В московском "Театре.doc" – премьера спектакля "Война близко". Документальная постановка состоит из трех частей: первая основана на дневнике жителя Луганска, написанном за годы войны, вторая посвящена войне в Сирии, а третья – процессу по делу так называемых "крымских террористов", Олега Сенцова, Геннадия Афанасьева, Алексея Чирния и Александра Кольченко. "Частные свидетельства людей, переживших войну, – это то, что можно противопоставить тотальной лжи массмедиа", – говорит руководитель проекта "Театр.doc", драматург и режиссер спектакля "Война близко" Елена Гремина.
– Спектакль называется "Война близко". Наверное, уже в названии заключено то, о чем он. Спектакль о том, что война ближе, чем нам кажется. В центре документальных историй, которые легли в основу спектакля, как раз истории людей, которые думали, что война не придет к ним, не придет за ними, а она пришла.
Первый текст – это дневник, его прислал житель Луганска, который вел дневник несколько лет, просто записывал то, что происходило с городом. Казалось, что этого вообще не может быть, что с Луганском, цветущим городом с населением в 500 тысяч человек, что-то будет, никто в это не верил. Но вдруг в какой-то момент выясняется, что выпускной его дочки нельзя провести как нужно, все должны сидеть по домам. Потом перестают приходить денежные переводы. И вот уже они обсуждают, где безопаснее спать – в ванной или в коридоре. Вдруг война к ним пришла.
Второй текст нам подарил Марк Равенхилл, очень известный английский драматург. Это его пьеса "Ваши голоса" – про промывание мозгов, манипуляции. Основа – обсуждение событий в Сирии, бомбардировок, кто бомбит, чье химическое оружие. И попытки понять, как обычный человек на это может реагировать, на что-то, что происходит где-то. Вот мы с вами говорим – и прямо сейчас где-то рвутся бомбы, это реальность современного мира – это очень к нам близко. Даже когда мы не хотим про это знать, все равно СМИ, социальные сети нам это все приносят.
Третья часть – про события в Крыму, документальные материалы дела Сенцова, Афанасьева, Чирния, чуть меньше – Александра Кольченко. В центре этой части – история людей, которые были вовлечены в этот процесс. Здесь тоже такая дилемма, что государство, в котором вы живете, вдруг присоединено к другому государству, вдруг вы должны или не должны на это как-то реагировать, и вдруг выясняется, что вы уже фигурант уголовного дела, и вы должны дать на кого-то показания или вам грозят большие сроки, пытки и все, что действительно происходило. Мы вместе с героями проходим этот путь, становимся свидетелями их выбора.
– Эти три части, они взаимосвязаны или самоценны?
– Они самоценны, и можно было бы по каждой из них поставить отдельный спектакль. Но так получилось, что они сложились в трилогию, которая стала одним спектаклем. Мы репетировали пьесу по процессу Сенцова, Кольченко, Афанасьева и Чирния – и в этот момент нам как раз прислали текст Дмитрия Бела, человека из Луганска, который просто попросил передать это в "Театр.doc", он хотел, чтобы кто-то это прочел. Нам показалось, что этот текст именно потому, что он очень объективный, очень простой, очень воздерживающийся от каких-либо оценок, просто документирующий реальность, что это именно наша история. И Марк Равенхилл одновременно как раз написал свою пьесу. Получилось, что эти три текста где-то вместе совпали и так пришли к нам в театр. И они как раз про то, что война рядом, война близко, война уже здесь.
– На кого рассчитан этот спектакль, кого вы хотели бы видеть в зале на нем?
– У нас театр для всех, но этот спектакль конкретно [имеет маркировку] "18+". Мы за этим следим, чтобы не умножать наши и без того многочисленные неприятности. Но, в принципе, очень ценно, что мы уже три раза показывали материалы к спектаклю и два раза делали его предпоказ, и каждый раз потом зрители рассказывают свои какие-то уникальные истории, совершенно потрясающие, истории очевидцев. Это очень интересно, и мы надеемся, что на премьеру, может быть, такие зрители тоже придут. Я думаю, в сентябре мы сделаем обзор этих историй. Это очень здорово, это обратная связь, которая в "Театр.doc" происходит со зрителем, и это очень ценно, это то, ради чего мы существуем.
Из отзывов о спектакле:
– Есть какое-то послание, которое вы как драматург хотели бы передать этим спектаклем?
– В моем послании тут, как человека театра, я солидаризируюсь с Марком Равенхиллом: думайте сами, смотрите сами, сами рассуждайте и постарайтесь больше осознавать, что происходит.
– Что было наиболее сложным в работе над этим спектаклем?
– Работа над документальными материалами всегда сложная, и всегда к ней есть какой-то ключ, который иногда находится, а иногда не находится. Нам повезло в том смысле, что мы были с показом одной из частей (про процесс Сенцова, Афанасьева и Чирния) в Праге, на фестивале у Антона Литвина. И там у нас был показ в очень своеобразном месте – это был старый кинотеатр, абсолютно не подходящий для показа. Там мы совершенно неожиданно придумали сценическое решение, которое у нас осталось. И это было очень здорово. Был очень неудобный зал, он был длинный, вытянутый, и мы решили, что не будем показывать спектакль на высоко поднятой сцене, а будем показывать посреди зала. Мы сделали эту конструкцию из стульев, мы назвали ее потом "апофеоз войны". На самом деле, это похоже на баррикады или на погром в офисе.
