Александр Генис: Восемь лет назад, когда Америка впервые избрала себе первого чернокожего президента, казалось, что расовые отношения в стране, наконец, вошли в норму. Ведь без белых избирателей Обама не смог бы попасть в Вашингтон. С другой стороны - о какой дискриминации можно говорить, если афро-американец выбран президентом?!
Однако кризис в расовых отношениях, связанный с демонстрациями против полицейской жестокости и убийством пяти полицейских в Далласе и трех в Батон-Руже, заставляет вспомнить бурный опыт 1960-х. Об этом - среди прочего - рассказывает новая биография крупнейшего афро-американского поэта Джеймса Болдуина. У микрофона ведущая КО АЧ Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Джеймс Болдуин – замечательный писатель второй половины 20-го века – американец, точнее - афро-американец родом из нью-йоркского Гарлема. Славу принесла ему вышедшая в 1955 году повесть «Записки сына Америки». К этому времени он был уже известен своими статьями и романом «Иди, вещай с горы». Но «Записки сына Америки» обладали особыми свойствами. Это - заметки юноши из Гарлема, сюжетно привязанные ко дню похорон отца - вернее, отчима, который мальчика вырастил. Автор описывает характер и судьбу отца (старомодного, жёсткого проповедника), нищую жизнь в Гарлеме 1930-х и 40-х годов, страшный бунт в гетто. При этом вещь написана так, как будто ее автор – европеец, способный посмотреть со стороны на специфически американскую проблему. В этих записках столько проницательной объективности, столько общей культуры, такая широта взгляда на человеческую натуру и такое литературное мастерство, словно за автором стоят века европейского литературного опыта. Словом, это была не этническая литература, не «литература протеста», а просто – литература:
Диктор: «Отношение жителей гетто к белым американцам не допускает ничего простого, - например, несложного и освобождающего чувства ненависти. Чтобы просто ненавидеть белых, надо выбросить из своего сердца столько противоречивых чувств и сложных счётов, что сама ненависть станет изнуряющей и саморазрушительной позой. Мир белых так могуществен и самодоволен, так невежественен и невинен, что часто сам похож на гетто. И это создает смятение чувств у тех и других».
Марина Ефимова: Детство Болдуина прошло в гетто, которое оберегало его от унижений расизма. Его религиозный, гордый и гневливый отчим выбрал для себя жизнь без контактов с белыми. Когда однажды к ним домой пришла белая учительница Джеймса, хотевшая сводить своего начитанного и одарённого ученика в театр, отец вытащил сына в коридор и допытавался об истинной причине визита. «Отец, - пишет Болдуин, - сердился на нас, детей, за то, что мы вошли в контакт с миром, который был закрыт для него».
В 1940-х годах Джеймс, начинающий писатель, поселился в другом нью-йоркском гетто – культурном, в Гринвич-Виллидж. Он дружил с Марлоном Брандо, с Генри Миллером, с фотографом Ричардом Аведоном, с режиссером Элией Казаном. Но за пределами Виллиджа его везде встречали таблички: «Только для белых». Это было унизительно и начинало возбуждать в нём гнев, а гнева - ненависти в себе - Болдуин боялся больше всего:
Диктор: «Отец жил и умер в состоянии невыносимой горечи духа. И его похороны, по символике судьбы, пришлись на день бунта в гетто. Мы везли его тело по неспокойным улицам Гарлема (с разбитыми витринами, по улицам, устланными выброшенными одеялами), словно для того, чтобы я мог убедиться, какой разрушительной силой обладает эта горечь. И я остро почувствовал: то, что погубило отца, грозит мне. Ненависть, которая может убить многое, не упустит шанс убить и того, кто ее испытывает».
Марина Ефимова: Джеймс Болдуин бежал от собственного гнева в Париж, с сорока долларами в кармане, вслед за другими афро-американцами - писателем Райтом, поэтом Ленгстоном Хьюзом, джазистом Дилэни. В его первом романе, написанном заграницей, не было ни одного чернокожего персонажа. И этот роман – «Комната Джованни» - стал самым знаменитым произведением писателя.
