Институт Африки Российской академии наук выпустил книгу Рената Беккина и Альмиры Тагирджановой "Мусульманский Петербург".
Историки, пишущие о возникновении города, обычно вспоминают немцев, итальянцев, поляков, голландцев, вложивших свой труд и талант в строительство новой столицы империи, вспоминают финнов и шведов – и это неудивительно: всей своей сутью Петербург был обращен на запад. Между тем город строили не только европейцы, не только они привносили в новый пейзаж свои краски. Ренат Беккин, петербуржец в третьем поколении, давно интересующийся своими национальными корнями, решил восполнить обнаруженный им пробел и написать о татарах, которые тоже были среди первых строителей Петербурга.
Вряд ли многие в курсе, что в начале ХХ века в Думе была целая мусульманская фракция
В подзаголовке к "Мусульманскому Петербургу" сказано, что это путеводитель, но на самом деле жанр не может заслонить сути: "гуляя" по городу, автор не просто рассказывает нам о местах, в разные эпохи связанных с пребыванием татар, он дает картину мусульманской составляющей петербургской культуры – и она оказывается на удивление впечатляющей. Оказывается, первыми мусульманами-строителями здесь были турки, плененные при взятии Азова, затем сюда прибыли военные – татары и башкиры, за ними потянулись татарские купцы, образовалась Татарская слобода, память о которой и сегодня хранит Татарский переулок, Татарский рынок и Татарский остров – вернее маленький островок внутри Крестовского острова, где когда-то у татар была своя конебойня. Дальше больше: у Пяти Углов возникает целый мусульманский квартал, потому что там неподалеку, в казармах Семеновского полка, квартирует Лейб-гвардии Крымско-татарский эскадрон и Императорский конвой, куда входит Кавказско-Горский взвод, затем полуэскадрон, а с 1839 года – команда мусульман-азербайджанцев. Мало кто знает, что до постройки соборной мечети петербургские мусульмане арендовали для праздничных богослужений Александровский зал Городской думы, а также зал городского Дворянского собрания, где теперь находится филармония. И вряд ли многие в курсе, что в начале ХХ века в Думе была целая мусульманская фракция.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Обо всем этом и пишет Ренат Беккин, легко накладывая историческую информацию на карту города. Но Беккин – не Пыляев и не Анциферов, городская топография и физиология интересуют его не сами по себе, а именно в связи со звучанием мусульманской ноты в городском оркестре. Он настаивает на этом – возможно, потому что сам вырос в атеистической семье, успел побывать пионером, и уже только будучи студентом МГИМО, изучая арабский, а затем мусульманское право и экономику, пришел к вере – как он сам говорит, рациональным путем. Толчком к написанию книги послужил интерес к собственным корням, к истории семьи, а также экскурсии его соавтора – Альмиры Тагирджановой. А еще – недостаток терпимости в обществе, постоянное раздражение по отношению к мигрантам из Средней Азии, к сожалению, ставшее привычным городским фоном.
Есть "польский Петербург", "немецкий Петербург", даже "еврейский Петербург" – все, кроме татарского
– Сейчас все привыкли к такому пренебрежительному отношению к мигрантам-мусульманам, возник устойчивый стереотип, что местная культура им чужда, что сами они здесь чужие. Но люди забывают о том, что в свое время такие же приезжие строили город, об этом много написано: есть "польский Петербург", "немецкий Петербург", даже "еврейский Петербург" – все, кроме татарского, а между тем татар, вообще мусульман здесь было очень много с самых первых лет существования города. Мне это показалось несправедливым, я считаю, что мусульмане как общность внесли не меньший вклад в создание Петербурга, чем другие народы. Я надеюсь, что те, кто прочтут эту книгу, поймут, что мусульмане – это такая же неотъемлемая часть Петербурга, как Петропавловская крепость. В которой, кстати, сидели в свое время и узники-мусульмане.
– Из литературы нам больше всего знаком образ татарина-старьевщика и татарина-дворника.
– Да, и сюда еще надо прибавить татарина-официанта в известных ресторанах. Но меня интересовало немного другое – я написал отдельную главу о татарах, которые до революции были владельцами ресторанов. Понятно, это были не халяльные заведения, там подавалось спиртное, но их владельцы были заметными фигурами в мусульманской общине, финансировали ряд ее проектов, участвовали в религиозной и общественной деятельности города, занимались благотворительностью. Первые два столетия жизни города большинство мусульман здесь были татары, это отражено и в народной топонимике, даже соборная мечеть называлась татарской мечетью, что зафиксировано и на открытках, и в надписях на обороте фотографий тех времен. Я в связи с работой над книгой собирал материалы на блошиных рынках, у коллекционеров и видел много таких открыток и фотографий. Первые два века существования города тут были в основном мусульмане-военные, но уже в середине XIX века гражданское население города растет, появляются купцы и другие люди из сферы услуг. Были разные группы татаро-муcульманского населения, но большую часть составляли татары из Нижегородчины и касимовские татары – из Рязанской и Тамбовской губерний. Они держались обособленно, неслучайно в 1870 году появился второй мусульманский приход – касимовские татары захотели иметь своего имама. А всего мусульманских приходов к началу ХХ века, до открытия сборной мечети было 4. Первый – старейший, вокруг него группировались в основном нижегородские татары, второй – это касимовские татары, третий образовался на основе реорганизованного военного прихода, а четвертый строился по политическому принципу – вокруг него группировалась мусульманская интеллигенция, либералы, и этот-то приход так и не удалось зарегистрировать, более того, представители других приходов дружно писали на него доносы, делая все, чтобы он не был зарегистрирован.
