В прошлом – автор телевизионной передачи о растрате средств государственного бюджета, а сегодня – автор книги "Все будет Украина, или Степные истории из зоны АТО" Олена Степова до начала боевых действий в Донбассе жила на приграничной территории, которая подвергалась обстрелам со стороны России. Из-за этого она вынуждена была уехать из родных мест и за последние несколько месяцев успела пожить в Антраците и Краснодоне – городах, которые до недавнего времени находились под контролем казачьих формирований атамана Николая Козицина.
Она записывала все, что ей удалось увидеть и услышать за это время. Но ее книга – не об основных сражениях, которые происходили в Луганской области во время самой горячей летней фазы боевых действий. Это истории людей, столкнувшихся с войной: о том, как им удается выживать в тяжелых условиях нехватки продуктов и лекарств, об их заблуждениях и запоздалых прозрениях, а также о разочарованиях тех, кто сначала поддержал сепаратистское движение, но погиб или наложил на себя руки из-за печального итога. Все эти истории Степова выкладывала на страницу в "Фейсбуке", где они доступны и сегодня, но теперь собраны еще и в книге, которая позволяет заново восстановить насыщенную событиями жизнь Донбасса с того момента, как туда пришли люди с оружием. Олена Степова называет эти события оккупацией:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– Наша война началась задолго до начала этой войны. Все наши города были разделены на два лагеря. Одна часть населения, иерархия которой была выстроена Партией регионов и чиновниками, хотела оставить себе феодализм и не развиваться. Другая часть населения хотела изменений в своих маленьких городах, поэтому таких людей преследовали по указу городских властей. Преследовали выпущенные перед войной по амнистии заключенные. За этот период на свободе оказалось много заключенных, которые стали сначала так называемыми "титушками", а потом влились в войска "ЛНР". Милиция также была разделена на два лагеря: те, которые хотели изменений в системе и боролись с коррупцией внутри милиции, и те, которые просто хотели брать взятки, ничего не делать, заниматься крышеванием, наркобизнесом, контрабандой. Одни нас спасали, другие преследовали. Позже, когда вошли русские казаки и русские войска, тогда все это превратилось в преследование за проукраинскую позицию. Тогда начались аресты общественных активистов, стоявших на луганском Майдане, тогда начались аресты ровенчан, которые выходили на Автомайдан. У нас были очень большие Автомайданы в Ровеньках, Антраците, Краснодоне.
– Иными словами, вы считаете, что почва была подготовлена и пришедшие из России, например, казаки, просто воспользовались ситуацией?
– Все было подготовлено заранее. Мы сейчас ищем подоплеки. Сначала все события оценивались с позиции АТО, то есть что речь идет о краткосрочной антитеррористической операции. Жителям Луганской области пришлось принять эту навязанную игру, оттого было сделано много ошибок. На самом деле, это была спланированная война. И когда мы начали разбираться в этом всем, даже в самих себе, в своих внутренних убеждениях, то начала складываться монотонная подготовленная картина. Военные действия связывают с Майданом, но, я думаю, их с Майданом связывать нельзя. Я думаю, что была бы найдена другая пугалка, найдены другие рычаги психологического управления. Донбасс был запланирован. Когда спрашивают, виноваты ли жители Донбасса в том, что произошло? Можно такой же вопрос задать по-другому: виноваты ли жители Украины в том, что произошло? Нас всех использовали в какой-то монотонной игре. И сейчас это становится понятно.
Здесь верили в то, что Россия и Путин каждому привезет по джипу, по квартире, по сумасшедшей зарплате
Вначале местные власти выводили людей на митинги. Митинги собирались исключительно из старушек, из пожилых людей. Не было массовой поддержки шахтеров. Не было массовой поддержки жителей. Кстати, митинги в разных городах тоже были разными, в зависимости от ситуации. В Антраците они были масштабными, люди выступали за Россию, приветствовали русских казаков, звали их. В тех городах, где были очень большие социальные проблемы, люди желали какого-то другого царя, более богатого. И Россия определялась ими как государство-бензоколонка, которая все даст всем. Сейчас в этих городах происходит самая сильная психологическая ломка, потому что здесь верили в то, что Россия и Путин каждому из них привезет по джипу, по квартире, по сумасшедшей зарплате, завтра они будут практически все миллионерами. А они остались голодные и нищие. В каждом городе обработка шла по разной схеме. Скорее всего, работали какие-то хорошие психологи или ФСБ. Раскачивался город по той проблеме, которая цепляла людей за живое. Например, там, где города были побогаче, говорили: у вас прекрасные рабочие места, у вас прекрасная работа, но сюда придут люди, которые это все отнимут и нужно защищать именно рабочее место. Не говорилось о том, что нужно вступать в Россию. Поднимался местный внутренний патриотизм. Первые отряды самообороны – это были отряды соблюдения порядка. Люди ходили без оружия, искали каких-то виртуальных вуек, "правосеков" приехавших, чтобы якобы захватить наши города, проверяли прописку граждан.
– Когда члены самообороны взяли в руки оружие? Когда наступил момент перехода от, скажем так, мирной защиты к вооруженной защите?