Новую книгу о Болдуине профессор ун-та Манчестера Дуглас Филд назвал: «Все эти незнакомцы. Разные жизни Джеймса Болдуина». Под «незнакомцами» он имеет в виду многие ипостаси сложной личности писателя:
Диктор: «В разное время он был высоколобым интеллектуалом, богемным эпатажником, активистом движения за права человека, старомодным романистом, представителем гомосексуального ответвления движения Черного национализма, афро-американцем со сложным и спорным отношением к Африке. Он был невероятно противоречивой личностью, и всегда искал истину - в ущерб чистоте идеологии».
Марина Ефимова: Его отказ отдать предпочтение идеологии сделал его изгоем в среде активистов чёрного движения. «По одну сторону баррикад я - «сердитый молодой человек», - писал он, - по другую – «дядя Том». Мартин Лютер Кинг не нашел нужным включить его в число выступавших во время знаменитого «Марша на Вашингтон». Болдуин писал в своем знаменитом эссе «Романы протеста»:
Диктор: «Авторы «романов протеста» путают литературу с полемикой и поэтому портят и то, и другое. В хорошей литературе, как в жизни, мало героев и злодеев, и много запутавшихся людей, которые пытаются, как могут, сладить со своей путаницей. Роман требует присутствия живых людей, которые не подпадают ни под какие категории».
Марина Ефимова: И всё-таки можно сказать, что в творчестве Болдуина была главная тема – пагубная власть над человеком идеологии и фанатизма, и опасность приспособления к ним. В романе «Комната Джованни» герой так пугается своей преступной любви к другому мужчине, что выбирает проторенный путь, разбивая жизнь и себе, и тому, кого он любит. Эпиграфом к роману Болдуин взял слова из «Песнь песней»: «Любовь сильна, как смерть». В жизни Болдуин больше любил, чем был любим. Его друг, профессор Дэвид Лиминг, у которого в 2005 году я брала интервью, сказал о нём так:
Диктор: «Он был обделен домашним счастьем, и думаю, дело было не в гомосексуализме, а в его пророческом горении. Он был одержим миссией, ибо с детства был уверен, что призван быть свидетелем – беспристрастным и надежным свидетелем своего времени».
Марина Ефимова: И всё же Болдуин не удержался на шаткой позиции беспристрастности. В начале 1960-х, после марша на Вашингтон, после того, как Джон Кеннеди представил Конгрессу закон о нелегальности сегрегации, на Юге начали взрываться бомбы. От одного взрыва погибло шестеро негритянских детей. И Джеймс Болдуин кричал с трибуны:
Диктор: «В 20-м веке!.. В христианской стране!.. В церкви убивать детей!.. Как это можно было допустить?!»
Марина Ефимова: Он написал серию эссе «В следующий раз – пожар!», и многие белые американцы восприняли их как угрозу. В Америке движение за права афро-американцев раздробилось, росли, как грибы, милитаристские группы. Болдуин интервьюировал Элайджу Мухаммада - главу «Нации ислама», декларировавшего духовное и биологическое превосходство чёрной расы. Став публицистом, Болдуин отточил резкий, выразительный стиль и завоевал огромную аудиторию. Он стал влиятельным человеком, его приглашали в Белый Дом. Но однажды (в 1970 году) ему пришёл по почте стишок от поэта Ленгстона Хьюза: «Эй, Джимми, разве ты не слышал, что «Race and art / are far apart»? («раса и искусство далеки друг от друга»). И Болдуин вернулся во Францию. Он умер в 1987-м от рака лёгких. Его гражданские эссе утратили популярность в более мирные 1970-е годы, но проза Болдуина осталась жемчужиной американской литературы.
Однако времена вновь изменились. В Книжном обозрении “Нью-Йорк Таймс” рецензент Натаниель Рич пишет:
Диктор: «То, что раздражало социальных активистов при жизни Болдуина, дало ему огромный авторитет после смерти, особенно сейчас, когда дебаты о расовых отношениях вышли на новый уровень. Теперь его обожают и цитируют все (а цитат у него можно найти на любой вкус). Его даже возводят в ранг пророка, что неверно – Джеймс Болдуин не мог предвидеть будущее. Зато никто точнее, чем он, не диагнозировал настоящее».