки Лондона, — писал журналист из тогда еще нейтральной Америки, — так разрушительны, что англичане демонстрируют свои нечеловеческие черты: они ухмыляются и поют, когда другие бранятся и плачут.
Миф Блица оказался самым живучим во всей 2000-летней истории островитян, потому что он опирается на хорошо документированную историю. Лондонские музеи тщательно хранят дневники и фотографии, запечатлевшие каждый без исключения день Блица. Все эти восемь месяцев от беззащитных лондонцев требовалось одно — вести себя, как всегда. Повседневность требовала героизма и была им. Так, дни и ночи Лондона были разительно не похожи. С закатом горожане заполняли метро. По восемь тысяч человек на каждой станции подземки укладывались спать на шпалы, аккуратно подложив принесенные из дома одеяла (спальные мешки считались редкой роскошью). Поразительно, но в толчее не случалось драк и скандалов.
— Англичане, — писал затесавшийся в блиц иностранец, — так стеснительны, что больше всего боятся потерять лицо перед посторонними, устроив сцену или поддавшись панике. Еще удивительнее, что по утрам проснувшийся в подземке Лондон вел себя как обычно. Гитлер не верил, что такое может продлиться долго, зато в это верил Лондон. Не удивительно, что в Англии любят вспоминать Блиц больше всех военных побед, потому что в этом сражении выиграли люди, защищавшиеся рутиной будней.
О новой книге, посвященной блицу, рассказывает Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Лондонский блиц — массированные бомбардировки города во время Второй мировой войны — начался 7 сентября 1940 г дневным, нарочито парадным рейдом трёхсот пятидесяти немецких бомбардировщиков в сопровождении шестисот истребителей. Но после того, как британские лётчики нанесли Люфтваффе огромный урон, немцы перешли к ночным бомбежкам города, продолжавшимся вплоть до конца мая 1941 г., когда Гитлер начал готовить нападение на Советский Союз.
Среди больших городов, подвергшихся массированным бомбардировкам во время Второй мировой войны, Лондон стоит особняком. Его главное отличие в том, что лондонцы категорически отказались менять из-за бомбёжек свой образ жизни. Почтальоны на дребезжащих велосипедах по-прежнему развозили письма по обгоревшим почтовым ящикам. Разбомбленные бары открывались снова по соседству. Рестораны работали. Танцы и спектакли не прекращались, и мимо дымящихся развалин шли на вечеринки нарядные женщины в сопровождении приехавших в увольнение солдат и офицеров. Этот несгибаемый дух Лондона отражён во многих фильмах и книгах.
Новую книгу об этом времени ее автор Лара Фейгел назвала «Приворотное зелье бомб. Мятущиеся души Второй мировой войны». Предметом ее исследования стал любовный аспект страшных и героических девяти месяцев в истории Лондона. Первая часть названия — цитата из эссе Грэма Грина, написанного во время блица:
«Ночная рутина сирен, заграждений, налётов... Безошибочное узнавание звука моторов («Где вы? Где вы? Где вы?»). Разрывы бомб приближаются, потом удаляются, завораживая тебя, как приворотное зелье».
Марина Ефимова: Что касается «мятущихся душ», то в книге их пять — все писатели, разной степени известности, жившие в Лондоне во время блица: Грэм Грин, Генри Йорке (писавший под псевдонимом Генри Грин), Элизабет Боуэн, Роуз Маколи и австрийская писательница-иммигрантка Хильда Шпиль.
«Через неделю после начала блица бомба попала в дом Вирджинии Вулф, разрушив знаменитое издательство «Хогарт Пресс». Сама писательница не пострадала (она выдержала еще полгода до того, как покончить с собой). Но после той, первой бомбежки Элизабет Боуэн задала ей детский вопрос — всё ли уничтожает бомба, когда попадает в квартиру, или что-нибудь остается? И во время бомбежки ее собственного района она выскочила из бомбоубежища, бросилась домой и вынесла оттуда... нет, не рукописи, а блок сигарет. Этот эксцентричный выбор, да и сам поступок, были в полном соответствии с лихорадочным, импульсивным и немного безумным состоянием духа, охватившим город. Это было время, когда еженощная угроза смерти сбила оковы рационального поведения с обитателей Лондона: в городе царило горячечное веселье и стоял любовный чад — перед лицом смерти лондонцы безоглядно занимались любовью, причем не только с супругами».
Марина Ефимова: Писательница Элизабет Боуэн, 40-летняя ирландка «с телом гончей и с лицом, словно созданным кистью Гольбейна», была замужем, но в угаре блица бросилась в омут пылкого романа с канадским дипломатом Чарльзом Ритчи, известным дон жуаном, «который разжигал ее воображение и терзал ее сердце следующие 30 лет». Плодом этой страсти стало её лучшее произведение — роман о любви во время блица «Жар дня».