Органы взяли на вооружение приемы актуального искусства
Дальше возникла еще одна тема. Поскольку третья часть, на самом деле, про спецоперацию ФСБ, это, получается, и такая их инсталляция. Потому что сейчас вообще очень интересное время, когда органы взяли на вооружение приемы актуального искусства, и мы видим, что они на этом поле тоже выступают. Недаром следователь Павленского, например, решил потом тоже стать художником и делать акции. На самом деле они эти акции давно уже делают. Когда активисты, финансируемые Администрацией президента, подкладывают свиную голову к Московскому художественному театру, это акция. Когда чем-то плохим обливают Юлию Латынину, это тоже акция, это символическое действие. Ее же не серной кислотой, не дай бог, облили, это символический жест, который является образом, акцией. Это очень интересно, что эти люди теперь тоже акционисты. И вся эта постановка, вся эта спецоперация с подставными взрывными устройствами, с прослушками, дело "крымских террористов" – это как раз такая все акция. В этом смысле наша конструкция из стульев тоже живет и действует, и она реально опасна, потому что, когда герои пытаются на нее сесть, она обрушивается. Это родилось само собой и стало одним из образов спектакля.
– Как вы думаете, какие впечатления будут у зрителей от этого спектакля?
– Они у нас уже есть, вы можете зайти на сайт журнала "Афиша". Поскольку у нас нет денег на рекламу, мы наших зрителей всегда просим писать любые отзывы, положительные или отрицательные, совершенно любые. И уже есть первые отзывы, и они очень интересные. Люди, в том числе, рассказывают свои истории. Женщина, у которой родственники пережили то же самое или похожее в Луганске, рассказывает какие-то свои впечатления, свои мысли. Мне кажется, что это сопереживание и документация важных для других вещей – это то, что, может быть, тоже произойдет на премьере. Сегодня мы тоже, возможно, услышим какие-то истории о том, что там на самом деле происходит.
Частные свидетельства тех, кто сам это пережил, – единственное, что противостоит тотальной лжи массмедиа
И эти частные свидетельства тех, кто сам это пережил, перечувствовал, – это единственное, что противостоит тотальной лжи проплаченных массмедиа со всех сторон, особенно с нашей. Потому что понятно, как участвуют в этой гибридной войне наши СМИ. Когда-нибудь об этом будет написана отдельная история, и она достаточно позорная. Есть какая-то прекрасная история демократической журналистики, а вот это какая-то достаточно позорная история – как люди за деньги занимались тем, что так вот искажали реальность, чтобы все было еще хуже. Мы противостоим этому хотя бы тем, что собираем истории частных людей, то, что люди действительно пережили, и предлагаем эти истории пережить вместе с теми, кто пришел. Это в том числе противовес вот этой каше, которая у современного человека в голове, где все сопутствует, все вместе. Какие-то теракты, котики, советы, как удержать мужа, – все это вместе в какой-то чудовищной каше в голове у человека. И там, в этой каше, очень мало самого человека, мало того, что ему нужно. Мы хотим в этом смысле показать, что у нас вы хотя бы увидите то, что было на самом деле.
– Такой лейтмотив, исследование истории по историям простых людей, а не по истории каких-то лидеров, характерен, например, для общества "Мемориал". Повлияла ли на вас как-то их работа?
– Я очень уважают работу общества "Мемориал", более того, у нас есть спектакль, который вчера (22 августа. – РС) прошел с огромным успехом, и идет у нас уже год, – "Краткая история русского инакомыслия", где мы используем с разрешения тех, кто это делает, историю Русской Катакомбной церкви. Спектакль как бы листает страницы русского инакомыслия – от каких-то интеллектуалов типа протопопа Аввакума или блестящих молодых дворян, как братья Бестужевы, до обычного крестьянина Воронежской области, который оставил записки, ставшие известными благодаря "Мемориалу". Вчера очень хорошо прошел спектакль, и там как раз тоже про это. Самые разные личности, знаменитые и безвестные, говорят об одном, о том, что свобода – это ценность, что традиции любви к правде, любви к свободе – это наши традиции, и не надо, чтобы нас заставляли об этом забывать.
– Можно ли сказать по вашему театру, что шекспировское "Весь мир – театр" стало предсказанием, которое сбылось?
– Я думаю, да. В чем-то нынешнее время, как время любой ломки, походит на шекспировские времена. Это были времена, когда завоевывались континенты, менялась карта мира, все то же самое, что происходит сейчас. И великий драматург то сомневался в ценности человека, то пытался ее отстаивать, давать голос людям, которые отстаивают себя против самых неблагоприятных ситуаций. В общем, как и наши сегодняшние герои – герои трагические, потому что они борются с роком. Этот рок их настиг в виде того, что кто-то решил перекроить карту, сделать так, что они вроде бы в другом государстве, дочка не пойдет на выпускной вечер, и вся жизнь обычная кончится. И теперь они пытаются как-то этому противостоять или с этим жить, отстоять свое достоинство, и даже иногда спасти свою жизнь.