Александр Генис: Героиня очередного очерка Владимира Морозова из его авторского цикла “Необыкновенные американцы” - монахиня из северного монастыря, где, кроме всего прочего изготовляют самые вкусные в мире “чизкейки”, за которыми я туда и сам езжу.
Владимир Морозов: Путь в монастырь New Skete идет через зеленые луга и небольшие городки Гринвич, Кембридж, Белый ручей. Неизбежные для американской географии нумерованные дороги понемногу сужаются и приобретают названия. Моя 372-я превращается в дорогу Ясеневой рощи. Восточная равнинная часть штата Нью-Йорк постепенно переходит в холмы. Чуть дальше, куда мне пока не надо, поднимаются горы Вермонта. Последние метров 300 дорога Ясеневой рощи — уже не асфальт, а гравий. Это частное владение, и за благоустройство здесь платит не городок Кембридж, а сам частник - небольшой православный женский монастырь, которому асфальт, видимо, не по карману. То же и с мужским монастырем того же названия New Skeet. Там гравийная дорога километра на четыре. Деньги приходится считать. Как говорится, Бог-то Бог, да будь сам не плох. Мужская часть монастыря живет разведением и продажей немецких овчарок. Монашки перебиваются изготовлением творожных тортов (чизкейкс). Это неописуемой сладости лакомство, по тысяче калорий в каждом ломтике. С этого торта и начался наш разговор с настоятельницей женского монастыря сестрой Сисилией.
Сестра Сисилиа, как вам удается оставаться такой худощавой, когда у вас тут делают торты и прочие сладости?
Сестра Сисилиа: (Смех). Просто потому что я ем только овощи и фрукты. А наши торты пробую раз в год. Чизкейкс раскупают очень широко. Монастырь тут с 1969 года, так что нас знают. Мы начинали несколько бизнесов. Шили шторы для окон, чехлы для мебели. Делали одежду для молитвы и для церковных хористов. Но теперь это нам уже не по силам. Нас всего 5 монахинь, и каждой хорошо за 60. На торты сил еще хватает, но когда много заказов, приходится нанимать двух женщин со стороны. Заказчики приезжают к нам сами на машинах-рефрижераторах. Покупают и по интернету, а мы в ответ шлем посылки по почте. В этом случаев, чтобы торты не портились, кладем в коробку специальные охладители.
Владимир Морозов: Извините, сестра Сисилиа, сколько лет вам? А сколько дадите, не без кокетства отвечает она. Ну, лет 35? Сисилиа громко смеется - мне 73 года. Тогда скажите, и сколько же из ваших 73 вы прячетесь в монастыре от обычной нашей жизни?
Сестра Сисилиа: Мы не прячемся от мира и не скрываемся от жизни. Мы присутствуем в ней, как дрожжи в тесте. Я здесь уже 46 лет. А пришла сюда в 27. До этого 9 лет монашествовала в католическом монастыре. Вот там, действительно, как бы прячутся от мира. Молитва, бдения, пение хором - и все в закрытом помещении. Мы совсем не видели людей со стороны. Считалось, что мир вокруг монастыря полон зла и греха. Но ведь в Священном Писании все по-другому. В главе Бытие, когда Бог создал Землю, он сказал, что Земля хороша. Конечно, если поглядеть вокруг, то и зла хватает, но добра все-таки больше. В православном монастыре мы продаем торты, сладости, сувениры, работаем на огороде, водим посетителей по нашей территории, рассказываем им о себе. И смеяться тут тебе никто не запрещает. А в католическом монастыре мы жили как бы в добровольном заточении.
Владимир Морозов: Видимо, нечто подобное чувствовали и монахи-францисканцы, которые пришли сюда в 1966 году и основали православный монастырь New Skete (Новый скит). Название русское, но по-русски здесь никто не говорит, а православная служба идет на английском.
Сестра Сисилиа, скажите, вы не были замужем? И другие сестры?
Сестра Сисилиа: Я замужем не была. Как и большинство монахинь моего поколения. Позже к нам стали приходить и пожилые женщины, которые были замужем, имели детей и обычную работу. Например, две сестры живут сейчас в доме престарелых. Так у одной из них 8 детей. Кстати, один из ее сыновей - монах в мужской части монастыря. А она сама стала монашкой в 65 лет.
Владимир Морозов: Не знаю, как у православных монахов, их в Америке немного и статистики я не нашел, но, вот, монахов-католиков становится все меньше...
Сестра Сисилиа: Да, несколько лет число монахов уменьшалось. Но теперь оно вновь растет. Почему? Мне кажется, многие процессы в жизни идут, как маятник. Влево-вправо. Теперь перед человеком такой большой выбор. Любая профессия, любой стиль жизни. Но есть и люди, которые посвящают свою жизнь Богу. Я не скажу, что это религиозное возрождение, но своего рода знак времени. Да, вы правы, иногда кто-то идет в монахи, потому что не может приспособиться к обычной жизни, и действительно, ищет, где спрятаться. А у кого-то, вообще, эмоциональные проблемы или еще хуже — душевная болезнь. Да, я таких встречала, хотя и немного. Но Бог обращает наше несчастье в добро. В миру такие люди часто остаются неприкаянными. А в монастыре они обретают мир и покой. Нет худа без добра. Что плохого, если человек пришел в монастырь из-за душевного неблагополучия. Ведь в результате он стал ближе к Богу. Но в основном людей приводит в монастырь призвание, голос свыше.
