Александр Генис: В этом году мы с Соломоном Волковым продолжим рубрику “Век спустя”, снискавшую благосклонное внимание нашей аудитории (мы вас слышим, друзья).
Когда в 2013 году мы провели первый цикл этих культурно-исторических передач, замысел казался ностальгическим и элегическим. Однако бурные, драматические, а часто и трагические события опасного 2014-го года, изменил если не вектор, то атмосферу всего цикла. Вглядываясь в прошлое, мы теперь ищем не эскапизма, позволяющего отдохнуть в давно прошедшим, а уроков, позволяющих лучше понять настоящее и заглянуть в будущее.
Фолкнер сказал: “Прошлое никогда не бывает мертвым. Оно даже не прошло”.
Взяв знаменитый афоризм в эпиграфы цикла, мы вновь попытаемся погрузиться в вечно живое время прошлого, добравшееся до нас в виде исторических событий, художественных течений, музыкальных направлений, судьбоносных книг и - важная часть каждой передачи - стихов, которые, пожалуй, лучше всего остального способны передать дух времени.
Итак, в эфире - первый в этом году выпуск нашего культурно-исторического цикла:
1915 - век спустя:
парадоксы и параллели
Традиционные вопросы, которые эти передачи задают прошлому, звучат так:
Что было?
Что стало?
Что могло бы быть?
Я предлагаю начать сегодняшний выпуск нашего цикла с выставки, которая сейчас проходит в Метрополитен и которая чрезвычайно удачно вписывается в наше время — эта выставка посвящена кубизму.
Дело в том, что в Метрополитен сейчас проходит выставка из собрания знаменитого коллекционера Леонарда Лаудера. Интересно, что его младший брат, не менее знаменитый коллекционер, благодаря стараниям которого в Нью-Йорке появился Музей австро-немецкого модернизма, из которого мы с вами не вылезаем. Но Леонард Лаудер, старший брат Роналда Лаудера, коллекционирует совсем другое искусство. Он поставил перед собой задачу собрать лучшие образцы кубизма, потому что именно этих картин недостает коллекции Метрополитен. Лаудер уже завещал эти картины музею. Ему сейчас 81 год, и, подводя итоги своей долгой жизни, он решил выставить лучшие работы, которые со временем перейдут в постоянную экспозицию музея. Экспозицию составляют картины четырех мастеров, китов кубизма. Это Пикассо, Брак, Хуан Грис и Леже. Вот это большая четверка, которая и придумала кубизм, и принесла ему славу.
Соломон, Как вы относитесь к этому течению?
Соломон Волков: Плохо.
Александр Генис: Вы не один такой. Кубизм вообще редко любят, хотя его все знают. Интересно, что автор рецензии на эту выставку художественный критик «Ньюйоркера» сказал, что одного часа, который вы проводите на этой выставке, достаточно, чтобы полюбить все остальное искусство.
Соломон Волков: Замечательные слова. И возненавидеть кубизм навсегда. Вы знаете, это для меня одно из самых неприятных течений в истории мирового искусства. Нет такой кубистической картины, которая бы входила в число моих любимых произведений, просто нет ни одной.
Александр Генис: Именно поэтому я пошел на эту выставку, стараясь ликвидировать пробел в своем образовании. И должен сказать, что мне это удалось.
Соломон Волков: Поздравляю вас, Саша.
Александр Генис: Во-первых, первое, что нужно было сделать — это отличить Пикассо от Брака.
Соломон Волков: Кстати, как вам это удалось?
Александр Генис: Они вместе придумали это течение, они были отцами кубизма. И в тот период, когда они этим занимались особенно активно, в 1912-13 годы, как раз эпоха нашего цикла, то они не выходили из студии друг друга и не выпускали из рук ни одну картину, пока не убедились в том, что она достаточно хороша. Как мне удалось их отличить? Не очень, но все-таки Пикассо, что бы он ни делал, всегда талантливей.
