Александр Генис: В эфире - новый выпуск нашего культурно-исторического цикла:
1915 - век спустя:
парадоксы и параллели
Фолкнер сказал: “Прошлое никогда не бывает мертвым. Оно даже не прошло”.
Взяв знаменитый афоризм в эпиграфы цикла, мы погружаемся в вечно живое время прошлого, добравшегося до нас в виде исторических событий, художественных течений, музыкальных направлений, судьбоносных книг и - важная часть каждой передачи - стихов, которые, пожалуй, лучше всего остального способны передать дух времени.
Вглядываясь в прошлое, мы ищем не эскапизма, позволяющего отдохнуть в давно прошедшим, а уроков, позволяющих лучше понять настоящее и заглянуть в будущее.
Традиционные вопросы, которые эти передачи задают прошлому, звучат так:
Что было?
Что стало?
Что могло бы быть?
(Музыка)
Александр Генис: В эти дни мир отмечает столетие страшной трагедии — армянского геноцида. По всему миру об этом говорят, даже Папа Римский сделал особое заявление. Это общая тема для газет, журналов, телевизионных передач, и повсюду обсуждается армянский геноцид как рана, которая до сих пор кровоточит. А ведь Первая мировая война кончилась сто лет назад, уже прошел век с тех пор, как отшумели эти битвы, и, так или иначе, рассосались больные проблемы.
Ну, скажем, Верден - какое страшное слово было в Первую мировую войну, миллион солдат погибли в Вердене. Немцы и французы сражались до последнего, это была ужасная бойня. Но теперь каждый год немцы и французы вместе собираются в Вердене и вместе отмечают годовщину этих событий, чтобы убедить себя и других: больше такое безумие не повторится. В общем, так происходит всюду, и Первая мировая война закончилась, она уже история - но не армянский геноцид. Он по-прежнему остается больной темой именно потому, что геноцид не нашел своего завершения. Конечно, потому что Турция отказывается признать факт геноцида. Чего, собственно, мировое сообщество требует от Турции? Признать свою вину. Но именно это стало невозможным. До сих пор турецкие учебники пишут об армянах как предателях: они были уничтожены, якобы потому, что стали предателями турецкого народа.
Знаете, когда в ООН принимают страну, то нужно, чтобы она предъявила свою конституцию. (Говорят, что когда Израиль принимали, Израиль положил Библию на трибуну). В 21-м веке Турция всячески пыталась попасть в Европейский союз. Кстати, была такая дилемма — Турция или Украина. Все считали, что, конечно, Турция попадет раньше, потому что экономическое положение Турции гораздо лучше, она член НАТО — это же прозападная была страна. Так вот я бы условием приема в Европейский союз ввел предварительное условие — пусть сначала покажут свои учебники истории. Они — взрывоопасные инструментов влияния, который могут помешать отношениям между странами. Первая мировая война во многом возникла не потому, что политики что-то не поделили, а потому что учебники были такие. Французские учебники говорили про страшных немцев, тевтонцов, дикарей, гуннов, а немецкие учебники истории называли французов легкомысленными и порочными. Это и подготовило войну.
Так вот, история армянского геноцида показывает нам, как важно знать историю, без этого не существует движения вперед. Примером тому может служить голодомор, который Россия до сих пор не может признать геноцидом украинцев. Как и самый главный геноцид в русской истории — геноцид Сталина против своего народа. Если бы он был признан, оценен, если бы это вошло в учебники истории, может быть не было бы сейчас портретов Сталина в Москве. Поэтому армянский геноцид очень важен для любой страны и для любой истории. В этом отношении Армения стала, к несчастью своему, таким пробным камнем — это был первый геноцид ХХ века, но, к сожалению, не последним. Полтора миллиона армян погибло в Турции — это была половина армянского народа, жившего в Турции. Это, конечно, осталось страшным пятном на совести человечества.
Теперь вернемся в 1915. Уже тогда об этом все знали. В связи со столетним юбилеем «Нью-Йорк Таймс» перепечатывала свои заголовки столетней давности. Весной 1915 года, прямо тогда, когда происходила резня, в «Нью-Йорк Таймс» каждый день печатались материалы, рассказывающие о геноциде, то есть тогда это уже было воспринято миром как трагедия. Мир знал о геноциде армян, в отличие от Холокоста, когда мало кто подозревал об истинных размерах трагедии. Про армянскую беду тогда уже знали, хотя никто ничего не предпринял, чтобы этого избежать. Давайте поговорим о том, как в России отреагировали на уничтожение армян в Турции?
