Стивен Крэйн: Жизнь как пожар

Марина Ефимова

Книжное обозрение Марины Ефимовой

Александр Генис: 120 лет назад вышел отдельной книгой один из самых любимых романов в истории американской литературы - “Алый знак доблести” Стивена Крэйна. Уже журнальная публикация этого произведения вызвала огромный интерес у читающей публики, но появление книги стало триумфом молодого автора. Интерес к нему в связи с юбилеем обернулся новыми биографическими и литературоведческими исследованиями. У микрофона ведущая КО АЧ Марина Ефимова.

Марина Ефимова: Американский писатель Стивен Крейн умер в 1900 году в возрасте 29 лет. Он начал печататься в 16, и за отмеренные ему 13 лет литературной карьеры написал (не считая множества рассказов, скетчей и эссе) шесть романов, из которых один – «Алый знак доблести» - стал классикой американской литературы. Это роман о юном солдате Гражданской войны, который сперва поддался страху, а потом его поборол; сперва романтизировал войну, а узнав её, влюбился в мирную жизнь.

За столетие, прошедшее со смерти Стивена Крейна, в Америке вышли всего две биографии писателя. Первая - написанная романистом Томасом Биром и опубликованная в 1923 году - была, в основном, собранием анекдотов из жизни Крейна, вроде истории о том, как он страдал всю ночь под окном оперной певицы, пока его не увели полицейские. Или о том, как он одолжил денег женщине, которая перед тем запустила в него ножом. Из приведенных там высказываний ироничного молодого писателя одно особенно любопытно для российского читателя: «Роман Толстого, - сказал однажды Крейн, - тянется и тянется, и тянется - как Техас».

С публикации первой биографии прошло почти три четверти века, когда в 1990 году на неё, вдруг, обрушилась критика литературоведов. Ученые нашли в архиве покойного биографа подлинные письма Крейна, явно уступавшие в увлекательности тем, которые биограф опубликовал. Следующие два десятилетия ушли на подготовку новой, достоверной биографии. Рано умерший писатель не оставил ни записок, ни дневников, а его письма мало что дают для понимания его личности. Только в 2014 г один из упомянутых литературоведов - Пол Соррентино – выпустил новую биографию: «Стивен Крейн. Жизнь как пожар». Вот её краткая оценка, данная литературным критиком Калебом Крайном в статье «Красное и алое»:

Диктор: «Новый портрет Крейна написан не такими смелыми мазками, как старый. Книга Соррентино представляет собой, скорее, коллекцию фактов - без их интерпретации. Прорехи в хронологии Соррентино дополняет вырезками из газет, книг и архивов, и они вызывают не больше доверия, чем анекдоты Бира. Но всё же на данный момент это наиболее полный портрет писателя. Из новой биографии встает человек, который рвался доказать свою мужественность (как Джек Лондон); горько сожалел об утрате веры (как Герман Меллвил); был чемпионом самоиронии и категорически отказывался принимать всерьез сексуальную мораль своего времени (как Оскар Уайльд)».

Марина Ефимова: Начиная с ранних работ главной сферой интереса Стивена Крейна было исследование психологических нюансов человеческой природы. Он описывал, по выражению Калеба Крайна, «экзистенциальные компромиссы» своих героев. В «Алом знаке доблести» юный солдат, бежавший с поля боя, заставляет собственный стыд послужить ему и уроком, и прощением. В хаосе отступления его дезертирства никто не заметил. Крейн пишет: «Он совершил свои ошибки в темноте, и потому всё еще оставался человеком, мужчиной». Пользуясь этим спасительным обстоятельством, солдат возвращается в полк и в первом же бою снова обретает самоуважение, потеря которого оказалась для него ужаснее страха смерти.

В первом романе Крейна - «Мэгги», написанном автором в 23 года, юная героиня зарабатывает проституцией, но категорически не может почувствовать себя «падшей женщиной». Последуй автор принятой литературной традиции, он бы оправдывал героиню, наделив её какими-нибудь хрестоматийными добродетелями: добротой, жертвенностью, или, наоборот, высветил бы ее пороки. Но Крейн лишь детально описывает мир Мэгги – мир, который сильнее её: гнетущую скуку работы, путаницу представлений и мечтаний. Мир Мэгги населяют такие же путаные люди: брат, сказавший ей, девчонке: «А ты знаешь, что ты красотка, каких свет не видел?»; мать, которая говорит про Мэгги: «Её тянет ко всему плохому, как утку – к воде». Крейн не даёт героине никаких оправданий. Критик Калеб Крайн пишет о безжалостности писателя к своим героям:

