Кому Страсбург не указ?

Марьяна Торочешникова: В общем списке стран - членов Совета Европы Россия занимает третье место по количеству неисполненных решений Европейского суда по правам человека. Согласно отчету Комитета министров Совета Европы, по итогам 2015 года исполнения ожидали решения по 1549 делам против России. Решения эти в большинстве своем касаются нарушения базовых прав граждан: права на жизнь, права не подвергаться пыткам, права на справедливое судебное разбирательство.

Так, например, еще в 2012 году страсбургские судьи признали Виталия Бунтова жертвой пыток - в колонии ему вырвали все двадцать ногтей и зверски избивали (я рассказывала об этой истории). Судьи тогда отметили, что Россия не смогла доказать непыточный характер травм Бунтова, и обязали заплатить ему справедливую компенсацию. Спустя четыре года это решение суда не исполнено, уголовное дело по факту пыток Виталия Бунтова прекращено «за отсутствием событий преступления». Самого Бунтова теперь обвинили в клевете, точнее, в ложном доносе, а недавно доставили на освидетельствование в Москву, в Институт психиатрии им Сербского.

В студии Радио Свобода - адвокаты Виталия Бунтова: руководитель Центра содействия международной защите Каринна Москаленко и Дмитрий Сотников. На видеосвязи - Ирина Бунтова, выигравшая в Европейском суде по правам человека дело о применении к ее мужу пыток сотрудниками Федеральной службы исполнения наказаний.

В конце 2015 года Конституционный суд России получил право признавать неисполнимыми решения международных судов. Проект закона был разработан с учетом соответствующего постановления КС, согласно которому вопрос об исполнении решений ЕСПЧ должен рассматриваться по каждому делу индивидуально, решения ЕСПЧ подлежат исполнению только с учетом признания верховенства Конституции России. Значит ли это, что Страсбург российским судьям теперь не указ, Виталий Бунтов может забыть о компенсации и должен перестать жаловаться в Европейский суд, а россиян лишили последней надежды на правосудие? Я надеюсь получить ответы на эти вопросы от наших гостей.

Для начала поясните, пожалуйста, в какой ситуации сейчас находится Виталий Бунтов, о котором мы рассказывали четыре года назад?

Дмитрий Сотников: Дело на сотрудников администрации исправительной колонии №12 Пермского края прекратили. Бунтова перевезли в другую колонию, там оставались несколько заключенных, которые были свидетелями по делу об избиении Бунтова, в частности, некий заключенный Зубов. Он вдруг резко изменил показания, сообщив, что Бунтов якобы попросил его избить, чтобы потом осуществить ложный донос на сотрудников администрации. После этого дело на сотрудников сразу же прекратили и возбудили уже на самого Бунтова по части 3-ей статьи 35-ой - "заведомо ложный донос с изготовлением доказательств".

Ирина Бунтова: Избиение с вырыванием ногтей - это было в городе Донском Тульской области. Потом за то, что Виталий подал жалобу в Европейский суд и жаловался на сотрудников, было избиение в Плавске Тульской области, когда были защитники, правозащитники, фотографии, доказательства, и все это также в ЕСПЧ. Потом его перевезли в Пермский край, и там все было терпимо, не было смысла жаловаться. Но его все равно постоянно заставляли отказываться от своих жалоб, создавали стрессовую ситуацию.

Но кульминация произошла, потому что туда пришел новый начальник, и он вдруг резко захотел расправиться с Бунтовым, доказать всем, что он это может. И сотрудники колонии избили моего мужа спецсредством - резиновой палкой. Они говорили: "Если ты напишешь, что ты оговорил сотрудников колонии, откажешься от дела в Страсбурге, от всех жалоб, то у тебя будут привилегии, ты будешь хорошо жить».

И произошло вот это избиение в Пермском крае, в ИК-12, в городе Губахе, где был поставлен начальником Герман Михайлович Назаров. И здесь уже осужденные остались незащищенными. Это видели все, видели сотрудники, они все заходили и выходили, когда его там избивали. Есть много доказательств, многие люди могли бы об этом сказать, но, конечно, все боятся. Зубов дал признательные показания и следствию, и прокуратуре, и в ЕСПЧ собственноручно написал, и мы все это, конечно, отправили. А потом они остались в руках администрации, и мы просили защиту свидетелям, просили временно отстранить от работы сотрудников колонии, но этого не произошло. И следствие сознательно саботировало ситуацию, сознательно оставило их в этих руках.