– Завезли оружие. Сначала это произошло в Антраците. Мы были шокированы, когда узнали, что массово завозилось российскими уралами оружие. Нужно было сдать копию паспорта и оставить номер телефона, и тебе выдавали сразу автомат и форму – прямо в здании городской администрации. К 11 мая города были вооружены полностью. Тогда еще у нас не было военного конфликта. Был Славянск, был Луганск, где были заняты здания в центре города, но не было вооруженного конфликта по границе с Россией. Работали таможенная служба, погранслужба, суды, милиция, прокуратура. У нас все работало. Но камазы, груженые оружием, свободно пересекали границу, свободно заходили на территорию Украины, минуя все таможенные посты. Да, граница у нас виртуальная. У нас есть села, у которых дом находятся на территории Украины, а конец огорода – на территории России. Коза пасется то в Украине, то в России. Есть неконтролируемые степи. Тем не менее эти вооруженные машины шли открыто и не скрывались ни от кого.
Казаки совершали набеги. Они приезжали, грабили и уезжали. И ездили так с места на место. Их боялись как огня. Они убивали просто так
– А когда появились казаки? Или это происходило одновременно?
– В пограничье казаки пришли позже. Антрацит и Ровеньки тогда как бы отделились от остальной Украины, потому что туда приехали атаманы. Из-за того, что с Ровеньками, которые находятся в России, сохранялись определенные связи. А к нам казаки совершали набеги. Их очень боялись, потому что они могли за день вынести полдеревни. Они приезжали, грабили и уезжали. И ездили так с места на место. Их боялись как огня. Они убивали просто так. Они забирали все просто так. Когда были боевые действия, они смотрели на наши города исключительно как на то, что украсть: у нас вывезли весь скот, угнали коров, баранов, овец, гусей. Всё! Это как саранча какая-то! Они все забирали. У ополченцев все-таки была какая-то привязка к местности: кто-то вернулся из тюрьмы, но он, допустим, из Стаханова Луганской области, у кого-то здесь родня, кто-то учился вместе, кто-то служил вместе. Сначала они говорили: казаки – это наши боевые товарищи, они нас спасать приехали, Россия прислала нам казаков на подмогу. Потом "подмога" выглядела так: казаки пришли – разгромили супермаркет, казаки пришли – разгромили магазин. Флаги менялись по несколько раз в день. Например, на карте АТО не обозначено, что там есть украинские военные, но идет страшный бой, работают "Грады", тяжелая артиллерия. Мы даже думали, что нас идут освобождать. И после боя селяне выползают из подвалов и начинают разбираться: кто пришел? Флаг висит. Какой флаг? У нас были николаевцы: это зеленый флаг, на нем золотой орел и написано "Во имя Николая II". Был черный флаг анархистов, с черепом и костями, где было написано "Анархия всех спасет". У нас было переходящее трудовое красное знамя какого-то металлургического завода. Это были какие-то части ополченцев-коммунистов. У нас было Донское войско казачье, кубанские казаки. У нас была Национальная гвардия казачья, то есть на флаге было написано большими буквами Нацгвардия, а внизу – Донское войско казачье. Атаман Козицын и атаман Резников в Стаханове выступали под флагами Национальной гвардии Донского казачьего войска.
– Вы писали, что среди тех, кто взял в руки оружие, были и шахтеры… Почему так происходило?
– Выступал директор шахты и говорил: ребята, мы вот молодцы, мы добыли столько угля. У нас зарплата. Все прекрасно, но в Киеве нас не любят. Киев забирает все деньги. Мы не можем купить комбайн, потому что Киев забрал деньги. Мы хотим федерализацию, чтобы мы распоряжались деньгами. Как вы думаете, это будет хорошо? Все: да, ну, как, мы сами распоряжаться будем, комбайн шахте нужен! Директор продолжает, что на Западной Украине все безработные, и они стоят на Майдане, потому что у них нет работы. А на нас нападают, чтобы забрать шахты и устроиться работать на ваши места. И шахтеры поверили, ведь здесь информация о Майдане искажалась. Но когда они поняли, что их представления с реальностью не совпадают, наступил июнь, у нас были "Грады", нас поливало огнем. У нас на границе – зарево, ночью можно было выходить свободно в огород и вышивать крестиком. У нас начали взрывать шахтные автобусы, начались постоянные обстрелы, казачьи набеги. И к этому – масса оружия! Ну, как сказать, просто оккупация.
Тогда во взглядах людей появилось множество наслоений. Один и тот же человек может быть против Путина, но за ополчение. Он может быть против казаков, но за Украину. То есть уже никто ничего не понимает, а помимо этого сначала информационный вакуум, а потом – информационное нагнетание обстановки, ведь кроме российского телевидения теперь ничего нет. Люди не получают никакой информации. Когда начали распечатывать из соцсетей комментарии, что Украина нас любит, когда люди поехали на ту сторону оформлять пенсии, некоторые будто проснулись, их как будто выпотрошили… Они говорят: там все не так, что-то не то происходит. Там, на Украине, все не так!