Диктор: «Кажется, что он с отвращением видит в своих персонажах себя и временами ненавидит их так же, как иногда ненавидит себя. Главное литературное нововведение Стивена Крейна - комбинация интимной откровенности наблюдений автора за героями и его антагонизма к ним. Нелестные характеристики его так проницательны, что читатели невольно узнают в них и свои худшие стороны. И это очень непривычно, поскольку такая откровенность редка в литературе – разве что в описаниях злодеев. В одном из своих рассказов Крейн пишет о герое: «его ирония была направлена в первую очередь на себя, потом на вас, на нацию, на флаг, потом – на Бога».

Марина Ефимова: Неточная, со многими лакунами биография Стивена Крейна – сына религиозных и строгих родителей – заставляет подозревать, что его с юности, по словам его персонажа, «тянуло ко всему плохому, как утку к воде». В качестве газетного репортера он часто бывал в городских трущобах Нью-Джерси и Нью-Йорка, в притонах и борделях, и тамошние обитательницы вызывали у него не брезгливость, а сочувствие, интерес, а главное – ощущение личной причастности к их ситуации и вины за их изгойство. Он считал их равноправной частью общества. Он требовал (хотя бы от самого себя) справедливого к ним отношения. Известно, что Крейн пытался ухаживать за женщинами «из хорошего общества». Но после недолгой переписки, в которой он позволил себе многовато честности, одна из них прекратила их знакомство, признавшись, что высоколобым мужчинам предпочитает мужчин светских. Критик Калеб Крайн пишет в статье «Красное и алое»:

Диктор: «Возможно, Крейн свободнее чувствовал себя с натурщицами знакомых художников, чем со светскими дамами. Однажды приятель, проходя мимо столика в баре, за которым сидели Крейн и молодая женщина, спросил Крейна: «Это – Мэгги?», и тот ответил: «Одна из...». Он всё смелее пересекал границу между хорошим обществом и «полусветом». Но скоро ему пришлось узнать, что тот, кто зашел слишком далеко, может не найти пути назад».

Марина Ефимова: ​Судьбоносным стал мелкий случай. Крейн воспротивился аресту проститутки, солгав, что она не принадлежит к женщинам этой профессии. В полицейском участке старый сержант сказал Крейну: «Молодой человек, если вы замешаетесь в это дело, вам будет не отмыться». И он был прав: Крейна обвинили в лжесвидетельстве, и ему пришлось бежать. Шёл 1896 год, Крейну оставалось всего 4 года жизни. Он провел их в скитаниях, зарабатывая репортерством, и его повсюду сопровождала его верная подруга Кора Тайлор – бандерша из городка Джексонвиль. Куба, Греция, снова Куба, Англия. В качестве репортера Крейн впервые «понюхал пороху» в битвах Греко-Турецкой и Испано-Американской войн. Он писал другу: «C облегчением удостоверился, что описания сражений в «Алом знаке доблести» были all right». Во время Испано-Американской войны он плыл на Кубу на корабле контрабандистов. Корабль потерпел крушение, и четверо спасшихся, включая Крейна, двое суток по очереди гребли в спасательной шлюпке, добираясь до берега. Там родился знаменитый рассказ «В открытой лодке».

Стивена Крейна хочется называть не «писателем», а «прозаиком», потому что он был страстным стилистом – с первых своих вещей. На клочках бумаги он записывал отдельные фразы, бесконечно менял их, переписывал на новые клочки – чтобы когда-нибудь потом использовать. О его стиле критик Калеб Крайн пишет:

Диктор: «Крэйн играет на контрастах между типами речи разных персонажей, а также между ними и стилем авторского повествования. Иногда этот контраст даже резковат, но всё равно – Крейн так смакует лингвистический ряд каждой вещи, так умело выводит язык на авансцену романа, как это почти никогда не удавалось даже его знаменитым современникам – Уильяму Дин Хоуэллсу и Генри Джеймсу».

Марина Ефимова: Когда у Крейна открылся туберкулез, верная Кора Тайлер забросала письмами всех, кто только мог откликнуться. Друзья собрали денег и отправили Крейна в Германию – в такой же, наверное, санаторий, который описал Томас Манн в «Волшебной горе». Но было уже поздно. Умирая, Крейн то впадал в забытье, то приходил в себя и тогда умолял собравшихся у его постели друзей внести несколько поправок в текст своего последнего рассказа. После его смерти Кора Тайлер вернулась в Джексонвиль и открыла новый бордель.