Владимир Морозов: А бывали случаи, когда к вам приходила монахиня в слезах и говорила, что больше тут не может, хочет уйти из монастыря и вернуться в мир?
Сестра Сисилиа: Да, такое бывает. Но за все время моего монашества, а это больше, чем полвека, монастырь покинули только две женщины. Разрешение? Нет, им наше разрешение не нужно. Мы просто собрались вместе и поговорили с такой женщиной, не пытаясь ее отговаривать, а просто чтобы выяснить ее мотивы и помочь ей лучше в них разобраться. Человек дает монашеский обет не нам, а Богу и решение уйти из монастыря тоже между человеком и Богом.
Владимир Морозов: А каков процесс принятия в монашки?
Сестра Сисилиа: Это довольно длительная процедура. Мы приглашаем такую женщину несколько раз посетить монастырь. Ознакомиться с нашей жизнью, с распорядком дня. Потом, чтобы и мы лучше ее узнали, она должна пожить у нас полгода еще до принятия обета, как обычная монахиня, только пока без права голоса. Мы можем спросить ее мнение, но в голосовании она не участвует. А у нас тут все решается голосованием.
Владимир Морозов: Например, за что же вы голосовали? Что изменило ваше голосование?
Сестра Сисилиа: Одна из перемен касалась распорядка дня. До этого всех будили в одно и то же время. Но ведь есть люди совы, которым уютнее ночью, они встают поздно. Есть жаворонки, которые поднимаются чуть свет. Мы решили — пусть каждый встает и ложится когда хочет, но все должны присутствовать на утренней молитве в 7-15. Кто-то встает раньше и успевает позавтракать, другие нет. Потом кто-то медитирует. Другие пока не жарко работают в огороде или прогуливают собак. Совместная работа начинается в 9 утра — это приготовление наших тортов. Думать о Боге можно не только во время молитвы. И мы не столько молимся, сколько работаем.
Владимир Морозов: Я наслышан о разных соблазнах. Да, что монахи и монашки. Вот я сам ложусь спать и пытаюсь читать Отче Наш по-русски и по-английски. Но, стыдно признаться, а мысли часто не слушаются и я начинаю думать о женщинах...
Сестра Сисилиа: (Смех) Ого-го! Лучше бы вы думали о своей жене! Вам нужен контроль за мыслями. Надо уметь направлять их в определенную сторону. Да, научиться самодисциплине непросто. Это одна из проблем монастырской жизни. И не только монастырской. Любой человек должен контролировать свои мысли. И это одна из задач монастыря — показать, что каждый может держать себя под контролем, каждому нужно научиться молитве.
Владимир Морозов: Сестра Сисилиа, к вам в монастырь приезжают посетители, молятся в вашей церкви, покупают ваши торты и сувениры. Случалось ли с вами такое... Вот вы видите какого-то пожилого мужчину из приехавших и думаете, а ведь много лет назад я могла бы выйти за него замуж, в моей жизни были бы любовь и секс. А теперь вокруг нас бегали бы внуки...
Сестра Сисилиа: Конечно. Это и называется искушением. Но, с другой стороны, я могла бы оказаться несчастной в браке. Я вот смотрю теперь на своих родственников. Сколько у них проблем и неприятностей. И я говорю - слава Богу, что я здесь, в монастыре. 40 лет назад я бы сказала, что главная трудность - это соблазн вернуться в мир, иметь секс и семью. Но теперь я обрела здесь свое счастье. И главная трудность сегодня в том, что у меня не хватает времени на все то, что я хотела бы сделать.
Владимир Морозов: Как часто вы плачете?
Сестра Сисилиа: Теперь уже не так часто.
Владимир Морозов: Перед широкими окнами студии на мольберте стоит незаконченная икона. Молельную комнату как бы освещает другая икона работы Сисилии - Богородица с младенцем. Ее светло-золотой фон настолько интенсивен, будто за иконой спряталась даже не лампа, а само Солнце.
Сестра Сисилиа, вы человек православный, и меня в детстве крестили в православной церкви. Но я отношусь к ее иерархам, извините, с подозрением. Они почти во все времена были прислугой возле власти. И при царе, и при коммунистах...
Сестра Сисилиа: . Это и объясняет тот факт, что русская православная церковь за границей не хочет подчиняться российскому патриарху. Многие разделяют ваше мнение. А каково мое мнение? Я пытаюсь строго не судить, мол, это черное, это белое. Надо подумать, что заставляло и заставляет российских иерархов сотрудничать с правительством. Вы считаете, что это желание быть наверху, жажда власти. Да, согласна, это не очень христианское поведение. Таких карьеристов немало в любой деноминации: и у протестантов, и у католиков. Но посмотрите на нынешнего Папу Франциска, который избегает всякой роскоши и помпы. Я думаю, таких чистых душой людей немало и среди православных. А вспомните Папу Пия XII. Его обвиняли в том, что он не выступил открыто против Гитлера. Но, может быть, Папа понимал, что, если он выступит, а его примеру последуют и многие другие католики, то сотни и тысячи из них погибнут. Своей дипломатией Пий XII спас немало католиков и евреев тоже.
Владимир Морозов: На полках сувенирного ларька, куда я зашел за непременным творожным тортом, рядком пристроились банки с вареньем и репродукции икон. Диски с записью церковного хора. Книги, на которых имена Матери Терезы, Франциска Ассизского. А вот и россиянин Александр Мень. Только на английском. В этом году 80 лет со дня его рождения и 25 со дня так и не раскрытого убийства...