Александр Генис: Многие, и я в их числе, считают “Великого Гэтсби” тем самым Большим Американским Романом (все слова с прописной буквы), который критики ждали от словесности ХХ века, после таких вершин века Х1Х, как “Гек Финн” и “Моби Дик”. Соперник и товарищ Хемингуэя, Скотт Фитджеральд развернул американскую литературу, сделав ее современной и актуальной в век кино, составившего грозную конкуренцию писателям. Однако, ни жизнь автора, ни прижизненная судьба его произведений, не была легкой. В последнее время появился ряд важных публикаций о Скотте Фитцджеральде и его талантливой и многострадальной жене Зельде.
Обзор этих материалов - в “Книжном обозрении” Марины Ефимовой.
Марина Ефимова: Одно из знаменитых выражений американского писателя Скотта Фитцджералда гласит: «В жизни американцев не бывает второго акта». Это выражение стало расхожим, опровергая еще более расхожее мнение о том, что в Америке каждому человеку даётся в жизни вторая попытка. Объясняя ошибочное толкование фитцджеральдовской цитаты, литературный критик Адам Гопник пишет в статье «Большой, как Ритц», опубликованной в журнале Нью-Йоркер:
Диктор: «Фитцджеральд имел в виду не вторую попытку, а буквально второй акт – как в классических пьесах, где обычно второй акт проходит без эксцессов, медленно подводя все линии пьесы к моменту катастрофы. Писатель считал, что в стремительной американской жизни нет места для срединного спокойного развитя жизненного сюжета. Однако и ошибочное истолкование часто оказывается верным: Бикс Байдербек создал высокую музыку и умер в 29 лет; Стивен Крейн написал одну великую книгу и исчез; карьера Орсона Уэллса в Голливуде угасла после двух фильмов. И сам Фитцджеральд (ставший знаменитостью в 24 года, а в сорок четыре умерший и надолго забытый) является одним из примеров своего переиначенного высказывания».
Марина Ефимова: Если второй акт и отсутствовал в жизни Фитцджеральда, зато эпилог оказался долгим. Причем, и самого писателя, и его жены Зельды. Экстравагантные, талантливые, красивые как Адонис и Афродита, они сияли в 20-х, погибли в 40-х, исчезли из виду в 50-х, но уже в 60-х обрели новую легендарную судьбу. При жизни, в их эпоху - эру джаза и сухого закона - Скотт и Зельда вечно были предметами критики и издевательств: со стороны светских хроникёров и со стороны друзей (даже близких), а Скотт получал оплеухи от критиков. Адам Гопник пишет:
Диктор: «При жизни все любили плевать в их кофе, точнее, в их стаканы с самогонным джином. А через три четверти века они стали не просто душераздирающей сноской к своей эпохе, но неумирающей легендой Запада, которая вдохновляют авторов на всё новые книги, статьи, романы и кинофильмы».
Марина Ефимова: В конце 50-х годов знаменитый критик Эдмунд Уилсон, который в течение всей жизни Фитцджеральда был его литературным палачом, заметил и назвал «абсурдом» тот факт, что Скотт - его университетский друг, пьяница и клоун, - стал в глазах публики чем-то вроде умирающего и возрождающегося бога Адониса. «Подобное удивление, - пишет Адам Гопник, - было характерно и для друзей Дилана Томаса, и для друзей Пёрси Шелли, и, наверное, для друзей самого Адониса».
К настоящему времени о паре Скотт-Зельда и о самом Фитцджеральде написаны сотни работ, обследованы все стороны творчества, быта (включая финансовое положение), любовной жизни и, конечно, характеров. Но вот что подметил Адам Гопник:
Диктор: «Даже в академической литературе авторы часто принимают Фитцджеральда за того, кем он сам себя считал. Он вечно каялся в своей глупости, в пьянстве, называл себя неудачником. На самом деле его афористичная интеллигентность была тоньше прямых формулировок. Его глаза были проницательней, а суждения - мудрей, чем считало большинство его знакомцев, включая Эдмунда Уилсона».
Марина Ефимова: Вот, например, пассаж из записной книжки Фитцджеральда: «Очень важно, - пишет он, - что столица Соединенных Штатов - не в Нью-Йорке. В 1863 году это спасло Союз от страстей толпы. Но с другой стороны, интеллект перетёк в Нью-Йорк, и без критики изнутри наша политика стала ребяческой».
