ЕГЭ после пяти лет практики продолжают улучшать. Это означает одно: раздражает сама идеология экзамена
В России со следующего года вновь может быть изменен порядок сдачи Единого государственного экзамена, причем на этот раз – принципиально. По планам, из него будет исключена тестовая часть по всем дисциплинам, взамен же появится устная форма ответов в экзаменах по гуманитарным предметам.
Нет ничего удивительного в том, что система российского образования, как всякая государственная структура, подвержена трансформациям политического порядка. Долгое время, правда, школу спасала инерционность среды: любой директор скажет, что реформы приходят и уходят, а ученики за партами остаются, так что, образно говоря, "доживем до понедельника".
Сегодня образовательная среда меняется принципиально: ученики предпочитают оставаться дома или общаться с педагогами дистанционно, переходят в другие школы, подрывая тем самым авторитет и финансовую устойчивость не оправдавшего надежд учебного заведения. Иными словами, возникла конкуренция, которая может положительно влиять на качество образования, и не последнюю роль в этом процессе сыграло введение ЕГЭ. То, что этот экзамен, едва ли не десять лет проходивший в виде эксперимента в регионах, продолжают и после пяти лет повсеместной практики улучшать, означает одно: раздражает сама идеология экзамена. Но если прежде изменения касались частностей, уточнений, то теперь министр образования и науки, как пишут "Известия", заявляет о принципиальных изменениях, которые произойдут уже в будущем году. Будет исключена часть "А" (тестовая) по всем дисциплинам и появится устная форма ответов в экзаменах по гуманитарным предметам, например, по английскому языку.
На первый взгляд, это вполне понятные метаморфозы. Использование тестов, пожалуй, звучало как последний упрек в адрес единого государственного экзамена, хотя задания части "А", как правило, меряют нижнюю планку знаний. Никто же не виноват, что одиннадцать классов заканчивают все больше ребят, и некоторые из них усваивают школьный курс не слишком успешно.
Про устную часть даже говорить не хочется. Во-первых, стресс для школьника. Во-вторых, пространство для манипуляции. Если такую форму вводить, то можно сразу отказаться от института общественных наблюдателей, пускай они, как в советской школе, бутерброды и воду разносят.
"Конечно, очень многое зависит от подготовки преподавателя, – говорит учитель информатики из города Свободный Амурской области Татьяна Макарова. – Из опыта нашей работы известно, что при разговоре с человеком впечатление быстрее формируется, чем когда проверяешь тесты, им написанные. Поэтому с точки зрения оценивания здесь можно делать разные выводы. Есть определенные требования к устному ответу, а есть личное впечатление, которое создается при общении. Обычно, если человек уверенно говорит, если держится очень спокойно, то создается впечатление, что он очень хорошо ориентируется в данном вопросе. И тогда, скорее всего, оценка будет более высокая. От субъективности здесь довольно трудно уйти".
Главным аргументом за возвращение устных форм экзамена стало утверждение, что многие и, главным образом, одаренные дети часто не справляются с оформлением задания, тогда как опытный преподаватель всегда увидит имеющийся потенциал. Руководитель лаборатории Центра развития творчества города Сосновый Бор Ленинградской области Михаил Краско считает, что как базовую часть ЕГЭ стоит сохранить. "Но плясать нужно от печки, то есть от вузов. Если вузы действительно имеют высокий рейтинг и имеют возможность отбирать именно своих студентов, то здесь можно комбинировать. То есть первичный отсев оставлять за школьным ЕГЭ, а дальше вузам позволять совершенствовать систему приема, чтобы отобрать из массы желающих именно тех, кто им нужен и кто способен учиться".
"Не надо забывать о том, что главная функция ЕГЭ для большинства российских старшеклассников – поступление в институт. И изменение формы государственного экзамена, в свою очередь, не может не повлиять на структуру высшей школы. "Наличие тестовой части в ЕГЭ, с моей точки зрения, это не критерий. Она может быть, а может и не быть, – считает проректор Высшей школы экономики Григорий Канторович. – Есть, например, знаменитый американский тест, когда за счет большого количества тестовых вопросов, но с очень высокой плотностью, скажем, три минуты на вопрос, удается пробежать, проверить всю программу. Не как у нас – 7 тестовых вопросов. То есть это можно обсуждать, но когда сначала принимается решение, а потом начинают смотреть, как его реализовать – ведь сегодня нет образца, на который можно посмотреть, – то создается впечатление, что решение это политическое, а не образовательное.
Можно задать и более жесткий вопрос. Во всем мире нет ЕГЭ по гуманитарным дисциплинам. Я понимаю сложности построения хорошего письменного экзамена по гуманитарному предмету, но возвращение к устной форме означает, что от чего уходили, к тому и приходим. А как унифицировать требования? Мы будем выстраивать систему обучения экзаменаторов? Да, по гуманитарным предметам объем работ гораздо меньше, чем по математике, русскому или обществознанию. Хотя обществознание, между прочим, – это гуманитарный предмет, и его выбирает максимальное количество абитуриентов – 400 тысяч примерно. Обеспечить у 400 тысяч человек единообразный прием устного экзамена, да еще по такому идеологизированному предмету, – я сегодня не представляю, как это можно сделать".