Грэму Грину, до войны постоянно страдавшему от скуки, одержимому идеей смерти, «война предоставила апокалиптическое воплощение его мрачных фантазий. — пишет Фейгел, — И дала оправдание его любовным похождениям». Эвакуировав семью, Грэм Грин бросил сравнительно безопасную работу в Министерстве информации и перешел на ночные дежурства на крышах. И там, при свете пожаров, он крутил любовь с Дороти Гловер - дочерью квартирной хозяйки. Литературным плодом этого времени стал его роман «Конец одного романа».
Другой герой книги «Приворотное зелье бомб» — писатель-красавец Генри Йорке, тоже отправивший семью за город, — во время блица стал пожарным. Опасная работа, форма, роль спасителя придавали его красоте особую мужественность и привлекали целые стаи поклонниц. Фейгел пишет о своих героях:
«Будучи писателями, они не только переживали войну, но и наблюдали ее со свойственной им силой воображения. Лондон стал городом галлюцинаций и красочного безумия, городом, в котором сам страх мог преобразиться в заразительную эйфорию. В Лондоне жизнь ежедневно подвергалась опасности, поэтому каждый день был непредсказуем, каждый нес в себе буйную, хоть и нереальную интенсивность жизни — как последний день на земле».
Марина Ефимова: Йорке (он же Генри Грин) после окончания блица вернулся к семье. На прощанье он сказал своей беременной возлюбленной Мэри Кин: «Я надеюсь, это не катастрофически изменит твою жизнь». Утешением для юной Мэри стало лишь описание их отношений в «остроумном и элегическом» романе Йорке «Любящий», вышедшем в свет в 1945 г. Прозаик Энтони Пауэлл (автор многотомного романа «Танцы под музыку времени») говорил, что не представлял себе, как можно писать во время войны, и был поражен тем, что его друг Генри Йорке написал тогда два своих лучших романа: «Любящий» и «Пойманные».
Четвертой героиней книги «Приворотное зелье бомб» стала писательница Роуз Маколи. Вирджиния Вулф, окрестившая Роуз «высохшей голенастой девственницей», очень ошибалась: у Роуз был тайный роман с женатым человеком — Джерри О’Доннованом. Да и характер Маколи не подходил под определение злоязычной Вирджинии: Роуз лихо водила автомобиль, любила купаться голой и вообще легко нарушала всякие правила. Но расплата за эту лихость была жестокой. Они с возлюбленным попали в автокатастрофу, О’Доннован был тяжело покалечен и в 1942 г. умер. И горе, и любовь Роуз Маколи, и лондонский блиц остались в ее романах «Прелесть руин» и «Башни Трапезунда»:
«Роман с женатым человеком — недоброе дело, ужасный эгоизм, воровство, охраняемое ложью. И из этой недоброты, эгоизма и лжи выплывает такая любовь, и покой, и счастье, которые бомбам не разрушить».
Марина Ефимова: Многие рецензенты книги «Приворотное зелье бомб» удивлены выбором автора. Почему не включить писателя Орвелла, с его разбомбленной квартирой, или Нэнси Митфорд, которая тоже крутила роман под бомбами с нач. штаба ДеГолля? Или поэта Диллана Томаса, который пережидал бомбежки в пабах Сохо?
Похоже, что Лара Фейгел выбрала тех писателей, которые не просто жили (и творили) в горящем и рушащемся городе, но и бесстрашно спасали его. Элизабет Боуэн и Грэм Грин гасили на крышах зажигательные бомбы. Генри Йорке тушил пожары. Роуз Маколи была шофером-добровольцем: ночами носилась по Лондону, возила окровавленных раненых — до самого конца блица.
Только одна (пятая) героиня книги стоит особняком — австрийская писательница Хильда Шпиль — еврейка, иммигрантка из Вены. Её связь с остальными героями книги лишь в том, что она всех их переводила после войны. Хильда полюбила Англию, восхищалась мужеством лондонцев, их непобедимым, ироничным патриотизмом. Но в 43-м году, когда англичане бомбили Гамбург, жестокость их мести привела Хильду в отчаяние. За один налёт в Гамбурге погибло больше жителей, чем в Лондоне за всё время блица. Трогательно и горько описана в книге скорбная растерянность женщины, которой не удалось начисто отделить зло от добра. Это описание — завершающий штрих к яркой драме Лондонского блица в книге Лары Фейгел «Приворотное зелье бомб».