"Москва и Тегеран никому не позволят диктовать сценарии политического урегулирования в Сирии". Таков основной итог вчерашних встреч президента России Владимира Путина в Тегеране с верховным лидером Ирана аятоллой Али Хаменеи и президентом Хасаном Роухани. Насколько эти заявления соотносятся теперь с реальностью, после уничтожения турецкими ПВО нарушившего воздушное пространство Турции российского бомбардировщика Су-24 из состава группировки ВВС России в Сирии?
Россия и Иран – главные союзники президента Сирии Башара Асада в войне в этой стране, продолжающейся с 2012 года. По оценке западных экспертов, Россия своими авиаударами в Сирии поражает не столько боевиков террористической группировки "Исламское государство" (запрещена в России), сколько отряды умеренной сирийской оппозиции, которые обучаются американскими инструкторами. Тегеран же постоянно направляет в Сирию тысячи своих военнослужащих.
18 октября вступило в силу соглашение по иранской ядерной программе, предусматривающее постепенное снятие с Ирана экономических и финансовых санкций Совета Безопасности ООН, США и Евросоюза в обмен на сворачивание им программы по обогащению урана. С этого момента режим тегеранских аятолл уже не считается на Западе однозначным изгоем. Тем не менее общение российского президента с Али Хаменеи, во время которого Путин преподнес ему в дар старинный рукописный экземпляр Корана, выглядит для Запада вызывающе в общем контексте последних событий на Ближнем и Среднем Востоке.
Ранее стало известно, что Владимир Путин снял запрет на российские поставки оборудования и технологий для модификации иранского подземного завода по обогащению урана в Фордо и ядерного реактора в Араке. Это был первый визит Владимира Путина в Тегеран с 2007 года, формально – для участия в саммите "Форума стран – экспортеров газа". На переговоры в Иране 23 ноября приехали многие мировые лидеры, выступающие с резко антизападных позиций, например, президенты Венесуэлы и Боливии Николас Мадуро и Эво Моралес, как и ожидалось, разразившиеся в Тегеране антиамериканскими речами.
О том, насколько сейчас Иран способен влиять на войну с террористической группировкой "Исламское государство" на территории Сирии и Ирака, рассуждает консультант программы "Внешняя политика и безопасность" московского Центра Карнеги Николай Кожанов:
– Иран вступил в войну в Сирии намного раньше, чем Россия. Цель Тегерана – не только борьба с террористическими группировками, но это еще и "прокси-война" со спонсорами некоторых радикальных группировок, которые либо близки по идеологии к группировке "Исламское государство", либо периодически вступают с ним в союз. По этой причине, естественно, диалог с Ираном для России весьма важен.
– Какого рода координация между Тегераном и Москвой в этом смысле возможна? Тегеран поддерживает режим Башара Асада. Владимир Путин тоже выступает за сохранение этого режима. Это и есть их главная точка соприкосновения?
– Выживание государственных институтов Сирии на данный момент непосредственно связано с Башаром Асадом. За последние 5 лет он настолько вписал себя в их структуру, что убрать его оттуда сейчас практически не представляется возможным. Вместе с тем как Россия, так и Иран, по крайней мере, большая часть иранского общества точно, согласны, что ради сохранения Сирии как единой страны и чтобы предотвратить ее превращение в рассадник терроризма, Асадом рано или поздно можно пожертвовать. Существует понятие некоей "постасадовской Сирии". Вместе с тем нельзя сказать о том, что в Сирии мы имеем дело с альянсом России и Ирана. С одной стороны, да, страны заинтересованы в координации действий. Выражается это в основном в обмене информацией. Глобального же, эффективного альянса пока не существует, и вряд ли он предвидится. Просто при заинтересованности обеих стран в выживании государственных институтов Сирии движущие факторы, стоящие за этими намерениями, совершенно разные.
Иран не заинтересован в том, чтобы вовлекаться в российские игры с Западом
Россия, по крайней мере, считает, что противостоит той угрозе, которую представляют для ее стабильности радикальные исламисты. Это также определенный элемент противостояния, конфронтации с западными странами. Для Ирана же это война за утверждение своей роли ведущей региональной державы. Это его опосредованная война с основными региональными оппонентами – Саудовской Аравией и Катаром. А также это война за доступ к своему союзнику – "Хезболле". И эти скрытые факторы приходят в определенное противоречие. Россия не заинтересована в том, чтобы входить в состав этого антисуннитского лагеря, противостоящего Саудовской Аравии и Катару. А Иран не заинтересован в том, чтобы вовлекаться в российские игры с Западом. Потому что достаточно много усилий ему стоило, чтобы начать процесс снятия санкций. И возвращаться опять к конфронтации с Западом Иран совершенно не заинтересован. Поэтому Тегеран и Москва работают весьма осторожно друг с другом, взаимодействуя только там, где это необходимо.
– Вы сказали об осторожности Тегерана, который очень долго добивался заключения соглашения по ядерной программе и рассчитывает на снятие санкций. В то же время Иран покупает у России комплексы С-300. Насколько это может повлиять на отношения Тегерана с Западом? Зачем Ирану нужны такие комплексы?
– Иран стремится к снятию санкций, к налаживанию отношений с Западом, но эти отношения будут налаживаться выборочно. То есть говорить о некоем политическом диалоге на данный момент не приходится и, в принципе, при жизни нынешнего верховного лидера, я думаю, не придется. Иран заинтересован в западных деньгах, в западных инвестициях. При этом Западу он категорически не доверяет, по крайней мере та часть политической верхушки Ирана, которая на данный момент задает тон. Но вместе с тем Иран также еще и государство, которое претендует на особый региональный статус. И, соответственно, для державы, которая стремится к ведущей роли в регионе, необходимо иметь эффективную армию, хорошо вооруженную, обученную. В Тегеране нет иллюзий, что даже после снятия санкций, европейцы либо американцы будут помогать ему на этом направлении. И здесь естественным образом вступает Россия. Опять же, я бы сказал, что делать большой трагедии из поставки С-300 в Иран не стоит. По большому счету, это оружие носит оборонительный характер и баланс сил в регионе изменить сможет едва ли. Да, оно действительно затруднит, возможно, действия израильской авиации. Но, скажем, для американцев это вопрос, условно говоря, еще одного авианосца в водах Персидского залива.
– Владимир Путин в Тегеране встречался и с президентом Роухани, и с верховным духовным лидером аятоллой Али Хаменеи. Встреча с Хаменеи носила больше символический или практический характер?
Без благословления верховного лидера Ирана ни один внешнеполитический вопрос решиться не может
– Иран – одна из крупнейших стран в регионе Ближнего и Среднего Востока. И мы имеем дело именно с восточной страной, где церемонии и формальности играют большую роль. По этой причине, действительно, встреча с верховным лидером во многом носила показательный характер, подчеркивающий высокий уровень отношений между Россией и Ираном. С другой стороны, необходимо также понимать, что в системе внутриполитических взаимоотношений духовный лидер – это фактически первый человек в стране. Президент играет вторую роль. Без благословления верховного лидера Ирана ни один внешнеполитический вопрос, да, по сути дела, и внутренний вопрос, решиться не может. Так что можно говорить и о практическом характере этой встречи тоже, – уверен Николай Кожанов.