Сейчас не дают даже знакомиться с материалами уголовного дела, хотя мы имеем на это право, уничтожают документы, доказывающие нашу правоту. У нас сделано достаточное количество экспертиз, медицинских исследований, которые подтверждают, что его действительно били резиновой палкой.

И вот сейчас ой муж находится в Институте Сербского, его хотят признать психически больным, аннулировать все его жалобы, все доказательства.

Марьяна Торочешникова: После того, как ЕСПЧ вынес положительное решение по вашей жалобе, и продолжались издевательства над вашим мужем, он еще и еще многократно обращался в Европейский суд?

Ирина Бунтова: Да, после каждых пыток! И у нас всегда были доказательства, мы всегда предоставляли фотографии, медицинские заключения. Эти фотографии делали правозащитники, адвокаты. Да, его постоянно, на протяжении уже шести лет избивают только за эту первоначальную жалобу на вырванные ногти, хотят, чтобы он от нее отказался. Они же пишут: «события отсутствуют», и требуют, чтобы он подтвердил, что якобы каким-то образом сфальсифицировал все эти доказательства, обманул ЕСПЧ, хотят, чтобы суд пересмотрел эту жалобу в пользу России! Понимаете, до какого уровня безумия дошла Российская Федерация: она требует от человека уже после решения отказаться от ранее данных показаний, чтобы доказать эту свою ложную версию - отсутствие события.

Каринна Москаленко: Я вела эту первую жалобу. Действительно, обстоятельства были настолько жестокими, что многие люди просто вообще сомневались, что такое возможно в XXI веке в Европе! Если бы у нас в офисе в Страсбурге не было этих ногтей с результатами экспертизы, что они не падают с пальцев, как осенние листья, а оторваны с кровью, может быть, и моя голова, и мое сердце просто не вместили бы этого.

Но ЕСПЧ убедился в доказательствах, проверил все данные, признал нашу жалобу приемлемой, обоснованной и принял решение, что это акт жесткости, что Бунтов - жертва нарушения статьи 3-й Европейской конвенции. Дальше наша работа перешла из суда в Комитет министров. Мы подали туда меморандум о том, что это решение необходимо исполнить, а это значит - не только выплатить компенсацию (компенсация-то была выплачена). Комитет министров и все нормативные акты Совета Европы говорят о том, что решение необходимо исполнять комплексно. И даже меры индивидуального характера не должны включать в себя только компенсацию.

Марьяна Торочешникова: Прежде всего, нужно прекратить ситуацию, нарушающую права человека!

Каринна Москаленко: Да, прекратить мучить человека. Ведь вы видите, как долго этот человек подвергается такому давлению, которое сопровождается пытками. Кроме того, если против человека было совершено противоправное действие (а это преступление!), то необходимо раскрыть это преступление, и для этого есть все необходимые возможности.

Каринна Москаленко

Но последний наш меморандум по делу Бунтова в Комитет министров Совета Европы был связан с тем, что Российская Федерация как субъект международного права, по-видимому, не намерена больше исполнять это решение, потому что прекращение преследования этих сотрудников было произведено по основаниям «отсутствия события преступления». Не недоказанность, не состав преступления в действиях того или иного сотрудника, а «не было события преступления»! То есть то, что Европейский суд так тщательно проверял, требовал доказательств, проверял доказательства и признал нарушения, признал факты, - вот это все поставлено под сомнение, и собственно, ставится вопрос о том, что Россия тогда не будет исполнять это решение, раз не было такого события преступления.

Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, раз исполнение решения по делу Виталия Бунтова сейчас под особым контролем Комитета министров, то он еще находится и под особой защитой Европейского суда по права человека.

Каринна Москаленко: Под двойной защитой! Когда произошли эти события в Губахе, мы с Ириной обсуждали наши действия. Заключенный, который находился с Виталием, сначала признал все обстоятельства, сам написал эти сообщения в ЕСПЧ, а потом сам взвалил на себя этот результат! И просьба о том, чтобы в отношении этих свидетелей и Виталия были применены меры государственной защиты, была очень своевременной и важной.