Соломон Волков: Пикассо дороже.
Александр Генис: Дело в том, что эти картины уже трудно купить и поэтому цены там нет. Просто что бы ни делал Пикассо, у него все получается лучше, у него все всегда интереснее. С другой стороны Брак первым придумал то, что стало необычайно важно в наше время — коллаж, это его изобретение. Оба они пытались тогда создать какое-то другое художественное пространство. Ведь что такое кубизм? Это когда мы видим предмет сразу с разных сторон. Скажем, на портерах Пикассо, знаменитый пример, мы сразу видим лицо и фас, и в профиль. Это можно отнести к чему угодно, считается, что кубизм именнов этом и заключается.
Но это не совсем правда, потому что картины кубистов разные, и далеко не все они подходят под эту догму. Лучше сказать, что они пытались выйти за традиционные пределы пространства картины, они, как уже говорилось, стремились создать принципиально иное, новое художественное пространство. Именно поэтому так важен опыт кубизма, может быть не сами картины, сколько их идеи, потому что это был первый радикальный разрыв с реализмом. Это был самый авангардный проект начала ХХ века..
Соломон Волков: Это и есть самый главный недостаток кубизма, я считаю. Так сложилось исторически, что он появился и этот разрыв злосчастный произошел. Этот разрыв не должен был произойти, не нужно было его допускать, его нужно было уничтожить в зародыше.
Александр Генис: Примерно так рассуждал Ворошилов.
Соломон Волков: С Климентом Ефремовичем в данном случае я полностью согласен. Я хочу сказать другое: если сравнивать Пикассо и Брака как кубистов, потому что я считаю Пикассо гениальным художником. Брак замечательный художник, который, но, конечно, не на уровне Пикассо. Однако кубистические работы, если о кубистических работах говорить, то я предпочитаю Брака, потому что они более спокойные. Брак более уютным образом комфортабельно обходится с этой действительностью, внутри у меня не начинает трещать моя грудная клетка, когда я смотрю на его работы. Пикассо в этом смысле самый агрессивный из известных мне кубистов. Я считаю, что кубистический Пикассо для меня, во всяком случае, неинтересный и неубедительный. Самый поздний Пикассо любой, самый ранний — пожалуйста, но не кубистический.
Александр Генис: Вы знаете, кто-то замечательно сказал, что разрыв между кубизмом и предыдущим искусством был гораздо больше, чем разрыв между христианским и языческим искусством. И там, и там статуя - в одном случае героя, в другом случае святого, но это статуя с головой, с руками. А вот «Авиньонские девушки» Пикассо — уже трудно сказать, что это такое.
Соломон Волков: «Авиньонские девушки», картина, конечно, гениальная по замыслу и исполнению, очень влиятельная. Я совсем недавно увидел работы Рената Гутузо, итальянского художника замечательного, вариация на тему «Авиньонских девушек». Вы постоянно с этим встречаетесь, то есть эти «Авиньонские девушки» вбиты в черепа многих художников и зрителей как гвоздь грандиозный. Но ведь это же невероятно раздражающая картина, согласитесь со мной.
Александр Генис: Я не могу согласиться, потому что это основополагающий шаг в искусстве. Нет, вы знаете, я смотрю на «Авиньонских девушек» и вижу африканские маски, терракотовые тела, которые там изображены. Нет, я не согласен с вами, это - столпы соляные, просто нужно сменить оптику. Интересно, что когда Пикассо писал эту картину, то показал ее художникам. Те сказали: запри и никому больше не показывай. Несколько лет эта картина висела у него в студии, никто не мог на нее смотреть, потому что никто не понимал, не было еще подходящей оптики.
Тем не менее, соглашусь, что кубизм бывает скучен. Во-первых, все эти картины похожи друг на друга. Чем эта выставка хороша, что там есть разные кубисты. Например - Леже, кубист, который рисовал трубы. Есть ощущение, что у него все сложено из труб, как в детском конструкторе, но трубы эти бывают большие, плакатного размера — это такой индустриальный роман живописи.