Соломон Волков: Россия приняла известие о геноциде сразу же с чрезвычайной болью, гневом, приняла это все очень близко к сердцу. Но это неудивительно. Сами посудите, почему турки, которые в этой войне воевали на стороне Германии, соответственно, Россия была их врагом, почему турки обрушились так на армян? Есть версия, согласно которой турки планировали массовое уничтожение армян еще задолго до 1915 года и просто воспользовались военными событиями, чтобы осуществить свои давние планы.
Александр Генис: В Турции того времени была популярна довольно гнусная поговорка: один еврей способен обмануть четырех турок, один армянин способен обмануть восьмерых турок, один грек может обмануть 16 турок. И так - по возрастающей - росла ненависть к христианскому населению. Многие, но далеко не все, турки считали себя честными простыми крестьянами, а чужаки, которые занимались торговлей, ремеслами и интеллигентными профессиями, все эти христиане и евреи, воспринимались врагами, и в этом нет, увы, ничего нового.
Соломон Волков: Но тут еще все осложнялось тем, что разразилась война, в этой войне Россия и Турция выступали как антагонисты, как враги, а армяне воспринимались как, теперь опять слово вошло в оборот в России, к сожалению, как «пятая колонна». Вероятнее всего турки воспользовались этой ситуацией для того, чтобы осуществить свои какие-то давние планы. Но факт, что в тот момент в России это было воспринято с особым чувством вины, потому что многие армяне действительно симпатизировали России, они эмоционально были на стороне России.
Александр Генис: И те, и другие были христиане — вот что существенно.
Соломон Волков: Очень важным обстоятельством было и то, что армяне издавна с большой охотой ассимилировались в русской культуре, они не воспринимали русскую культуру как нечто враждебное. В этом смысле культурные отношения между Россией и Арменией всегда были особенно дружественными. Я могу сопоставить по степени дружественности связи только с Грузией, которые наступили гораздо позднее, чем армянские связи. Что интересно: русско-грузинские связи стали расцветать на глазах после того, как Советский Союз возглавил Сталин. В рядах переводчиков грузинской поэзии вдруг оказались и Пастернак, и другие лучшие русские поэты, Заболоцкий. например, большие тома грузинской поэзии издавал в своем замечательном переводе.
Александр Генис: Кроме того, грузин был постоянный персонаж советских романов, всегда среди персонажей был такой жизнерадостный веселый грузин. И чем глупее был роман, тем веселее был грузин.
Соломон Волков: Но армянская культура стала очень близкой и дружественной русской без того, что Советский Союз возглавил бы армянин. Очень много армян осело и культурно функционировало в Москве и Петербурге. Я, когда жил в Москве, ходил на работу в журнал «Советская музыка». В том же самом доме жили два композитора, которых никто не воспринимал как армянских композиторов, их имена были Арам Хачатурян и Арно Бабаджанян.
Александр Генис: Хорошая парочка.
Соломон Волков: Я регулярно мимо них проходил. С Бабаджаняном я просто раскланивался, а с Арамом Ильичем мы всегда останавливались во дворе и беседовали, он был человеком весьма дружелюбным.
Александр Генис: Кроме всего прочего есть такое деление: одни писатели тяготеют к Армении, а другие к Грузии. Например, Битов — это Армения, Пастернак — Грузия. Особенно важен в этой ситуации опыт Мандельштама, для которого открытие Армении стало персональным ренессансом. Он там открыл для себя что-то такое, с чего началась новая волна в его поэзии. У меня есть по этому поводу такая история. В Принстонском университете находится архив Мандельштама, и однажды мы пошли смотреть, как он выглядит. Я представлял себе большую комнату, барокамеру, шкафы с документами. Но архивариус принес коробку из-под обуви, и там лежало четыре документа — вот и весь архив Мандельштама. И правильно, какой архив у Мандельштама мог быть?! Он же все время бездомным жил. И каким-то образом сохранилось несколько документов, может быть не четыре, может быть шесть, но во всяком случае их было очень мало. И среди непонятных бумаг была одна на армянском языке. Меня спросили: не можете ли вы перевести? Я, естественно, обратился к Бахчаняну, своему армянскому другу, который армянского не знал, но у которого полным-полно было друзей-армян, они немедленно перевели этот документ. Он был очень любопытного характера. Это была записка от председателя колхоза, который указывал каким-то своим подчиненным, чтобы они давали Мандельштаму уроки армянского языка.
Плоды этого увлечения - «Путешествие в Армению» Мандельштама, его стихи и проза — все это, конечно, жемчужины в его каноне.
Соломон Волков: И эта жемчужина Мандельштама как таковая признана и армянами, причем не только в самой Армении — по всему миру. Это имеет некоторое отношение к сегодняшнему нашему разговору еще и потому, что я собираюсь иллюстрировать нашу сегодняшнюю дискуссию о геноциде армянского народа музыкой Комитаса.
