Виктор Резунков: 10 ноября в Эрмитаже, точнее в Эрмитажном театре, пожалуй, впервые в истории Петербурга собралось огромное количество пожилых импозантных мужчин, художников. Здесь проходила научная конференция «Территория Свободы», посвященная сразу трем юбилеям: 50-летию «выставки такелажников» в Галерее Растрелли Эрмитажа, 40-летию выставки неофициального искусства в ДК им. И. И. Газа и 25-летию со дня создания Арт-центра «Пушкинская, 10» (Товарищества «Свободная культура»). Эти события арт-общественность признает тремя важными вехами в утверждении нонконформистского, свободного искусства в советском Ленинграде и постперестроечном Санкт-Петербурге.
Легендарная выставка «художников-работников хозяйственной части Эрмитажа», получившая в дальнейшем название «выставка такелажников», состоялась 31 марта 1964 года. В Галерее Растрелли Эрмитажа были представлены работы пятерых «такелажников»: Михаила Шемякина, Олега Лягачева, Владимира Овчинникова, Валерия Кравченко и поэта Владимира Уфлянда. Выставка вызвала панику в партийном руководстве Ленинграда. Уже на следующий день, 1-го апреля вокруг Эрмитажа встали многочисленные черные «Волги» партийных бонз, а против «художников-работников хозяйственной части Эрмитажа» начались репрессии. Вспоминает Михаил Шемякин:
Легендарная выставка «художников-работников хозяйственной части Эрмитажа» состоялась 31 марта 1964 года.
Михаил Шемякин
Михаил Шемякин: Буквально на второй день после того, как вывезли работы, был сделан фильм о выставке и послан министру культуры Фурцевой. Наша выставка рассматривалась как какое-то необычайное событие. Но ничего криминального на ней не было. Я выставил иллюстрации к Гофману, Достоевскому и Диккенсу, несколько натюрмортов и портретов, Олег Лягачев тоже показал несколько живописных работ, а Владимир Уфлянд, поэт, выставил забавные крошечные рисунки к своей поэзии. Валерий Кравченко, который в то время учился в театральном институте, к изобразительному искусству имел слабенькое отношение, он тоже что-то нарисовал. А Володя Овчинников выставил громадный холст, который назывался «Джазовый оркестр»: на нем были изображены несколько десятков саксофонистов в фиолетовых пиджаках, и все они держали ярко-желтые саксофоны, но не руками, а рукавами фиолетовых пиджаков. Работы были вывезены, а на третий день Михаил Артамонов, занимавший пост директора Эрмитажа (громадный политический пост) был с треском уволен. Его кресло занял Борис Пиотровский, тоже археолог. Нас, участников выставки, вызвал к себе директор хозяйственной части Эрмитажа, некто Логунов, партийный работник, которого уволили из балетного училища за приставания к молодым балеринам; он пришел в Эрмитаж и люто ненавидел всех нас. Он вызвал нас в кабинет и предложил немедленно написать заявления об уходе по собственному желанию. Мы отказались. Тогда нас просто решили выдворить. Нас, художников, утром вызывали и посылали на самые грязные работы. Утром, когда мы выстраивались, Ольга Богданова, наш начальник, приказывала: «Лягачев, Шемякин - на помойку! А остальные мальчики пойдут открывать картины из Франции!». Проглотишь горькую слезу и отправляешься в резиновых сапогах грузить помои на городскую помойку или грести снег…
Плакат художников-"такелажников"
Виктор Резунков: Другой участник «выставки такелажников», художник Владимир Овчинников сегодня даже в какой-то степени благодарен КГБ, но совсем не за репрессии, которыми эта организация ответила художникам.
