Борьба за кислород

Родители больных детей призывают открыть бароотделение в детской больнице

Вновь перенесено открытие бароотделения детской больницы в Петербурге

В Петербурге вновь перенесено открытие бароотделения детской больницы №5 имени Филатова. Оно должно было состояться 8 декабря, но теперь придется ждать десятого. Уже более полутора месяцев тяжелобольные дети не могут пройти курс лечения из-за того, что барокамеры не прошли плановую проверку и ремонт. На это требуется 20 тысяч рублей, но дело почему-то не сдвигается с места, хотя родители давно предлагают самостоятельно собрать и заплатить эти деньги.

Барокамеры должны были проверить и отремонтировать еще в марте, ведь именно в марте проходила их ежегодная плановая проверка в течение всех 17 лет, которые работает отделение. Но все рапорты, которые с начала марта заведующий отделением Николай Калин писал о необходимости плановой проверки и ремонта барокамер, на этот раз почему-то остались без ответа.

Участники митинга за открытие бароотделения в Петербурге

– Главный врач больницы на них не отреагировала, – говорит Николай Калин. – В конце концов, я ей подробно написал, чем грозит работа без контролирующих приборов: если количество кислорода превысит 23 процента, в помещении в любой момент может произойти возгорание. Вот зайдет кто-нибудь, одетый в синтетику – знаете, она иногда искрит при трении, и от этой искорки одежда на человеке может просто вспыхнуть. Тогда меня вызвали и спросили – что там у вас, подводная лодка, что ли? И практически заставили работать, нарушая технику безопасности.

Все-таки к середине октября Николай Гаврилович отделение гипербарической оксигенации закрыл – завершив перед этим лечение двух самых тяжелых маленьких пациентов. По его словам, метод баротерапии был разработан и внедрен в Советском Союзе еще в 1975 году, но теперь сложилась парадоксальная ситуация: отчаявшиеся родители больных детей узнают об этом методе от иностранных врачей, а российские доктора о нем практически позабыли.

– Все эти мамочки детей с аутизмом, с речевыми нарушениями, которые нам звонят, – все они получили информацию о нашем методе за границей. Это говорит о том, что наши городские педиатры совсем не знают о нас. А ведь к нам приходят такие тяжелые дети – вот, например, мальчик после утопления: если бы он ко мне сразу попал, на 10-й или хотя бы на 20-й день, он бы уже бегал, я это гарантирую на 100 процентов! А он ко мне попал через 3 месяца, и сейчас он глубокий инвалид. То же самое – с ребенком, больным сахарным диабетом, который к нам попал после гипогликемической комы. Опять поздно – время упущено, и часть мозговых клеток погибла. Надежда только на то, что соседние участки частично возьмут на себя функцию пораженных. Главная беда, что в городе не знают этот метод. А ведь он и для взрослых незаменим, когда, например, у человека инфаркт. Если ему с первых часов делать гипербарическую оксигенацию, то на сердечной мышце не будет рубца. Ведь инфаркт развивается из-за недостатка кислорода, кровь не доставляет его сердечной мышце в достаточном количестве. А вовремя поданный кислород, даже в зону некроза, приводит к тому, что некроз прекращается, клетки начинают восстанавливаться, и это происходит даже без образования рубца. А если срочно отправлять к нам детей после всех осложненных родов, то достаточно нескольких сеансов – и у новорожденных не разовьется ни аутизм, ни детский церебральный паралич, мы сможем резко сократить количество инвалидов в стране.

Закрытие такого отделения – это очень большой вопрос к городу, на мой взгляд – взгляд матери – это просто преступление

Тем не менее, работать на непроверенной аппаратуре без контролирующих приборов Николай Калин не может:

– Да, я понимаю, что у начальства от нас головная боль. Это отделение повышенной опасности. В 1995 году был пожар в педиатрическом университете, в 2012-м – ребенок в Ставрополе сгорел, потому что снижен был контроль, и подросток по недосмотру персонала лег в барокамеру вместе с зажигалкой. Но дело в том, что надо соблюдать инструкции, и все будет в порядке. Раньше мы проводили профилактику каждый год, закрывались на неделю, и все успевали, а тут, сколько я рапортов ни пишу, никто ничего не делает. Я считаю, что администрация в этом деле проявила полную несостоятельность. Я ведь написал в Росздравнадзор, и мне пришел ответ, что я был абсолютно прав, что выявлены нарушения техники безопасности и нарушения эксплуатации медицинской техники. Нарушения велели устранить, администрацию больницы обещали наказать. Но за нее горой встал комитет по здравоохранению. Сейчас они пытаются себя реабилитировать, затеяли внеочередное техническое диагностирование.