У меня была встреча в Комитете министров по поводу этого дела, и они действительно были поражены официальным отказом в мерах, обеспечивающих безопасность свидетелей и потерпевшего. Это совершенно непонятные действия правительства. Если бы они дали эти меры, то, видимо, человек не изменил бы своих показаний. Мы можем только догадываться, что с ним делали, но факт налицо.

Дмитрий Сотников: Сейчас Виталий находится в Институте Сербского на стационарной психиатрической экспертизе. К нему не допускают защитников. В нарушение закона о психиатрической помощи ему запрещают писать без цензуры какие-либо жалобы, в том числе, и адвокату. Ему запрещают встречаться с адвокатом без ограничения во времени свиданий в удобное ему время. Вот Каринну Акоповну уже дважды не допустили в Институт Сербского. Я был там всего один раз в пятницу, и через два часа конвойный просто обрубил связь.

Марьяна Торочешникова: А вы общались по телефону, не конфиденциально?

Дмитрий Сотников: Да, в соответствии с законом об адвокатской деятельности и адвокатуре, мы должны общаться конфиденциально, в отдельном помещении, и сотрудники конвойной службы могут только видеть нас, но не имеют права слушать, о чем мы говорим.

Марьяна Торочешникова: Тем не менее, Виталий успел что-то рассказать вам, в том числе, и о том, как его везли в Москву.

Дмитрий Сотников: Об этом он успел мне рассказать еще в СИЗО, в Бутырке (я его там застал). После того, как я стал подавать адвокатские запросы, чтобы уточнить его физическое состояние, его быстренько перевели в Институт Сербского…

Каринна Москаленко: …куда дважды не принимали до этого по неизвестной, но ясной нам причине!

Дмитрий Сотников: Как рассказал Виталий, в третий раз, когда его повезли туда, поступил звонок от кого-то сверху с указанием принять его в любом состоянии. И его приняли.

А до этого я успел с ним встретиться в Бутырке, куда меня также отказывались допустить, хотя у меня было судебное постановление, ордер, удостоверение, - все как положено по 103-му федеральному закону. В итоге все-таки пропустили. И Виталий Маратович передал мне документы, которые, в частности, свидетельствовали о том, что по дороге из Перми в Москву его завезли в следственный изолятор №1 Кировской области, где сотрудники отобрали у него все копии уголовного дела, все документы, связанные с перепиской с ЕСПЧ. Там была справка, которую выдают заключенному, она подтверждает, что все личные вещи идут следом за ним по этапу. Он в ней написал свои замечания, что у него все это отобрали. Они стали требовать эту справку, он отказался ее выдавать. В итоге он передал ее мне в Бутырке, и тогда они устроили над ним пытки - сковали ему руки цепью, подвесили к потолку...

Марьяна Торочешникова: Я вот вижу ваше последнее обращение в ЕСПЧ. "28 мая 2016 года в 11 часов 55 минут меня привезли в СИЗО №1 города Кирова... В помещение вошли Новиков, Горбунов и еще не менее шести сотрудников со спортивным баулом. Вместо обыска они надели мне на запястья наручники на длинной цепочке, которую закрепили на крюке под потолком, так что я стоял с поднятыми руками. На голову мне надели боксерский шлем, туго стянув челюстные лепестки шлема у меня под нижней челюстью. Новиков, очень крупный, широкоплечий мужчина на вид весом более 110 килограммов, надел боксерские перчатки. В процессе этих приготовлений Новиков и Горбунов по очереди и вместе требовали, чтобы я написал и передал им заявление о том, что я якобы отзываю свою жалобу "Бунтов против России" из Европейского суда, что я якобы сфальсифицировал эту жалобу, в связи с чем я якобы прошу пересмотреть ее в пользу России, и были другие аналогичные незаконные требования, обычно предъявляемые ко мне властями.