Но мне больше всего понравился Хуан Грис, потому что он единственный, кто по-настоящему оперировал цветом. Ведь кубизм не слишком интересовался цветом, его увлекали эксперименты с формой. Собственно, поэтому Пикассо так заинтересовался кубизмом, что он в первую очередь художник формы, а не цвета. Как раз в эти годы Пикассс обидно отзывался о Матисе, называя его “декоративным художником”. А Хуан Грис дружил с Матисом, ему нравилась декоративность Матиса. На выставке есть замечательная работа нашего 1915 года, где изображен натюрморт на фоне скатерти, только дело в том, что натюрморт такой же плоский, как и скатерть. То есть блюдца, чашки, не стоят на скатерти, а висят на ней.
Соломон Волков: Это меня всегда раздражает в кубистических полотнах.
Александр Генис: Интересно, а когда у Шагала всё летает?
Соломон Волков: У Шагала или Матиса - нет. Потому что они помещают в другой контекст, у них другое отношение к реальности. Они с этой реальностью не спорят, не взрывают ее изнутри. Вы знаете, пожалуй, я сейчас впервые сформулирую свое отношение к кубизму, что мне в нем не нравится. По-моему, и так достаточно взрывов, может, и не реальных, но эмоциональных. Мне не нужно к довершению моих взрывов душевных еще один взрыв снаружи.
Александр Генис: И тем не менее, именно в этом была суть авангарда, который искал взрыва во всем. Любопытно, что именно в эти годы, в 1915 году, кубизм первое и, пожалуй, единственное течение авангарда, которое нашло себе военное применение. Кубисты в Париже создавали маскировочные ткани, которые прятали грузовики и орудия. Потому что если кубистически разложить плоскость, то она становится незаметна с воздуха, разведчикам на первых самолетах трудно было понять, что это такое.
Соломон Волков: Вы знаете знаменитый эпизод, когда Старвинского, который перевозил свой кубистический портрет, по-моему, работы даже Пикассо, его задержали на таможне и спросили, не план ли это чего-то. Он сказал: «Да, это план моего лица».
Александр Генис: Любопытно, что Хемингуэй, который с очень большим вниманием относился к современной ему живописи, сказал, что не понимал кубизма до тех пор, пока он впервые в жизни не поднялся на самолете. По-моему, это было в 1920 году, когда они с женой летели, кажется, из Парижа в Кельн. Жена сказала: «А что это за авиакомпания?». Он сказал: «Это румынская авиакомпания». Она сперва отказалась: «Но на моей карте нет такой страны — Румыния». Потому что она только что появилась, конечно. Тем не менее, они сели в самолет, и когда Хемингуэй увидал поля сверху, он сказал: «О, теперь я понял, что такое кубизм».
Так или иначе кубизм был самым авангардным течением того времени. И я предлагаю именно авангард сделать темой сегодняшнего разговора.
Соломон Волков: Авангард в музыке — вещь очень проблематичная. Мы всегда этого касаемся, когда вы говорите: найдите мне, Соломон, какую-нибудь кубистическую музыку. Кубистической музыки не существует, как не существует на самом деле и качественной футуристической музыки, потому что настоящая футуристическая музыка — это оркестр ударных в исполнении итальянских футуристов, которые небось не знали ни одной ноты. Музыка, если она авангардная, то она не кубистическая. Она может быть авангардной и одновременно быть импрессионистской, для своего времени авангардной. Музыка — это нечто более неуловимое и гибкое, то, что можно разложить сразу по нескольким разнообразным полкам. Вообще я должен сказать, что условно все термины, которыми мы вынуждены, к сожалению, жонглировать, потому что других нет. Мы вынуждены оперировать терминами авангард, модерн, импрессионизм.
Александр Генис: Но от нас зависит, каким содержанием мы наполним этот термин.