Владимир Овчинников: Я думаю, что непосредственно на наше творчество эта выставка заметного влияния не оказала. Но, конечно, меры, принятые по отношению к нам, сложили новые модели наших судеб, о которых я не догадывался. И я, пожалуй, даже благодарен за это. Мы обычно об этом не рассказываем: когда нас выкинули из любимого музея, мы находились в депрессивном состоянии. Мы действительно по-мальчишески сильно и искренне любили (и теперь любим) Эрмитаж. И, очевидно от какой-то полной безвыходности, безысходности, сумасбродности мы вдвоем с Мишкой Шемякиным решили… поступить в семинарию! Это, слава Богу, не получилось. В моей жизни существует единственный момент, за который я искренне благодарен КГБ: с одной стороны, КГБ выкинул нас из Эрмитажа, а, с другой, не пустил в семинарию. Это он очень хорошо сделал!
Владимир Овчинников
Затем Миша Шемякин познакомился с известным в то время человеком, настоятелем Псково-Печерского монастыря архимандритом Алипием (Вороновым). Он по образованию был художник. Алипий пригласил нас к себе поработать, и это было очень здорово, удивительно кстати, потому что до этого я никогда иконой не занимался. Там нужно работать в жестком каноне, и это – хорошая школа для художника. Да за это еще и платили! Одно лето мы проработали вместе с Мишей, потом он куда-то уехал, а Алипий пригласил меня еще и на следующее лето. Я у него проработал два лета. А КГБ я благодарен еще за одно: я встречал там очень интересных людей, и Алипий был очень интересным человеком, но главное, этот период жизни дал мне мощную антиклерикальную прививку, которая со временем, по-моему, только сильнее действует.
Виктор Резунков: В целях исторической точности надо отметить, что гораздо раньше, чем «выставка такелажников» в Эрмитаже, и даже гораздо раньше, чем скандально известная выставка Михаила Шемякина в редакции журнала «Звезда» в Ленинграде устраивала квартирные выставки другая группа художников, получившая условное название «группа Александра Арефьева». Она возникла в Ленинграде еще в 1949 году, когда в Москве, по воспоминаниям современников, подобных групп не было и в помине. Так что у петербургских художников (а они об этом говорили в Эрмитажном театре) есть все основания к трем юбилеям прибавить четвертый – 65 лет со дня возникновения в Ленинграде первой неофициальной группы художников. Рассказывает доктор искусствоведения Дмитрий Северюхин:
Круг художников, входивших в «группу Арефьева», заведомо отказывался от всякого официального продвижения. Они принципиально не шли на контакт с властью.
Дмитрий Северюхин
Дмитрий Северюхин: Еще за несколько лет до выставки «такелажников» в Эрмитаже в Ленинграде существовало несколько очень интересных художественных групп. В первую очередь, это, конечно, «группа Арефьева», как ее сейчас называют, «Арефьевский круг». В эту группу, сегодня немножко легендаризированную, входили замечательные художники, бывшие учащиеся Средней Художественной школы (СХШ): Александр Арефьев, Владимир Громов, Владимир Шагин, Шолом Шварц и другие. Они собирались на площади имени Тургенева (ныне Покровской площади), в квартире замечательного поэта Алика Мандельштама, очень рано умершего: в 1962 году. Это был интеллектуал и, видимо, он обладал такой «магией», которая объединяла художников. Это были «блокадные» мальчики, вероятно, малокультурные, если понимать под этим культурность книжную, но высоко духовно-культурные. Удивительно, как эти подростки, изолированные в то время от западного искусства (а они не имели возможности видеть картины Матисса, Пикассо) были магическим образом эрудированы. В их изобразительных произведениях присутствует удивительная гармония, талант, как и в потрясающей поэзии Алика Мандельштама. Такая группа была, она оставила свой след. И потом, уже в семидесятые годы ее члены влились в движение нонконформизма.
Виктор Резунков: Еще одна группа художников, оставившая в те годы след в андеграундной культуре Ленинграда, - это группа «Санкт-Петербург». Само ее название по тем, советским временам 6уже было вызовом.