Дальше началось избиение, которое происходило на протяжении долгого времени. После этого Новиков и Горбунов хотели ввести мне в задний проход спецсредство (резиновую дубинку), но присутствующий врач следственного изолятора (!) в чине майора сказал, что надо смазать вазелином, иначе они разорвут мне кишку, и я либо умру от кровотечения, придется отдавать родственникам мой труп, и все вскроется, либо придется везти меня в гражданскую больницу, чтобы хирурги зашивали кишку".

Там дальше тоже страшно... И вот это происходит с человеком последние шесть лет с разной степенью интенсивности. И ЕСПЧ, несмотря на правило 39, о котором вы говорите...

Каринна Москаленко: Когда Ирина, которая, как и я, является представителем Виталия Бунтова в ЕСПЧ, узнала факты, она в декабре 2015 года срочно сообщила о текущих пытках в Европейский суд, описала обстоятельства, которые Виталий в какой-то степени мог подтвердить, а в какой-то степени - не мог, потому что допуск к нему осуществляется вы сами видите как. И Европейский суд отреагировал на это тем, чего нам, адвокатам, вообще редко удается добиться, - применением правила 39. Обычно говорят, что Европейский суд действует долго - долго ждешь решения, а до этого долго ждешь коммуникации.

В данном случае правило 39 - это меры предварительного характера для прекращения обстоятельств, после которых невозможно восстановление прав. Это правило применяется очень редко. Оно предполагает, что государством это дело коммуницируется, ставятся определенные вопросы, и вводятся определенные ограничения, и государство призывают принять меры, чтобы прекратить неподобающее обращение, в данном случае - пыточное обращение, отвечать за благополучие этого человека. Это очень серьезная мера, и Российская Федерация всегда считается с примененным 39-м правилом.

Я читала ответ российского правительства на это 39-е правило, и я еще не видела ничего подобного. В общем, власти в этой ситуации не могут ничего предпринять, потому что «никто не подвергает человека никакому плохому обращению». В этот момент Виталия с нарушением целого ряда норм отправляют на амбулаторную психиатрическую экспертизу. Там его содержат в одиночной камере - якобы потому, что это не одиночная камера, а просто он не курит, и его некуда было определить во всем этом учреждении. Почему не было соответствующего постановления - на этот вопрос вообще нет никакого ответа.

В общем, все нарушения в ответе правительства как-то нивелированы. И Виталия быстренько вернули обратно в колонию. Но после этого принимается решение о проведении ему стационарной психиатрической экспертизы, а мы с адвокатом Дмитрием Сотниковым подаем апелляционную жалобу и говорим: нет ни одного основания, предусмотренного в законе, чтобы вообще подвергать его психиатрической экспертизе. Об этом не свидетельствует даже заключение амбулаторной экспертизы, которая, конечно, проводилась только для того, чтобы оправдать его вывоз из колонии. И главное, что нет никаких показаний, никаких данных в пользу того, что по уголовному делу необходимо проводить эту стационарную экспертизу о том, что он оклеветал ни в чем не повинных сотрудников, утверждая, что они применяли к нему пытки.

Вот такое уголовное дело. Теперь это такой алгоритм действия властей: они обвиняют человека, который подвергся определенному обращению, в том, что он кого-то оговаривает. А у человека, как правило, бывает очень мало доказательств. Это хорошо, что у Бунтова есть какие-то свидетельства, фотографии, что к нему в тот момент зашел кто-то из правозащитников, а обычно все-таки пытки применяются в тиши кабинета, это такое латентное преступление. И если не проявить добросовестность и последовательность в раскрытии этого преступления, то легко сказать, что оно не было совершено, доказательств нет, а у сотрудников, конечно, всегда есть своя презумпция невиновности. У Бунтова такой презумпции нет!

Марьяна Торочешникова: А теперь вы считаете, что помещение для освидетельствования в Институте Сербского - это продолжение вереницы пыток, и у вас есть основания предполагать, что там вовсе не проводят никакую экспертизу, а продолжают его пытать?