Соломон Волков: Каждый раз мы должны помнить, что сами художники, или писатели, или музыканты, очень неохотно себя причисляли к такого рода течением, каждый считал, что он целый мир в себе.
Александр Генис: Художники рождаются гурьбой, но умирают по одиночке.
Соломон Волков: Именно так. И поэтому был ли авангард в музыке того времени? Да, была музыка, которая воспринималась необычно, но с сегодняшней точки зрения авангардной ее назвать нельзя, она была авангардной по отношению к арьергарду, то есть к тому, против чего эта музыка выступала. И вот пример такого рода музыки мы можем найти в творчестве Эрика Сати, французского композитора, который прошел чрезвычайно извилистый путь. Он был и мистиком, и был и членом французской коммунистической партии, он был анархистом, он был кем угодно. Сати сочинял музыку, которую я на сегодняшний момент определил бы как неопримитивистскую.
Александр Генис: Именно поэтому его так любил Кейдж, который видел в этом аналог дзен-буддизма в музыке.
Соломон Волков: Вот опять проблема. Кейдж — это авангард? Да, это авангард. Но то же кубизм ли, популизм ли, поп-арт — это невозможно сказать, потому что у Кейджа есть тоже разные, в том числе и неопримитивистские, написанные под прямым воздействием Сати, опусы.
Так вот, Сати написал по заказу Дягилева балет под названием «Парад». Это не парад чего-то — это то, что в балаганах цирковых, которые на ярмарках располагались, для того, чтобы заманить людей в балаган посмотреть цирковое представление, устраивают некий парад-алле из самых ярких и завлекательных номеров артисты труппы.
Александр Генис: То, что сейчас мы бы назвали “трейлер”.
Соломон Волков: Если хотите, сюжет балета Сати «Парад». Он сделал это по заказу Дягилева, который всегда держал нос по ветру в смысле модных направлений и знал, как заманить публику. Ставил Леонид Мясин, русский балетмейстер. Главным, что соединяет эту постановку с кубизмом, о котором вы говорите, поэтому мы можем говорить в этом плане о «Параде» Сати как о кубистическом балете, декорации и костюмы Пикассо. Дягилев, который следил за модой, привлек Пикассо. И балет, который сочинялся именно в годы войны по либретто Жана Кокто, который вынужден был заниматься военными делам, он служил в армии. Все это очень задерживалось, а оплачивал этот проект железнодорожный магнат, точнее, его жена. Короче, нашли деньги, как сейчас говорят спонсоров, чтобы такое хулиганство, каким в итоге оказался этот балет, показать. Поставили его в 1917 году, несколько позднее того времени, о котором мы говорим, но поскольку он был сочинен именно в наши годы, то мы можем привести «Парад» Сати в качестве примера.
Должен сказать, что отзывы людей, которые там были, оказались странными. Эренбург, скажем, вспоминает: «Музыка была современная». Что такое современная музыка? Поэт Аполлинер гораздо точнее охарактеризовал эту музыку, когда он сказал, что она ясная и простая. То есть авангардной музыки как таковой нет. Авангард весь содержался в декорациях и костюмах Пикассо. На сцене выходил персонаж, одетый в костюм кубистической лошади, выходили другие персонажи, они тоже были одеты в кубистические костюмы. Как опять-таки вспоминает свидетель, скандал разгорелся почище, чем на знаменитой скандальной премьере «Весны священной» Стравинского. Вот тут действительно разъяренная толпа — это было не подстроено так, как я предполагаю сейчас, скандал на «Весне священной» был спровоцирован специально, а здесь действительно разъяренная толпа кинулась к сцене, кричала: “занавес, проклятые боши, русские предатели!” Они это все восприняли как нож в спину воюющей Франции, героической Франции. Они все это восприняли как факт измены. Эренбург вспоминает, что кричали «смерть русским!», когда вышла лошадь с кубистической мордой. То есть они были готовы всех уничтожить там, публика действительно взбунтовалась. Сейчас это все производит не такое вызывающее впечатление. Хотя я бы сказал, что лошадь с кубистической мордой, а я видел реконструкцию этого балета, раздражает меня, но музыка Сати прелестная, мелодическая, в этом могут убедиться наши слушатели.