Дмитрий Северюхин: Параллельно, независимо от «группы Арефьева», существовала в Ленинграде группа «Санкт-Петербург». Ее лидером был Михаил Шемякин. Это было другое направление в живописи. Если у «арефьевцев» был крен в сторону экспрессии, в сторону французской живописи, которой они не знали, но с которой каким-то странным образом совпали, то Михаил Шемякин больше ориентировался на достижения старой петербургской культуры: это и «Мир искусства», и ХVIII век, - о чем говорилось в манифесте группы «Санкт-Петербург», растиражированном на машинке. Это тоже были необычайно яркие художники, которые действовали самостоятельно. Но очень любопытно, что круг художников, входивших в «группу Арефьева», заведомо отказывался от всякого официального продвижения. Это были люди, которые поставили крест на карьере. Они принципиально не шли на контакт с властью. Поэт Алик Мандельштам, например, категорически отказывался печатать свои произведения в официальных изданиях. Это – пример самоотверженного служения искусству.
Особый характер ленинградской неофициальной культуры проявляется в позитивном устремлении, в постоянном преодолении каких бы то ни было проявлений негативизма, нигилизма и слепого бунтарства.
Виктор Резунков: В советское время неофициальными творческими группами было написано немало радикальных манифестов. Но, пожалуй, единым манифестом неофициального ленинградского (а может быть, и российского) свободного искусства можно назвать манифест поэта Виктора Кривулина, напечатанный в 1977 году в самиздатовском журнале «37». В этом манифесте, в частности, сказано: «Сотни художников, поэтов, мыслителей ищут и обретают право на свободное творчество, на новый, адекватный современному состоянию человека художественный и философский язык, на выражение нового творческого опыта. Эти люди чужды соцреализму. Но они и не противостоят ему. Особый характер ленинградской неофициальной культуры проявляется именно в позитивном устремлении, в постоянном преодолении каких бы то ни было проявлений негативизма, нигилизма и слепого бунтарства.»
Другая веха, другой юбилей, отмечаемый сегодня в Петербурге – 40-летие выставки неофициального искусства в Доме Культуры имени И.И.Газа.
Эта выставка состоялась в Ленинграде через несколько месяцев после скандально известной, так называемой «бульдозерной выставки» в Москве, на Беляевском поле. Кстати, одними из самых активных организаторов и участников «бульдозерной выставки» были два уже известных к тому времени ленинградских художника – Евгений Рухин и Юрий Жарких. В результате разгона «бульдозерной выставки» пострадала беременная американская журналистка, что, согласно легенде, привело к принятию Конгрессом США знаменитой поправки Джексона-Веника. Так или иначе, но советские власти решили снизить накал страстей, и в выставке в ДК Газа, которая открылась 22 декабря 1974 года в Ленинграде, приняли участие уже 52 художника. Событие такого масштаба происходило впервые, поэтому нет ничего удивительного в том ажиотаже, который поднялся вокруг этого Дома Культуры: к открытию выставки около него, несмотря на жестокий мороз, выросла гигантская очередь. Вспоминает художник Анатолий Басин:
Анатолий Басин: Многокилометровая очередь… Минус тридцать… Перед этим, правда, была «мировая революция»: появились женские колготки, и девочки в очереди отмораживали свои чудные коленочки. Мальчики поторопились спасать девочек. Многокилометровая очередь была разбита на части. Людей впускали ровно на двадцать минут: это, значит, по шесть секунд на одну картину. После того, как девочки согревались, по рупору раздавалась команда: «Художники – к стенке! Зрители – за решетку!». Имелось в виду, что художники должны отойти к стене, чтобы не мешать посетителям идти к выходу из ДК.
Пушкину надоело это слушать, он обругал нас нехорошими словами и, указав на соседний дом, сказал: «Идите и берите!». Мы пошли и взяли.