Сэллинджер удивил многих, сказав, что в Фитцджеральде его привлекла «сила интеллекта». С тех пор образ писателя переосмысливают многие авторы. Самый недавний урожай работ о Скотте и о Зельде делится на две категории. Первая – попытка представить Фитцджеральда автором поп-культуры, сравнивать его с автором детективов Дэшелом Хэмметом, например, а его роль в литературе - с ролью композитора Кола Портера в музыке. Вторая категория – попытки изобразить Зельду художником, доведенным до сумасшествия жестокостью её времени и эгоцентричностью мужа, притеснявшего ее творческую потенцию, даже когда он делал вид, что служит ей.
Яркий пример первой категории – книга литературного радио-критика Морин Корриган «Мы всё еще читаем. Как родился и почему выжил «Великий Гэтсби».» По выражению Адама Гопника, «автор съёживает Фитцджеральда до современного вкуса». Книга Корриган полна любви к роману, что делает ее много привлекательней сухих академических исследований, но автор представляет роман «Великий Гэтсби» бульварным чтивом, хоть и высочайшего класса. Именно благодаря этому, по ее мнению, он и стал так популярен. В подтверждение своей идеи она пишет о любви Фитцджеральда к детективам и об их возможном влиянии на него (хотя лучшие детективы того времени – в частности, того же Хэммета – были написаны после публикации «Великого Гэтсби»). Адам Гопник возражает Корриган:
Диктор: «Великий Гэтсби» - роман о убийстве таблоидного типа. Но он долго живет как раз потому, что написан в абсолютно антитаблоидном стиле. Фитцджеральд – тонкий стилист, и его стиль - осознанно поэтическая проза. Может быть, самое прекрасное, что он создал – отдельные фразы и абзацы, которые остаются в памяти, как стихи. Эдмунд Уилсон подготовил посмертное издание избранных произведений Фитцджералда и в конце книги собрал целую коллекцию таких фраз и пассажей – на ста пятидесяти страницах».
Марина Ефимова: «Франция, - говорит один из персонажей Фитцджеральда – была землей; Англия – народом, а Америка – была... готовностью души».
Из писем Фитцджеральда делается очевидным, что главное влияние на него оказали английские романисты «эдвардианской эпохи»: Голсуорси, Маккензи и особенно Джозеф Конрад. И в своем исповедальном эссе «Крушение» Фитцджеральд оплакивает гибель романа, который оттеснило, в частности, массовое кино:
Диктор: «Я наблюдал, как роман, который для меня был самым сильным и самым гибким способом передачи мыслей и чувств одним человеком другому, подчинился механическому и коммунальному искусству, способному отражать лишь самые банальные мысли, самые простые эмоции».
Марина Ефимова: Другим примером новых книг о Зельде Фитцджеральд является бестселлер Терезы Фоулер, названный первой буквой имени Зельды – «Z». Адам Гопник пишет:
Диктор: «Роман «Зет» - часть заметной тенденции сделать Зельду символической героиней феминисток – женщиной большого потенциального таланта, лишенной возможности его применить. Зельда бесспорно обладала литературным даром, но считать ее чьей-то жертвой и думать, что она сошла с ума по чьей-то вине – это старомодно-романтическое отношение к трагедии. Трагические фигуры писательниц, таких, как Вирджиния Вулф или Сильвия Платт, остаются трагическими и при благоприятных обстоятельствах – в достатке, в кругу любящих друзей или при нежном, внимательном муже (как это было с Вирджинией Вулф). Нынешний культ Зельды вызывает обиду за других писательниц ее времени, которые в гораздо худших условиях сумели осуществить свой талант – за Дон Пауэлл, например, и Аниту Луз, которые полностью исчезли из виду».
Марина Ефимова: Адам Гопник прав, конечно. Теоретически. Но, ведь, легендами не назначают. Наверное, некоторые современники Скотта и Зельды Фитцджеральд были более достойными кандидатами на легендарность. Но именно эта пара была Адонисом и Афродитой (нет, Адонисом и Персефоной) “потерянного” поколения.