(Музыка)
Александр Генис: Продолжая январский выпуск нашего цикла «Век спустя. Парадоксы и параллели», я, Соломон, предлагаю продолжить и тему авангарда в таком ключе: авангард и декаданс. Ведь где начинается одно, а где кончается другое, судить очень сложно. Давайте попробуем провести такой эксперимент и прочтем два стихотворения, которые созданы в одно время, более того, они имеют общий источник, биографически известно, как они были написаны, об этом мы еще поговорим. Одно стихотворение, на этот раз это будет Маяковский, «Вам!», известное хрестоматийное стихотворение. Там есть слово, которое я произносить не буду, не будем ссориться с нынешними властями, которые оказались чрезвычайно стыдливыми. Так или иначе, это стихотворение «Вам!». Я хочу напомнить, что всего лишь год назад в 1914 году Маяковский писал стихи, прославлявшие войну, он был хорошим футуристом, а футуристы считали, что война — гигиена истории, они считал, что пришло время провести санобработку Европы, и думали, что русские войска вот-вот войдут в Берлин. Мы читали эти стихи в нашем прошлогоднем цикле. В 1914 году они были вполне футуристически и вполне патриотически. Сейчас это стихи, которые стали знамениты своим антибуржуазным пафосом.
ВАМ!
Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!
Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие, нажраться лучше как,-
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..
Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!
Соломон Волков: Мы должны напомнить слушателям, что вместо слова «шлюхи» Маяковский употребил нечто более откровенное.
Александр Генис: Эти стихи по-прежнему футуристические. На мой взгляд, это как раз кубистические стихи, которые напоминают стихи-коллаж. Поэтому эти ноги, которые “выдрало у Петрова поручика” — это кубистический образ, который вполне мог быть использован в балете «Парад», о котором мы говорили. И очень любопытная тут одна деталь, а именно ананасная вода, которая всплыла уже в наше время в названии книги Пелевина, «Ананасная вода для прекрасной дамы”. Причем, опять как символ буржуазной роскоши точно в том же контексте, что и у Маяковского. Мы еще к этому вернемся. Теперь ваша очередь.
Соломон Волков: Стихотворение Игоря Северянина «Увертюра».
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском - это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс...
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка - на Марс!
Александр Генис: Что авангард, что декаданс?
Соломон Волков: По-моему, здесь все очевидно, безусловно, тут не может быть сомнений, что Маяковский — это авангард, а Северянин — это декаданс.
Александр Генис: Но при этом тоже футуристические стихи Северянина более необычны, чем стихотворение Маяковского.
Соломон Волков: Они очень острые, и производят впечатление китчевое.
Александр Генис: Неологизмы, очень странная ритмика.
Соломон Волков: Должен сказать, что я до сих пор не могу расшифровать, что такое «крылолет буеров». У Маяковского все понятно, включая это неприличное слово, которого вы избежали благополучно.
Александр Генис: «Крыролет буеров» означает,некое движущееся средство на коньках с парусом. Но и все остальное здесь летает, Этакая механическая фантазия, которая была свойственна тому времени.
Соломон Волков: Какие-то комические оттенки: там кого-то побили, после кто-то здесь зацелован — это довольно смешно.
Александр Генис: Но самая интересная деталь, конечно, ананас. Дело в том, что существует предание о том, как возникло это стихотворение. Говорят, что за одним столом, ведь Северянин и Маяковский были хорошо знакомы, они поссорились, но до этого они были хорошо знакомы.
Соломон Волков: У них были общие девушки.