Виктор Резунков: Наконец, третья веха в утверждении нонконформистского, свободного искусства в Ленинграде и постперестроечном Петербурге: событие, 25-летие которого будет отмечаться с 26 ноября до самого Нового года отдельно в Русском музее и на Пушкинской, 10. Четверть века назад группа художников захватила пустующее здание на Пушкинской улице и создала там арт-сквот. Рассказывает президент товарищества «Свободная культура», художник Юлий Рыбаков:
25 лет Арт-центру "Пушкинская,10"
Юлий Рыбаков: В конце 80-х годов уже существовало наше «Товарищество экспериментального изобразительного искусства» (ТЭИИ). К концу 80-х, несмотря на то, что нам удалось сделать много интересных выставок левых художников, мы не имели никакого статуса. Советская власть не признавала членов нашего Товарищества художниками. А нам было нужна была крыша над головой, возможность постоянно выставляться, а главное, возможность работать, потому что, в отличие членов от Союза художников, наши мастера не имели своих творческих мастерских. Решить эту задачу, как гласит легенда, нам помог… Александр Сергеевич Пушкин. Легенда такая: три художника сидели на скамеечке у памятника Пушкину на Пушкинской улице, пили вино и горько жаловались на свою судьбу, на то, что им негде ни выставляться, ни творить. Александру Сергеевичу надоело это слушать, он повернулся, обругал нас нехорошими словами и, указав на соседний дом, сказал: «Идите и берите!». Мы пошли и взяли.
Пустой огромный дом, который был расселен под капитальный ремонт. Как потом выяснилось, этот дом был построен моим прадедом и с самого начала предназначался под художественное училище. В начале там и было такое училище имени Кирилла и Мефодия. В начале ХХ века там размещались редакции различных журналов Серебряного века: «Алконост», «СиринЪ». В этом доме жила замечательная русская актриса Полина Стрепетова. По лестнице этого дома бродили лучшие поэты тех времен. И когда мы узнали об этом, когда поняли, в какой дом мы попали по совету Александра Сергеевича, мы решили, что перед нами нет другой задачи, кроме как восстановить тот статус художественного центра, который уже был когда-то у этого дома. Что мы и сделали. Для этого потребовалось семь лет войны с городскими властями, которые не хотели нас там оставлять. Они очень обиделись за самозахват этого дома, а дом был захвачен мгновенно, потому что ленинградского творческого андеграунда: поэтов, музыкантов, художников, - их было достаточно много, и все они не имели ни статуса, ни места для работы, ни места, где можно было бы демонстрировать плоды своего труда.
Виктор Резунков: Легендарный арт-сквот «Пушкинская, 10» сразу же подвергся атакам со стороны властей. Художникам отключали свет и воду. Чего стоит одна лишь попытка властей захватить дом под жилье для работников телевидения! Такой проект в 1995 году предложила директор ленинградской дирекции ВГТРК Белла Куркова мэру Анатолию Собчаку, и он проект поддержал. Но всё впустую. Выгнать художников с Пушкинской, 10 было уже невозможно.
Юлий Рыбаков: В результате мы мгновенно захватили все 16 000 квадратных метров дома. И там началась бурная, активная творческая жизнь, которая, как оказалось, и спасла наш проект, ведь несмотря на то, что долгое время у нас не было ни юридического статуса, ни денег для ремонта дома, та творческая активность, то наполнение города художественной жизнью, которое возникло в результате, заставило городские власти все-таки считаться с нами. А мы подключили к защите нашего проекта Министерство культуры, людей из правительства Егора Гайдара, деятелей культуры мирового масштаба, они выступили за нас. В результате, после семилетней войны с нами городские власти были вынуждены оставить нам значительную часть дома, в которой сегодня расположены сорок с лишним художественных мастерских, Музей Нонконформистского искусства, восемь художественных галерей. И здесь непрерывно работает творческая молодежь, которая ищет собственный язык и собственную дорогу в искусстве.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Петербург Свободы