Дмитрий Сотников: Сам порядок обращения с людьми, который сложился в Институте Сербского, достаточно странен. Как рассказал Бунтов, их встречает пожилая бабушка-техничка, которая моет голых мужиков душем. Душ брать в руки нельзя. Есть люди, которых это достаточно сильно смущает - это, в конце концов, нарушение прав человека! Одежду всю отбирают, выдают ношеную. Бунтов - человек достаточно крупный, ему попались нормальные семейные трусы в розовые горошек, хотя и застиранные. А выдают, по его свидетельству, даже стринги, и люди вынуждены ходить в них, потому что собственного белья у них нет.

Он говорил, что лекарственные препараты ему лично пока не давали, поскольку сейчас мы, сторона защиты, написали очень много жалоб. В принципе, ему вообще не имеют права давать никаких препаратов, потому что он находится не на лечении, а на экспертизе. Должны провести экспертизу, законность которой мы ставим под сомнение.

Каринна Москаленко: Да, она необоснованная и незаконная.

Дмитрий Сотников

Дмитрий Сотников: Человеку не дают возможности самому мыться, пользоваться личным бельем… Эти действия направлены на то, чтобы подогнать человека под определенный диагноз. Он просит, чтобы ему предоставили адвоката, ему говорят: "Ваша просьба является признаком паранойи". К нему подселили больного человека, который ночами бегает по палате, отжимается, подтягивается, пыхтит. Он жалуется, что человек мешает ему спать, а ему в ответ говорят: "То, что вы жалуетесь, это признак шизофрении".

Недавно в беседе один из врачей спросил у Бунтова: «Как вы думаете, почему вы здесь находитесь?» Бунтов сказал: «Наверное, потому, что на меня возбуждено дело по статье 36-ой». Врач сказал: «Нет, вы находитесь здесь, потому что у вас есть жалоба "Бунтов против России". А если вы против государства, то вы против нас, потому что мы, персонал Института Сербского, являемся здесь государством. И, естественно, мы не допустим, чтобы вы выиграли такую жалобу "Бунтов против России"».

Марьяна Торочешникова: Это формулировка - ответ на очень многие вопросы. Соответственно, человек, который обращается в ЕСПЧ, несмотря на унижения, издевательства и страхи, через которые он прошел, заведомо, с точки зрения, большинства обывателей является врагом.

Ирина, а как давно вы общались с мужем лично? Что вы знаете о его состоянии?

Ирина Бунтова: Я была у него в пятницу, когда не допустили Каринну Акоповну, на двухчасовой беседе, и он мне рассказывал все эти совершенно безумные вещи. Во всем этом участвуют врачи, профессора какого-то высокого ранга. И я убеждена, что моему мужу вынесут ложный диагноз, признают его психически больным. Не знаю, придумают они паранойю или шизофрению, но это все совершенная ложь! Никакая экспертиза не проводится, просто не допускают адвоката, чтобы все это скрыть. Они не могут проводить никакую экспертизу без адвоката.

И моего мужа провоцируют сами врачи. Видеокамер в процедурных кабинетах нет, то есть там можно делать что угодно, и никаких доказательств. Врачи там позволяют себе кричать на моего мужа, по-хамски вести себя, а потом приходит профессор и говорит, что мой муж якобы оскорбил медперсонал интонацией. И потом они все эти надуманные вещи положат на бумагу. Моего мужа специально поместили туда, чтобы признать психически больным, чтобы его жалобы потом не рассматривались. И потом его можно будет пытать, бить в любой колонии, на любом этапе, в любом СИЗО. Не говоря уже о том, что они ему оттоптали все половые органы своими ногами…

Каринна Москаленко: Мы с адвокатом Сотниковым говорим, что готовы присутствовать, участвовать в этой экспертизе, беседовать с врачами, смотреть, как производится экспертиза. И такая возможность отмела бы всякие необоснованные подозрения.

Почему нас не допускают? Сегодня я приехала, чтобы получить ответ на свое заявление, ведь меня, адвоката, в пятницу не допустили к моему подзащитному. Я представляла его интересы по самому первому делу в ЕСПЧ, я и сейчас представляю его интересы, моя доверенность уже находится там, и я обжаловала решение о проведении экспертизы. Мое имя в решении областного суда, я - допущенный в дело адвокат. И они мне объясняют, что я не могу пройти!