Действительно, на сайте комитета по здравоохранению можно прочесть: "После получения и установки оборудования 8 декабря 2014 года планируется проведение технического сеанса… Если специалисты будут полностью уверены в технической исправности оборудования, то барокамера возобновит свою работу на следующий день". Но Николай Калин сомневается, что за один день ее успеют запустить. А родители больных детей возмущены тем, что речь идет всего об одной барокамере, они требуют восстановить работу отделения в полном объеме – чтобы, как прежде, работало три аппарата.

Наталья Денисова с октября мерзнет на улице в пикетах, обивает пороги чиновничьих кабинетов и собирает подписи под петицией с требованием открыть бароотделение больницы №5 – прежде всего потому, что лечение в барокамере очень хорошо помогает ее ребенку:

– У нас беда случилась после ревакцинации КДС – ребенок перенес два тяжелых воспаления легких, и у него случился откат в развитии, проявились аутичные черты: он утратил речь, способность удерживать предметы, все социальные навыки, которые у него были, – разучился ходить на горшок и есть ложкой, не ходил, не двигался. Сначала мы пытались лечить его лекарствами, которые прописывали психиатры, но ни одно из них не помогло. Мы постепенно вернули ему способность двигаться, все остальное оставалось утраченным. Кроме того, мы занимались с логопедом, дефектологом, у нас были бассейн, лечебная физкультура и еще много чего. Два года назад мы обратились в Германии к врачу, который занимается компенсацией таких детей. Он нас спросил, ходим ли мы на баротерапию, я ответила, что впервые об этом слышу, нам никто не рекомендовал этот метод лечения. В марте мы обратились в пятую больницу, нас туда взяли, и лечение дало просто потрясающий эффект: ребенок, который из-за сверхчувствительности не брал в руки предметы, срывал с себя одежду, который два года подряд спал урывками по два часа в сутки, снова стал спать, стал позволять себя одевать, успокоился, стал обучаемым ребенком. Чтобы убедиться, что это эффект именно от барокамеры, мы на период процедур отменили все остальные виды лечения, вплоть до витаминов, и эффект оказался такой замечательный, что врач дала нам повторное направление. Поэтому я так бьюсь за это отделение – это моя корысть, это реабилитация моего ребенка.

По словам Натальи Денисовой, повторный курс начался в 20-х числах сентября, удалось сделать всего 10 сеансов, но 13 октября отделение закрылось по техническим причинам, и лечение пришлось прервать. Наталья хотела, чтобы ее сын прошел 20 сеансов по ОМС, а потом докупить еще 20. Ей известно, что на 8 декабря назначен технический сеанс одной барокамеры, и если он пройдет удачно, то в принципе на следующий день барокамера может заработать. Но даже такой благоприятный исход Наталью Денисову не слишком устраивает:

Поэтому закрытие такого отделения – это очень большой вопрос к городу, на мой взгляд, взгляд матери

– Если даже все получится, то будет работать всего одна барокамера, а остальные будут простаивать. Я вообще не понимаю, в чем трудности: вторая барокамера нуждается в дополнительных манометрах, их цена – около 3 тысяч рублей, третья барокамера нуждается в мелком ремонте, тысяч за 20. То есть речь идет о смешных деньгах, которые мы, родители, готовы были выложить из своего кармана. Но, к сожалению, никакого ответа на наше предложение не последовало. Мы собрали 100 тысяч подписей на Change.org, но это – способ только для привлечения внимания, мы готовы бороться и другими способами. В понедельник я иду к спикеру нашего парламента Вячеславу Макарову, я отправила письмо доктору Рошалю. Я знаю, что Леонид Михайлович недавно закупил для своей больницы реанимационную барокамеру, они в этом направлении развиваются. Но здесь, к сожалению, очень большой вопрос к российскому врачебному сообществу, они ведь не включили этот вид лечения в стандарт предоставления медицинской помощи. Собственно, это и привело к тому, что главврач больницы не хочет с этим связываться – ведь ей придется где-то изыскивать средства для компенсации лечения, не включенного в стандарт. С другой стороны, больница №5 занимается скорой медицинской помощью, и если дети с отравлениями угарным газом, с тяжелыми черепно-мозговыми травмами, с отравлениями должны быть направлены на лечение барокамерами, это как раз реанимационный метод. Поэтому закрытие такого отделения – это очень большой вопрос к городу, на мой взгляд, взгляд матери, это просто преступление.