Фильм о стойком мужике

Шесть номинаций на премию "Оскар", в том числе и за лучший фильм. Американская киноакадемия, по меньшей мере, заметила картину Стивена Спилберга "Шпионский мост". А вот в России эта кинолента прошла не столь заметно. Хотя, по мнению Михаила Горевого, исполнителя роли сотрудника КГБ Ивана Шишкина, этот фильм следует смотреть не только потому, что он сделан с уважением к русским, но и потому, что темы, затронутые в нем, чрезвычайно актуальны.

– Вообще этот сценарий удивительный именно по отношению к нам, русским. Об этом я сразу Стивену заявил. Пока камера настраивалась, мы прогуливались туда-сюда по Шпионскому мосту, по тому самому Мосту Глинике с Марком Райлэнсом и со Стивеном Спилбергом. Просто болтали ни о чем. И вот Марк говорит: "Слушай, Стивен, вот Майкл говорит, ему радостно, что в твоем фильме русские представлены достойными оппонентами". Я говорю: "Да, мне очень радостно, что русские в этом сценарии не какие-нибудь карикатурные дураки, пьяницы и уроды, а очень достойные соперники". Вообще, надо сказать, что в кинофильме "Шпионский мост" главная роль, конечно же, у Тома Хэнкса. Но главный герой картины – советский разведчик Абель. Это он герой, это он стойкий мужик. Человек небольшого роста, немолодой становится невероятного масштаба личностью. А его оппонент Пауэрс слабак и предатель. Так что это очень патриотическое русское кино, сделанное американским режиссером Стивеном Спилбергом.

Интервью с Михаилом Горевым

– Ваш герой – Шишкин, в сценарии он был именно таким, каким вы его играете? Или вам пришлось что-то свое добавить?

– Мы со Стивеном Спилбергом его родили. Когда меня привели знакомиться с ним и представили, он повернулся и сказал: "Майкл, привет! Дружище, как долетел?!" Было такое впечатление, что он весь день ждал меня. В этот момент как раз на площадке была перестановка, у нас было время поговорить. Спилберг рассказывал о себе, и в то же время было понятно, что он думает о моем персонаже. Конечно, это он меня отобрал, утвердил на эту роль, но вот приехал я живой, не на видео, и он уже сразу работает. Он смотрит на меня и рассказывает о том, что его семья из-под Одессы, из маленького еврейского местечка. Он снимает очки, смотрит мне на нос и говорит: "Я хочу... Гримеры, гримеры, подойдите ко мне. Я хочу, чтобы вот здесь было много маленьких сине-красных вен. Как на лицах у пьющих людей". Потом 1,5 часа мне рисовали эти вены... Их практически не видно, с одной стороны. Но с другой стороны, это дает невероятно полезное ощущение для выстраивания образа. Я не сажусь, не морщусь... Шишкин мой будет такой. Это же реальный персонаж, только что закончилась война, он воевал... И вот так рождался этот герой, этот персонаж.

– Какую задачу Спилберг ставил перед вами? Потому что ваш герой на экране антипатичен, но тем не менее он не вызывает какого-то животного неприятия.

– Антипатичен? Но я надеялся, что не особо-то и антипатичен. Он разумен. Да, мой Шишкин отстаивает интересы своей страны точно так же, как Донован своей. Когда мы обсуждали это со Стивеном, мы сразу говорили о том, что это должна быть смысловая стычка. Ведь у этой картины очень много смыслов, так необходимых нам сейчас. Именно в наших сценах с Томом Хэнксом возникают темы, реплики, которые точно о нашем времени. Когда адвокат Донован говорит Шишкину: "Вы понимаете, что следующая ошибка, которую могут совершить наши страны, правительства наших стран, может стать вообще последней ошибкой в мире". Посмотрите за окно – разве это сейчас не так?! ​Только гораздо страшнее, гораздо циничнее, ужаснее и опасней, чем тогда. Когда Донован спрашивает про Абеля, будет ли он в опасности, когда вернется в Россию? И мой персонаж, кагэбэшный, говорит: "Ну, судя по тому, как дела обстоят сейчас, мы все в опасности". А что сейчас, разве не так? Мы разве не в опасности все, всем миром? Спилберг –гениальный режиссер, но из всех его фильмов именно "Шпионский мост" отличается сегодняшней актуальностью. Он до смерти актуален!