Есть некое письмо от следователя, который ведет это дело против Виталия Бунтова, он пишет, что «никаких Москаленко к Бунтову не допускать, потому что такого адвоката - Москаленко Каринны Акоповны - в Российском реестре адвокатов вообще не существует!» Это пишет следователь. А у меня 40 лет стажа! Я сегодня подаю жалобу, говорю: "Сегодня-то меня пропустят?" - "Нет, вас не пропустят", - говорит мне милая женщина. Ей неловко, она меня помнит, когда меня пытались еще к Мохнаткину сюда не пускать, но в итоге допустили, и его даже в итоге освободили по моей жалобе, мы тоже тогда экстренно обратились в ЕСПЧ.

Я оставляю жалобу сегодня, и мне опять вежливые люди ставят штампик... Ну, я должна теперь каждый день, как на работу, туда ходить… А я ведь веду дело в Европейском суде!

Марьяна Торочешникова: Предположим, признают Виталия Бунтова психически нездоровым - и что? Это отменит первое решение ЕСПЧ?

Дмитрий Сотников: Дальше все будет развиваться очень стремительно. Дело просто быстро-быстро передадут в суд на применение медицинских мер принудительного характера, и когда он туда пойдет, его просто устранят физически, сделают из психически здорового человека овощ.

Каринна Москаленко: Мы этого опасаемся, потому что дело об отрывании 20 ногтей у живого человека - это позор! Россия должна каким-то образом очиститься от этого обвинения. И я считаю, что надлежащим очищением было бы полноценное расследование и установление фактов. Вместо этого Россия пытается объяснить, что это написал неполноценный и психически нездоровый человек. Вот логика!

Дмитрий Сотников: У нас есть руководство по судебной психиатрии под редакцией Ткаченко, доктора медицинских наук и члена диссертационного совета Института Сербского, он возглавляет там научно-исследовательскую деятельность в области уголовной психиатрии. И вот он очень интересно пишет про параноидальное расстройство личности. Сначала он говорит о признаках - это грандиозность, подозрительность, мания преследования, а далее пишет про критерии, с помощью которых определяются данные признаки. Например – «воинственно-щепетильное отношение к вопросам прав личности и человека».

Марьяна Торочешникова: Это у любого правозащитника можно обнаружить.

Дмитрий Сотников: Следующий критерий паранойи - недовольство, чувствительность к неудачам и отказам в жалобах, тенденция к переживанию своей повышенной значимости, искажение фактов деятельности других лиц, истолкование данных действий в качестве враждебных...

Марьяна Торочешникова: Это у любого человека можно найти.

Дмитрий Сотников: Любого правозащитника можно подвести под эту экспертизу и установить заболевание.

Каринна Москаленко: Недоволен - значит, паранойя!

Марьяна Торочешникова: Граждане России уже привыкли за столько лет, что в крайнем случае можно положиться на Европейский суд по правам человека. И если на родине ты не добился справедливости, то ЕСПЧ вынесет решение, защитит твои права.

Каринна Москаленко: ЕСПЧ и вынес решение, и защитил права, дал 39-е правило, и Совет министров находится в активной переписке с Ириной Бунтовой, отслеживает все действия властей. А человек по-прежнему в совершенно безнадежной и абсолютно не защищенной ситуации! Вот это тот случай, когда нашла коса на камень.

Марьяна Торочешникова: А почему коса нашла на камень именно в истории с Бунтовым? Ведь была вынесена куча решений ЕСПЧ против России по делам о пытках и издевательствах, и компенсации выплачивались, и что-то изменяли, и пилотные постановления вынесли, и Россия начала что-то делать реформировать ФСИН...

Каринна Москаленко: И было принято очень много мер по улучшению условий содержания по пилотным постановлениям. Но в деле Бунтова такие обстоятельства, которые действительно являются позором для государства. Кроме того, Бунтов ведет себя независимо, он фиксирует каждый факт, требует уважения к своим правам, и это очень опасный пример для других заключенных. Независимое поведение никак не может быть поощрено сегодняшней системой исполнения наказаний, потому что там совершенно другие тенденции.

Дмитрий Сотников: При рассмотрении первой жалобы вскрылись две смерти, которые пытались представить как естественные, а потом это оказались убийства на территории колонии. Кроме того, если говорить про колонию "Белый лебедь", где Бунтов отбывал наказание, то, насколько я знаю, одна из известнейших там смертей – Салман Радуев, который умер там неожиданно.