Тут нужно сказать, что турки сразу нацелились во время этих своих ужасных преступлений против армян на то, чтобы уничтожить по возможности армянскую интеллигенцию, которая там жила. В частности, погибли многие выдающиеся представители армянской культуры, было арестовано несколько крупных армянских поэтов, их подвергли экзекуции, они погибли. Человеком, который жил в Константинополе, где все эти аресты проходили, был армянский композитор по имени Комитас. Сейчас объясню, почему его так звали, ни имени, ни фамилии — Комитас. Его настоящее имя и фамилия Согомон Согомонян. Но он после окончания духовной академии принял сан священника под именем Комитаса, так звали знаменитого армянского поэта VII века, и уже в этом качестве он прославился как отец новой армянской музыки.
Александр Генис: Интересно, что Комитас бывал в Западной Европе, он выступал с концертами, на которых были звезды тогдашней музыки. Все они были им совершенно очарованы. Среди его поклонников - Габриэль Форе, Сен-Санс. А Дебюсси после одного из концертов сказал так: «Гениальный отец Комитас! Преклоняюсь перед вашим музыкальным гением». Кем же надо быть, чтобы высокомерный Дебюсси, отличавшийся очень плохим характером, сказал такие возвышенные слова.
Соломон Волков: Комитас во всех отношениях замечательная личность, он писал, в основном духовную, прекрасную музыку - если судить, по тому, что сохранилось. Огромное количество его рукописей погибло.
Александр Генис: Именно во время этих страшных событий, связанных с армянским геноцидом.
Соломон Волков: Комитас был европейски образованный человек, который впервые поднял народную армянскую музыку на высокую ступень, обработав ее и сделав ее доступной для исполнения в концертных залах, как вы справедливо заметили, и в Берлине, в Париже и в других столицах.
Александр Генис: Прежде, чем мы послушаем эту музыку, я хотел прочитать стихи Арсения Тарковского, который в 1959 году написал стихотворение, которое так и называется «Комитас». Вот начало этих стихов:
Ничего душа не хочет
И, не открывая глаз,
В небо смотрит и бормочет,
Как безумный, Комитас.
Медленно идут светила
По спирали в вышине,
Будто их заговорила
Сила, спящая во мне.
Вся в крови моя рубаха,
Потому что и меня
Обдувает ветром страха
Стародавняя резня.
Здесь надо объяснить, почему Комитас у поэта “безумный”. Потому что от всего, что он увидал и пережил во время геноцида, во время этой резни, он сошел с ума и провел последние 20 лет своей жизни в лечебнице на окраине Парижа, но так и не пришел в себя: резня армян убила этого композитора.
Соломон Волков: Да, это очень печальная судьба, о которой мы всегда вспоминаем, когда слушаем музыку Комитаса или его обработки армянских народных мелодий. Но, что я хочу сказать, наш разговор мы будем сопровождать музыкой Комитаса, это как бы двойные обработки, что само по себе очень интересно. Комитас обработал армянские народные песни, а эти обработки в свою очередь аранжировал замечательный армянский композитор Тигран Мансурян, которого я считаю сегодня национальным бардом армянского народа. Диск этот был выпущен в Соединенных Штатах фирмой «Нонсач», в записи приняла участие замечательная альтистка армянского происхождения американка Ким Кашкашян. На буклете к этой записи, что, вы думаете, цитируется? Большой отрывок из прозы Мандельштама об Армении в английском переводе. Так что круг замыкается. Тут все - Армения, Россия, Америка, все вместе взятое сплетается в единый траурный венок. Вот как звучит эта музыка Комитаса.
(Музыка)
Александр Генис: Продолжаем майский выпуск нашего культурно-исторического цикла “1915 - век спустя: парадоксы и параллели”. Сегодня мы говорим о столетии армянского геноцида.
Соломон, ка теперь поговорим о том, как русская литература откликнулась на эти страшные события.
Соломон Волков: Для русской литературы предреволюционной и предвоенных лет очень характерна всемерная отзывчивость, та, о которой говорил когда-то Достоевский. Хотя сам Достоевский в своих высказываниях на национальные темы, по национальным вопросам отнюдь себя не показал таким уж отзывчивым.
Александр Генис: Я бы сказал так: Достоевский показал себя всяким. Когда мы говорим о Достоевском то, что бы мы ни сказали, противоположное тоже будет справедливым.
Соломон Волков: Правильно! Но для лучших умов России того времени именно эта всемерная отзывчивость очень характерна. Я должен сказать, что те люди, о которых сегодня склонны судить скорее скептически, скажем, Валерий Брюсов... Сейчас читать стихи Валерия Брюсова, по-моему, удовольствие сомнительное, но как культурная фигура он мне все симпатичнее и симпатичнее.