– А почему, по-вашему, именно сейчас Спилберг обратил внимание именно на эту историю, историю Абеля и Пауэрса? Ведь не сегодня она произошла, не вчера.

– Об этом лучше, конечно, спросить лично у него. Но из того, что он мне рассказывал, я знаю, что эта история касается его лично, его детства. В фильме есть момент, где мальчик наливает полные ведра и ванну воды, затыкает пробкой и не дает сестре мыться, потому что когда русские начнут бомбить, то первым делом отключится электричество и не будет воды. Это про него история. Это он был тем самым мальчиком. Это Стивен Спилберг наполнял ванну водой, потому что боялся, что русские будут бомбить. Это его история. Она касается и его отношения к родителям... Например, в сценарии есть сцена, которой нет в фильме, эта сцена опять же из его жизни, из жизни его отца. Кстати, его папа до сих пор жив-здоров. Так вот, когда Пауэрса поймали, то на Красной площади у Мавзолея была устроена презентация – и шлем его, и костюм. То есть это было пропагандистское мероприятие, посвященное тому, как подлые американцы наш Советский Союз мечтают задушить. А отец Стивена как раз был в Москве по каким-то делам и встал в эту очередь вместе со своим американским коллегой. Их быстренько вычислили наши доблестные чекисты, что это какие-то импортные крендели, проверили документы, увидели американский паспорт, выдернули из очереди и повели. Стивен рассказывал, что отец его понял, что все, конец жизни, Сибирь, убирать снег. Подвели его к началу очереди, где стоял офицер, который презентовал все эти шмотки Пауэрса, устроил шоу для народа. Он сказал: "Вот, американцы, смотрите, что вы делаете!" Но потом и Спилберга-старшего, и его коллегу, но пережил он немало волнительных минут, о чем Стивен как раз мне рассказал. Так что это его личная история. Он не вчера решил снимать этот фильм, лет десять он с ним носился. И вот дождался своего часа и очень вовремя. Опять же гений, чувствует время, ловит намеки неба и реагирует.

– Удивительная вещь, но в этом фильме очень много точных деталей и нет того, что называется развесистой клюквой, которой иногда грешат голливудские картины. На ваш взгляд, откуда такое внимание к материалу, к деталям? Это ведь не только воспоминания отца Спилберга.

– Мне приходится сниматься в зарубежном кино, причем в разном, не только в таком могучем, как Джеймс Бонд или Стивен Спилберг, а в каком-нибудь ВВС, на разных площадках, разного масштаба. Меня постоянно спрашивают – а чем отличаются съемки здесь, в России, и съемки там? Отличаются. И одно из великих отличий – это уровень подготовки. Они тратят такое количество времени, усилий, внимания, таланта, нервов. Они докапываются до самой сути предмета.

– Я знаю, что в фильме есть текст, который для своего героя и для Абеля придумали вы. Расскажите эту историю.

– В сценарии было написано, что встречаются на мосту, что Шишкин перекрикивается с Абелем о чем-то на русском языке. А о чем – не написано. А реплик нет. И до того приводят офицера, который должен опознать Пауэрса – настоящий Пауэрс или русские липу подсунут. На что Абель говорит: "Интересно, любопытно, кого же они пришлют меня опознавать? Я так давно оттуда уехал, меня никто не знает". И в сценарии не было ответа на этот вопрос. И вот за день до съемок, вечером я думаю, о чем перекрикиваются Шишкин и Абель? Каким образом опознают Абеля? И вот я наморщился ненадолго, и вдруг – оп: "Снимите шляпу. У вашей жены есть родимое пятно?" – "Да!" – кричит Абель. "Где?" – "Правая грудь". Я знал, что это должны быть короткие реплики по-русски для Райлэнса. Это мы с ним долго репетировали. Я не знаю, было ли родимое пятно на груди у жены Абеля. Но вот эти реплики придумал я. И когда Марк Рейланс рассказал об этом Стивену, он просто был в восторге.