Каринна Москаленко: Мой подзащитный там тоже неожиданно умер. Накануне его пытался увидеть его адвокат, он по профессии врач, и его не пропустили, а на следующий день сообщили, что он скончался. Это какая-то очень черная тенденция, эти вещи надо отслеживать, и самой системе следует бороться с ними, смывать с себя эти грязные пятна!

Вот Дмитрий сказал: во время расследования дела Бунтова раскрылись факты, видимо, неестественной смерти. Я не хочу, чтобы завтра моего коллегу обвинили в том, что он, не проверив данные, сообщает клеветнические сведения. Мы поставили вопрос и будем искать ответ.

Меня волнуют умышленные, последовательные, синхронные действия властей, которые пытаются объяснить россиянину, что ЕСПЧ никому не нужен. В нашем сознании пытались воспитать ложное представление о том, что якобы Конституционный суд вообще не подтвердил законность обращений в Европейский суд. Конституционный суд в 2015 году вынес решение о том, что ратификация Конвенции со всеми вытекающими оттуда последствиями, обязательностью решений Европейского суда для России и для любого другого государства Совета Европы (у нас там 47 государств), это все не противоречит Конституции.

А в этом году Конституционный суд постарались столкнуть с Европейским судом по делу Анчугова и другим аналогичным делам, где речь шла о полном запрете для осужденных участвовать в голосовании. Конституционный суд нашел возможность принять решение о частичном исполнении. И даны определенные рекомендации законодателю, каким образом этот запрет голосовать должен быть взвешенным и не должен быть сплошным запретом. В отношении самого Анчугова, учитывая, что он «совершил тяжкое преступление», как написал КС, они не сочли возможным исполнить решение, но приняли решение о частичном исполнении.

Более того, в тексте постановления Конституционного суда указано, что КС обязательно придерживается тех же самых принципов, что и Конвенция, потому что российская Конституция и Конвенция - это родственные документы, они не противоречат друг другу. И если было некое текстуальное расхождение, то они нашли достойный способ признать возможным частичное исполнение решения.

И все, это единственное решение. По всем другим решениям ЕСПЧ мы не видим таких мнений Конституционного суда, таких постановлений нет. Может быть, в дальнейшем будут обращаться по поводу дела ЮКОСа, но там речь идет о нарушении права собственности, а право собственности защищено в равной степени и Конвенцией, и Конституцией. Те, кто рассчитывал на помощь Конституционного суда в попытках уйти от исполнения решения, просчитались. Не просчитались они только в одном - они воспитывают у наших сограждан такое мнение, что обращения в Европейский суд не нужны.

Марьяна Торочешникова: То есть Страсбург по-прежнему России указ?

Каринна Москаленко: Указ! И решения обязательны! И это признано Конституционным судом РФ от 14 июля.

Марьяна Торочешникова: Пока Россия является членом Совета Европы.

Каринна Москаленко: Конечно! Нет, мы имеем право выйти из Совета Европы, если это необходимо России. Я думаю, что это против интересов России, и надеюсь, что мы этого не сделаем. Это политический вопрос. Но 14 июля 2015 года российский Конституционный суд сказал: ратификация Конвенции не противоречила Конституции, - со всеми вытекающими из этого последствиями. В том числе, речь идет об обязательности решений Европейского суда. В разных странах действительно возникают спорные вопросы, как исполнять, и возможно ли некоторые решения исполнить, или для этого надо менять законы, или к этому еще надо подойти, и есть некие согласительные процедуры. Это нормально. Но подавляющее большинство решений никогда не вступит в противоречие с российской Конституцией, и они будут исполнены.

Марьяна Торочешникова: Хотя бы потому, что в основе своей российская Конституция, во всяком случае, в той ее части, которая декларирует основные права и свободы человека, вполне перекликается с Европейской конвенцией.

Каринна Москаленко: Более того, второй главой российской Конституции защищено намного более широкое поле прав, чем Европейской конвенцией.

Марьяна Торочешникова: А для чего культивируется среди россиян такое отношение к ЕСПЧ?