– То есть получается, что татары были довольно органично встроены в петербургский быт?
– Тут очень важно отметить тенденцию, сохранявшуюся до начала ХХ века: если не брать военных, которые не вольны в своей судьбе, мусульмане не стремились остаться тут на всю жизнь. Большая часть рассматривала Петербург как место, где можно сколотить капитал и вложить его куда-то, вернувшись в свое село – купить, допустим, мельницу, обеспечить старость родителей и будущее детей. Жёны, как правило, оставались, в селе, или только одна переезжала с мужем в Петербург. Но, конечно, бывало, что люди и здесь женились – скажем, имамы женили своих сыновей на дочерях купцов, например, последний муфтий Российской империи Баязитов был женат на дочери купца Халитова, владельца ресторана "Самарканд" на Черной речке. Это был известный богемный ресторан, там кутили купцы, поэт Апухтин написал несколько своих стихотворений.
– Есть у вас глава "Тряпичники, халатники и масоны". А какая разница между тряпичниками и халатниками, а главное, каким образом те и другие могли быть связаны с масонами?
Они ходили по дворам, кричали "Халат-халат!", некоторым дворникам было запрещено их пускать во дворы
– Они находились преимущественно в районе Коломны, одном из моих любимых районов города, там был Ново-Александровский рынок, а в нем – Еврейский пассаж и Татарский пассаж, там и находились старьевщики. Халатники – это такое собирательное название, они ходили по дворам, кричали "Халат-халат!", некоторым дворникам было запрещено их пускать во дворы. А тряпичники – это более мелкая категория, вещи у них были постарее и поплоше, тряпье в прямом смысле слова. А халатник мог торговать не только тканями, но и разными старыми вещами, он знал своих клиентов, кому что нужно и был незаменимым – такой передвижной секонд-хэнд. А что касается масонов – это цитата из доноса, написанного татарином, бывшим квартальным, на лидера мусульманской либеральной общественности Исхакова, который там именовался кадетом и масоном. На самом деле если среди мусульман и были масоны, то это уже относится, скорее, к эмиграции. В небольшую группу мусульманской интеллигенции, сформировавшуюся к началу ХХ века, входили и башкиры, и татары, и кавказцы, и они были лидерами мусульман не только Петербурга, но и России. Достаточно вспомнить Мусу Бегеева, он ведь именно здесь реализовался как ученый, богослов, последний шейх-аль-ислам России, как его называли современники. Он прежде всего петербургский мусульманин, и не он один, меня вообще интересовали люди, чья судьба глубоко связана с Петербургом. Исключение я сделал для пленного имама Шамиля, который только на время приезжал в Петербург, но его визит был знаковым.
– Понятно, что мусульмане были торговцами, военными, богословами, рестораторами, но ведь у вас есть кое-что и о мусульманах-политиках, о том, что мусульманская фракция, а потом группа существовала перед революцией в Думе.
– Да, но и февральская, и Октябрьская революции оказались для мусульман сюрпризом. Поэтому им приходилось спешно решать, как действовать в изменившихся условиях – они были пассивными участниками событий. Сохранились воспоминания о том, как членов мусульманской фракции искали сразу после октябрьского переворота, еле достучались до них, и они не придали революции никакого значения – замахали руками и сказали, что завтра бунт, как обычно, будет подавлен. Тем не менее Дикая дивизия, о которой я здесь пишу, чуть было не сыграла важнейшую роль в судьбе не только Петрограда, но и всей России, когда она шли вместе с Крымовым на Петроград – и если бы они вошли, большевикам бы не поздоровилось. Есть известные кадры из фильма Эйзенштейна "Октябрь", где большевики их агитируют, и все кончается объятиями и танцами. На самом деле тут постарались сами мусульмане Петрограда – они знали языки и сумели убедить военных из Дикой дивизии, что их обманули и что идти на Петроград не надо.
– Одна из глав называется "Мусульмане – виновники просвещения", то есть вы и эту сферу затронули: университет, студенты, преподаватели.