– Вы играете в фильме роль по-английски, а в русском варианте вы дублируете своего же героя. Можно ли сказать, что вы дважды сыграли роль Шишкина, на двух языках?

– Это очень хорошо, что я сам озвучиваю свою роль. Нужно ли по новой исполнять? Просто я лучше знаю, чем кто-либо другой, о чем это все. Знание же не в голове, оно во всем организме – в духе, в теле... Это общение с партнером, с режиссером, с блистательным оператором Янушем Каминским.

– Для вас проще было произносить этот текст по-русски или по-английски?

– Мне удобней, проще и лучше играть и работать на русском языке. Потому что как бы хорошо ты ни знал английский язык, ты все равно не сможешь так глубинно занырнуть внутрь. Потому что все равно и языки разные, и разные... Все равно мы разные. Мы разные мультики смотрели. Разное детство у нас было. Язык. Самое главное слово, которое выражает человеческое эго Я. По-русски я могу это Я тянуть. Оно огромное, как Россия. Я два дня могу это якать. А в английском языке I (ай) – наоборот, взял и уперся в стенку. Ай – и все. Понимаете, к чему я это говорю? Сама структура языка диктует существование, диктует дыхание. Не буквальное дыхание носом, а дыхание жизни персонажа. Вы понимаете, о чем я говорю, да? Вот. Поэтому, конечно, я сносно знаю язык, и достаточно уютно себя чувствую, но все равно, конечно, на родном языке оно любимше.

Михаил Горевой интервью

– Понятно, что Спилберг относится к тем режиссерам, который видит, какой будет картина на выходе, когда он только садится писать сценарий. Насколько то, что вы увидели на экране, соответствовало вашим ожиданиям?

–​ У меня ситуация была даже гораздо интереснее, чем вы представили. Снимали мы в Берлине, и я туда приезжал дважды. В первый приезд мы сняли интерьерные сцены, а второй приезд – это были съемки на мосту, И когда я во второй раз приехал, Стивен встретил меня и говорит: "Старик, я редко хвалю своих артистов, но тебе я скажу – это моя самая лучшая похвала, которая вообще у меня есть: ты понравишься себе в моем фильме", – сказал мне Стивен Спилберг. И, конечно, я ждал этого. Я знал, что это будет круто. Круче ли это, чем я предполагал? А я не предполагал, я ждал. Я ждал, особенно после этих слов Стивена. И я не обманулся. ​

– Вы довольны тем, как в России прошла картина?

– Нет. Я не доволен. Во-первых, я был удивлен, почему премьера этого фильма состоялась в кинотеатре "Пионер". Он шикарный, но он маленький. Там два зала по 80 мест. На что мне устроители сказали: "Ну, это же арт-хаус". Я говорю: "Как это?!" – "Арт-хаус". Я говорю: "Спилберг – арт-хаус?! Вы что, ребята?! Я убежден в том, что внимание к этому фильму должно быть еще больше, потому что он сегодня актуальнейший, этот фильм. Посмотрите – со всеми рассорились. У нас нет друзей, кроме армии и флота, в который раз. И это ужасно! Ведь, нашли же люди силы, мужество, в 60-е годы сделать так, чтобы не случилось катастрофы. А сейчас? После американской премьеры, на ужине Спилберг мне сказал: "Да, вот мне было бы любопытно узнать, если Путин посмотрит этот фильм, что бы он сказал сейчас?" Я понимаю, о чем он говорил – о современности, о насущности. Я ему говорю: "Стивен, я тебе могу гарантировать, 100 процентов тебе даю, что посмотрит обязательно. Потому что Абель для любого советского разведчика – это просто икона. Не знаю, что скажет Путин. Но если позовет, решит что-то мне высказать, я тебе тут же сообщу". Вот ему это интересно. И интересно, наверное, именно с точки зрения актуальности, сегодняшности этой темы.​ С каждым днем все пружина сжимается и сжимается, все хуже и хуже, все страшнее и страшнее. Благодаря прекрасной компании американца Хенкса, англичанина Райлэнса и других артистов, под руководством Спилберга я прокричал об этом в фильме "Шпионский мост".