Александр Генис: Брюсов был, попросту говоря, самым образованным человеком в Москве. В Петербурге может быть были более образованные люди, но в Москве таких, кажется, не было. Я недавно читал мемуары Ганса фон Гюнтера, где рассказывалось и о встречах с Брюсовым. Автор пишет: довольно трудно разговаривать с человеком, который все время прибегает к цитатам то из «Божественной комедии», то из Вергилия, конечно, на языке оригинала. Похоже, что Брюсов знал всю мировую поэзию наизусть, что, по-моему, ему изрядно мешало - его поэзия перегруженная, этакая александрийская поэзия. На нее есть свои любители, но Брюсов никогда не был моим любимым поэтом — это уж точно. Но, конечно, Брюсов был человек гигантской культуры. Я всегда думаю, как жалко, что таких людей мало сегодня, таких полиматов, которые знают все, все понимают и занимаются продвижением культуры, чем и занимался Брюсов, конечно. Вот его бы поставить министром культуры.
Соломон Волков: Брюсов как раз был одним из первых энтузиастов пропаганды новой армянской поэзии, много для этого сделал, писал статьи, переводил. Другой фигурой, активно отозвавшейся на геноцид 1915 года в русской литературе, был Максим Горький. Как раз к Горькому я отношусь с большой симпатией именно как к художественной личности. По-моему, «Клим Самгин» - непревзойденная картина русской предреволюционной жизни. Фигура русского интеллигента нарисована в очень интересной, способной многому нас сегодня научить книги. Вот они и были в авангарде всего дела. Организовывались сборники переводные армянских поэтов, в них, в частности, принял участие такой великий поэт, как Блок.
Александр Генис: Блок переводил великого армянского поэта Аветика Исаакяна. Для него это была работа, которой он страшно дорожил. Он все время извинялся, что задерживает стихи, но только потому, пишет Блок, что я не могу с ними расстаться. Переводя эти стихи, он влюбился в Исаакяна. У переводчиков это бывает, когда они находят что-то такое, что то ли есть, то ли нет в их собственных стихах. Иногда это созвучно им, а иногда наоборот. Блоку очень нравилось звучание армянской речи. Надо сказать, что армянская речь и правда звучит очень особенно. На мой взгляд, она звучит так, как будто стреляют из ружья. Вода, например, будет «джур», как-то не похоже на воду. Блоку очень понравилось слово «джан» - «возлюбленная». У него это слово часто встречается в перводе. Довольно наивно он сказал в одном письме: я вставлял его даже там, где его нет в оригинале.
Ну а сейчас я хочу прочитать одно из стихотворений, которое перевел как раз в 1915 году Блок. Аветик Исаакян в переводе Блока.
Словно молньи луч, словно гром из туч,
Омрачен душой, я на бой пошел.
Словно стая туч над зубцами круч,
Милый друг сестра, брат твой в бой пошел.
А утихнет бой — не ищи меня
В удалой толпе боевых друзей,
Ты ищи, сестра, ворона́ коня,
Он копытом бьет в тишине полей.
Не ищи, душа, не ищи дружка
На хмельном пиру, средь товарищей,
Взвоет горный ветр, кинет горсть песка
В твоего дружка, на пожарище.
И чужая мать, неродная мать
Будет слезы лить над могилою,
Не моя сестра — горевать, рыдать,
Рассыпать цветы над могилою…
По-моему, стихи замечательные и, конечно, они звучат архаично. Именно то, что Блоку нравилось в этих стихах — у каждой страны должна быть своя архаическая колония, как Шотландия для Англии. И Кавказ, Закавказье, жизнь горцев —всегда служили заповедником архаизма для русских поэтов. Пушкин туда хаживал, Лермонтов, Мандельштам, Блок, который сделал большую и очень талантливую подборку стихов Исаакяна и таким образом ввел его в русскую литературу.
Соломон Волков: Безусловно. Исаакян до сих пор воспринимается как нечто родное, именно благодаря первоклассным переводам русских поэтов. Я хотел бы почтить память одного из тех поэтов, которые были арестованы и уничтожены в 1915 году в Константинополе. Его имя Даниел Варужан. Стихотворение, по-моему, прекрасно переведенное ленинградским поэтом Олегом Шестинским, называется «Мерцающая лампада».
Ночь победы нынче, невестка моя, -
засвети лампаду скорей.
Сын вернется с войны в родные края, -
засвети лампаду светлей.
Кони ржут у ворот в предутренней мгле, -
поднеси лампаду к двери.
Сын приехал с лаврами на челе, -
поднеси лампаду, смотри!..
На телеге темный плат кровяной...
Посвети среди темноты...
Ранен прямо в сердце мой сын - герой, -
погаси же лампаду ты...