– Да, тут речь идет об Исмаиле Тасимове, это был, как тогда говорили, рудознатец, промышленник, башкир, который стал инициатором создания учреждения, ставшего потом Горным институтом, теперь университетом. Это его назвали в одном из документов "виновником просвещения". Ну, и об университете я в этой главе пишу, о мусульманах, которые там работали, о деятельности по созданию сразу после революции кафедры исламоведения. Это показывает, что мусульмане принимали активное участие в просветительской деятельности, в знаковых проектах. Об этом же говорится и в главе, посвященной Институту восточных рукописей. То есть я постарался показать мусульман Петербурга всесторонне – это и халатники, и меценаты, и купцы, и ученые, и военные. Все это видно и на мусульманском кладбище, хотя, конечно, там, в основном, похоронены люди, принадлежавшие к элите: они могли позволить себе дорогие памятники, сохранившиеся до наших дней. Что касается военных, то здесь очень интересна тема офицеров: ведь до конца XIX века мусульман-офицеров в России практически не было – если человек не отказывался от своей веры, этот путь для него был закрыт, только крещение открывало двери карьерного роста. Но в конце XIX века уже появились мусульмане-офицеры и даже генералы, и Первая мировая война продемонстрировала целый ряд героев. В той же Дикой дивизии был генерал-майор Давлетшин, в свое время посылавшийся в Мекку изучать особенности хаджа, потом он работал в Туркестане. Много офицеров было среди польско-литовских татар, например, отец и сын Тальковские. Высшее звание на флоте имел гидрограф Исламов, кронштадтский мусульманин, фактически первым водрузивший российский флаг на земле Франца-Иосифа. Сохранились его письма с русско-японской войны, в ближайшее время они будут опубликованы. Потом он эмигрировал, дети его достигли больших успехов, но мусульманами уже не были. В Петербурге мусульмане были везде – они были вовлечены в государственную деятельность, среди них были сотрудники публичной библиотеки, сотрудники азиатского департамента МИДа, ученые. И если о петербургских мусульманах все же можно собрать сведения из разных источников, то о мусульманах Ленинградской области нет почти ничего, думаю, что о многом я пишу впервые. Я все проверял сам, и часто оказывалось, что на деле все совсем не так, как на бумаге. Например, я прочел в одном источнике, что в Любани до сих пор существует мусульманское кладбище XVIII века, приехал на место – ничего подобного, есть новое кладбище, возникшее в конце ХХ века предположительно на месте старого. Параллельно я увлекся мусульманской эпиграфикой – камни иногда могут рассказать больше, чем архивные документы, а иногда являются хорошим дополнением к ним.
– Это правда, что татарская интеллигенция, еще остававшаяся в Ленинграде, при Сталине была уничтожена?
– Неслучайно книга заканчивается началом 30-х годов. Рубежом явился 1931 год, когда была разгромлена татаро-мусульманская община в Ленинграде, арестованы два имама – Якуб Халиков и Камалетдин Басыров – и ближайшие к ним люди, всего 27 человек. Муса Бегеев к тому времени бежал за границу, но члены его семьи были арестованы и высланы. Многие попали в лагеря, некоторые погибли. Мне посчастливилось общаться с дочерью имама Халикова, она мне многое рассказала. Да, это и была та интеллигенция, жившая в Ленинграде и насчитывавшая несколько поколений. Репрессии все это прервали, облик татарской общины в ХХ веке очень сильно изменился, часть людей эмигрировала, часть погибла после революции, некоторые осели в Финляндии и в 20-е годы помогали петербургской общине, но в 30-е годы все это прекратилось, среди обвинений арестованных звучали и обвинения в связи с буржуазными панисламистскими кругами Финляндии. Потом были война и блокада, во время которых многие тоже погибли, и потом в общине появились новые люди, уже не имеющие прежних корней, традиций, так что говорить о какой-то преемственности сложно – она была утрачена.
– А выселение крымских татар во время войны как-то отозвалось в Ленинграде?
– Крымские татары изначально принимали участие в создании Петербурга. Надо вспомнить Бороганского, владельца типографии, Леманова, долгие годы работавшего в публичной библиотеке и погибшего в блокаду, – это были образованнейшие люди, их можно назвать элитой – вместе с польско-литовскими татарами. Повлияла ли депортация крымских татар на ленинградскую общину – об этом сведений практически нет. Люди в те времена боялись вести дневники. А с переходом на кириллицу – боялись иметь у себя надписи на татарском языке в арабской графике, даже фотографии с надписями. Коран старались сохранить, но прятали его очень глубоко, иногда закапывали в землю на кладбище, и вообще очень много документов было утрачено.
Ренат Беккин особо подчеркивает, что, говоря о мусульманском Петербурге, нужно иметь в виду не только татар, но и башкир, и выходцев с Кавказа и из Средней Азии – их было меньше, чем татар, но забывать о них не стоит. Сегодня некоторые петербургские татары признаются, что перестали ходить в мечеть из-за того, что там слишком много приезжих из Средней Азии, Ренат сожалеет о таком отношении к приезжим и хочет напомнить петербургским татарам, что сто или двести лет назад их предки точно так же были здесь чужими, занимались простой тяжелой работой, но потом их дети и внуки доросли до библиотекарей и академиков.