И следующий шаг совершенно очевидный, продолжает Григорий Канторович. "У нас не будет ЕГЭ, у нас опять будут вступительные экзамены, в каждом вузе свои, потому что школьным экзаменам нельзя будет доверять. При всех издержках ЕГЭ он решил проблему унифицирования. И если кто-то думает, что покупать ЕГЭ тяжелее, чем покупать конкретного преподавателя в родном городе, это требует особого обсуждения, откуда такая уверенность. Я уже много лет говорю, что есть некоторые параметры организации общества и системы образования, по которым мы уже не вернемся в советскую школу. У нас тогда поступало 15 процентов школьного выпуска в вузы, и не было никакого платного образования. И было много мест, куда ребята могли пойти дальше – рабочими, учениками. Сейчас поступают 80 процентов, огромное количество платных мест. Если ликвидировать платные места, мы выбросим процентов 50-60 выпуска на рынок безработицы, потому что они никому не нужны.
При массовом высшем образовании надо так организовать систему, чтобы человек реально мог претендовать на поступление в нескольких вузах. Иначе, если он придет, как раньше, в июле сдавать в один институт, он не сможет попробовать поступить в другой. И окажется, что все средние российские вузы останутся без набора. "Слабаки" наберут своих, топовые вузы наберут лучших, а непоступившие ребята пролетят мимо всех и пойдут на рынок труда, где их никто не ждет. В этом, мне кажется, огромная проблема", –отметил проректор Высшей школы экономики.
Нет ничего удивительного в том, что система российского образования, как всякая государственная структура, подвержена трансформациям политического порядка. Долгое время, правда, школу спасала инерционность среды: любой директор скажет, что реформы приходят и уходят, а ученики за партами остаются, так что, образно говоря, "доживем до понедельника".
Возникла конкуренция, которая может положительно влиять на качество образования
На первый взгляд, это вполне понятные метаморфозы. Использование тестов, пожалуй, звучало как последний упрек в адрес единого государственного экзамена, хотя задания части "А", как правило, меряют нижнюю планку знаний. Никто же не виноват, что одиннадцать классов заканчивают все больше ребят, и некоторые из них усваивают школьный курс не слишком успешно.
Про устную часть даже говорить не хочется. Во-первых, стресс для школьника. Во-вторых, пространство для манипуляции. Если такую форму вводить, то можно сразу отказаться от института общественных наблюдателей, пускай они, как в советской школе, бутерброды и воду разносят.
Есть определенные требования к устному ответу, а есть личное впечатление, которое создается при общении
Главным аргументом за возвращение устных форм экзамена стало утверждение, что многие и, главным образом, одаренные дети часто не справляются с оформлением задания, тогда как опытный преподаватель всегда увидит имеющийся потенциал. Руководитель лаборатории Центра развития творчества города Сосновый Бор Ленинградской области Михаил Краско считает, что как базовую часть ЕГЭ стоит сохранить. "Но плясать нужно от печки, то есть от вузов. Если вузы действительно имеют высокий рейтинг и имеют возможность отбирать именно своих студентов, то здесь можно комбинировать. То есть первичный отсев оставлять за школьным ЕГЭ, а дальше вузам позволять совершенствовать систему приема, чтобы отобрать из массы желающих именно тех, кто им нужен и кто способен учиться".
Изменение формы государственного экзамена, в свою очередь, не может не повлиять на структуру высшей школы
Можно задать и более жесткий вопрос. Во всем мире нет ЕГЭ по гуманитарным дисциплинам. Я понимаю сложности построения хорошего письменного экзамена по гуманитарному предмету, но возвращение к устной форме означает, что от чего уходили, к тому и приходим. А как унифицировать требования? Мы будем выстраивать систему обучения экзаменаторов? Да, по гуманитарным предметам объем работ гораздо меньше, чем по математике, русскому или обществознанию. Хотя обществознание, между прочим, – это гуманитарный предмет, и его выбирает максимальное количество абитуриентов – 400 тысяч примерно. Обеспечить у 400 тысяч человек единообразный прием устного экзамена, да еще по такому идеологизированному предмету, – я сегодня не представляю, как это можно сделать".
Если кто-то думает, что покупать ЕГЭ тяжелее, чем покупать конкретного преподавателя в родном городе, это требует особого обсуждения, откуда такая уверенность
При массовом высшем образовании надо так организовать систему, чтобы человек реально мог претендовать на поступление в нескольких вузах. Иначе, если он придет, как раньше, в июле сдавать в один институт, он не сможет попробовать поступить в другой. И окажется, что все средние российские вузы останутся без набора. "Слабаки" наберут своих, топовые вузы наберут лучших, а непоступившие ребята пролетят мимо всех и пойдут на рынок труда, где их никто не ждет. В этом, мне кажется, огромная проблема", –отметил проректор Высшей школы экономики.