Дмитрий Сотников: Это больше идеологическая обработка граждан, нежели какое-то практическое руководство к действию. Мы еще пока не знаем, что у нас будет с жалобами в ЕСПЧ, которые идут по крымским делам. Поскольку каждый из субъектов РФ поименован в Конституции, и, в частности, отдельным субъектом идет город Севастополь, отдельным субъектом - Республика Крым, то в данном случае еще пока неясно, как Российская Федерация будет относиться к решениям Европейского суда, если ЕСПЧ по крымским делам вдруг укажет, что Крым относится к Украине.

У меня, в частности, есть дело Костенко, жалоба в защиту Костенко подана в Европейский суд именно Украинским Хельсинкским союзом, и там география имеет большое значение. Там деяние произошло в Киеве, человек был задержан в Крыму, и как к этой географии отнесется Европейский суд, пока еще неясно. И вопрос, что потом будет делать Россия с этим решением, будет ли она исполнять решение, где Крым будет прописан как Украина, а крымчане - как граждане Украины.

Марьяна Торочешникова: И не приведет ли это к новому напряжению отношений…

Каринна Москаленко: К политическому - да, возможно. И трудно себе представить, как мы будем выходить из этого кризиса. Но об этом же никто не думал, когда принимал политические решения. Это вопросы, которые юристам сегодня обсуждать преждевременно. Но конечно, такие жалобы могут внести очень серьезные разногласия. Пока мне достаточно тех дел, которые мы представляем с территории РФ, и вот дело Мохнаткина...

Марьяна Торочешникова: Напомню, что Мохнаткин - гражданский активист, которого задерживали в Москве во время массовых мероприятий и одиночных пикетов, и сейчас он находится в колонии.

Каринна Москаленко: Он находится в Архангельской области, и весь этот кульбит с Институтом Сербского был проделан. Эта жалоба до сих пор не коммуницирована, он уже незаслуженно получил свой срок, уже отбывает наказание за это деяние, которое вообще не является уголовно наказуемым.

Когда его супруга и правозащитники сообщили мне, что он с переломом двух позвонков находится в Архангельской области, в начале мая я обратилась в ЕСПЧ, чтобы прекратили эту каждодневную пытку, чтобы ЕСПЧ коммуницировал это дело, а российские власти как-то отреагировали. Госпитализация ему была назначена только на июнь, а человек просто не может терпеть эту боль!

Марьяна Торочешникова: А как отреагировал ЕСПЧ?

Каринна Москаленко: Никак! Не ответил. И когда я через месяц выступила в печати, послала дополнительный запрос, прошло в молчании еще две недели, как будто никто не получал моего запроса, и в этот момент, буквально через день после моего выступления, моему коллеге по старому делу Мохнаткина написали сообщение, что принято решение - по нему будет решение на днях. Но это старое дело, оно никак не относится к сломанным позвонкам и испытываемым ежедневным мукам.

Марьяна Торочешникова: То есть, помимо такого отношения Российской Федерации к решениям ЕСПЧ, еще и сам Страсбург, возможно, кто-то в секретариате...

Каринна Москаленко: Я не хочу никого обвинять, но получила бы я, скажем, мнение суда о том, что нет оснований применять 40-е правило… Я просила хотя бы поставить вопрос о коммуницировании, о том, почему не оказывается медицинская помощь. Но в первый раз этого не произошло, мы направили запрос вторично, и только теперь Мохнаткин, наконец, помещен в лечебное учреждение, и все равно ответа из ЕСПЧ я не получила.

Марьяна Торочешникова: И при этом до сих пор находится, мягко говоря, в стрессовой ситуации Виталий Бунтов. Он находится на психиатрическом освидетельствовании в Институте имени Сербского, несмотря на то, что в отношении него вынесено положительное решение ЕСПЧ, применено так называемое право 39 о дополнительных мерах защиты. И такое ощущение, что и Страсбург не особо переживает из-за того, что не исполняются какие-то его решения и предписания, да и российские чиновники тоже вроде как расслабились. Мы еще непременно вернемся к истории с Виталием Бунтовым и посмотрим, как она будет развиваться в дальнейшем.