Александр Генис: Сомневаться не приходится. Так вот, однажды они сидели за хорошо накрытым столом, Маяковский взял кусочек ананаса, опустил в шампанское и сказал: «Попробуйте, Северянин, очень вкусно». Вот как вроде бы возникло это стихотворение.
Соломон Волков: Это любопытная деталь.
Александр Генис: Не знаю, насколько это правда, но во всяком случае апокриф такой существует. Любопытно - почему ананас. Ведь ананасы остались у Маяковского навсегда. Вы помните: «Ешь ананасы, рябчиков жуй. День твой последний приходит, буржуй». Почему ананасы? За этим стоит любопытная история. Я всегда считал и убежден в том, что каждое слово стихотворения не случайно, оно имеет смысл. Не бывает такого, что оно лишь для рифмы, только Незнайка для рифмы сочинял слова: пакля-рвакля. Ананасы имеют долгую историю. Они считались самым вкусным экзотическим фруктом. Родина ананасов — Бразилия. Уже в эру великих географических открытий, европейцы отведали эти фрукты. Магеллан сказал, что это самый вкусный плод, который только бывает. Гончаров во «Фрегате «Паллада» описывает, как он попробовал ананасы и как это было замечательно — чуть ли не самое сильное впечатление во время кругосветного путешествия. Гончаров любил поесть. Уже при Петре Первом возникла идея выращивать ананасы в оранжереях. Потемкин пытался это делать. И в общем это было достаточно успешное предприятие. Представьте себе: в холодной России, в том числе и в Петербурге, в оранжереях выращивали ананасы. Но к нашему времени, к 1915 году, ананасы привозились уже на кораблях, ведь уже были быстроходные пароходы. И конечно, в роскошных магазинах, вроде Елисеевского ананасы были в продаже. Но они всегда считались признаком высшей роскоши. Именно в этом смысле стихотворения Маяковского и Северянина очень близки друг другу по смыслу. И то, и другое о предельной роскоши, но - в одном случае, ею укоряют, в другом - наслаждаются.
Соломон Волков: Маяковский отрицательно относится, во всяком случае декларирует свое отрицательное отношение.
Александр Генис: А Северянин - нет, но на самом деле не было у него никаких ананасов — это же 1915 год. То есть, его стихи - эскапизм чистой воды.
Соломон Волков: Если сравнить Маяковского и Северянина как личности, то все, кто вспоминает Северянина, говорят, что это был затрапезный учитель гимназии, очень серенький, очень неприметный, с унылым лицом, с висячим носом. Маяковский, который любил одеться хорошо, желтая кофту — это был у него лишь один период. А дальше, помните, как он говорил, что кроме свежевымытой сорочки ему ничего не надо.
Александр Генис: ... И еще - автомобиль.
Соломон Волков: Трость у него была шикарная и много чего еще. Когда у него появлялась возможность одеться по последнему слову моды в те годы, когда он хорошо зарабатывал, в отличие от желтокофтных годов, он это делал. Кстати, в том любовном соревновании, о котором я вам говорил, у них была общая подруга Софья Шамардина, у Северянина и Маяковского, выиграл Маяковский, потому что он был гораздо более интересным и привлекательным мужчиной.
Александр Генис: Но так или иначе, авангард и декаданс слились здесь в одной паре и соединяет их тот самый ананас.
Соломон Волков: Чтобы проиллюстрировать мысль о том, где искать грань между авангардом и декадансом, я покажу фрагмент из сочинения Скрябина — это его фортепианная соната номер 9, она же именуется иногда «Черной мессой», она была сочинена в спредвоенные годы. Скрябин, о котором мы будем говорить еще не раз в этом году, потому что 1915 год — это год безвременной смерти Скрябина, был композитором, которого носили на руках в России того времени, смерть его потрясла Россию. Он в своем творчестве, как мне кажется, олицетворяет тонкую грань между авангардом и декадансом, потому что он был композитором и авангардным, и декадентским. Итак, соната номер 9, «Черная месса» Скрябина.
(Музыка)