Любимый афоризм Маркса утверждает: повторяясь, история превращается из трагедии в фарс. Похоже, что Маркс и тут ошибался. В том, что мир сегодня оказался там, откуда с таким трудом выбрался, я не вижу ничего смешного. Напротив, самое страшное, что все это уже было.
Я приехал в Америку в конце 1970-х и подоспел к последним вспышкам холодной войны. Одной из наиболее пугающих была, конечно, война в Афганистане. Из-за нее нас с Вайлем выставили из нью-йоркского бара, где мы хотели обучить местных игре в бильярд по русским правилам.
– По русским правилам, – сказали нам, отбирая кий, – будете играть в Афганистане.
Мы ушли без скандала, молча, не умея объяснить, что мы тут ни при чем в двух словах, а дольше бы нас и слушать не стали.
И все же афганская война не была последней каплей. Во всяком случае, в глазах составляющих большинство нью-йоркского населения либералов. Для них эта советская авантюра вписывалась в историю наравне с Вьетнамом: трагический эпизод в привычной борьбе двух сверхдержав, выясняющих отношения на чужой для обеих сторон территории. К тому же в те времена еще далеко не все в Америке могли найти Афганистан на карте.
Хуже стало, когда в 1983 году советские военные сбили корейский авиалайнер. Это была уже не война, а бойня, причем посторонних, тех, кто не участвовал в геополитических играх соперничающих держав, идеологий и режимов. Пассажирам беззащитного корейского "Боинга" до всего этого не было дела, именно поэтому каждый американец мог представить себя на месте погибшего.
Вот когда я впервые увидел, нет, ощутил, каково говорить на языке изгоев. Не я один, конечно. В этот день все таксисты-соотечественники, преобладавшие в Нью-Йорке 80-х, превратились из русских в болгар. Хорошо еще, что во всех славянских языках одинаково раскатистое "р".
"Сбитый самолет, – сказал тогда Рейган, – свидетельство варварства советской власти".
Эта трагедия подтверждала исходную характеристику режима, который американские советологи с самого начала холодной войны считали "параноидальным социопатом".
Мне от этого было не легче, и каждое американское знакомство я предварял краткой лекцией на тему "Сахар-ров из гр-рейт, а я выбрал свободу".
Чтобы переубедить Америку, потребовалось четверть века, включивших перестройку, падение Берлинской стены, "горбоманию", распад СССР, наконец, выступление Ельцина в Конгрессе, где законодатели стоя аплодировали первому русскому президенту, обещавшему закончить безумное противостояние двух стран, которых, в сущности, ничто и никогда не разделяло. За эти годы выросло поколение американцев, привыкших к совсем другим врагам, вроде безликих фанатиков-террористов.
Но вот, будто и не было десятилетий перемирия, все вернулось к той же исходной точке. Вновь сбитый пассажирский самолет, вновь возмущение, переходящее в гадливость, вновь страх перед новой войной, вновь на русских смотрят с подозрением, легко переходящим в презрение. Только на этот раз, пожалуй, все еще труднее. Раньше американцы, не веря, что народ может сам себе выбрать такую судьбу, считали русских заложниками зверской тиранической власти. Теперь, когда четыре пятых россиян поддерживают путинскую политику, трудно остаться невинным.
– Каждый, кто не осуждает Путина, – сказал мне товарищ, – разделяет с ним ответственность.
И я, соглашаясь с ним, вновь вынужден объяснять всем, кто еще готов слушать, что несмотря на раскатистое "р", я не радуюсь тому, что "Крымнаш", не верю, что к сбитому самолету не имеет отношения Путин и не считаю хунтой киевскую власть, выбравшую вместо него Европу.
А по кремлевскую сторону фронта телевизор вновь врет так, как мы уже успели забыть. У Карела Чапека это звучало так: "Враг коварно напал на наши самолеты, мирно бомбившие его города".
Александр Генис – нью-йоркский писатель и публицист, автор и ведущий программы Радио Свобода "Американский час "Поверх барьеров"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода