Выползти из тесноты

28-й фестиваль российского кино "Кинотавр" открывался в тот самый момент, когда предпохоронное состояние участников того, что у нас называют киноиндустрией, достигло кульминации. Все последние дни российских кинематографистов лихорадит от новой инициативы министра культуры Владимира Мединского – повысить пошлину за прокатное удостоверение фильма в 1500 раз.

Сейчас прокатное удостоверение стоит символические деньги – 3500 рублей, но вот-вот в правительство будет внесено предложение повысить цену за выпуск фильма в прокат до 5 миллионов рублей. Чем это чревато для отечественного кино, и без того находящегося в полукоматозном состоянии, объяснять не надо – подскочившая в полторы тысячи раз пошлина похоронит мало- и среднебюджетное кино. Кроме того, от проката будут решительно отрезаны скромнобюджетные зарубежные картины из разряда тех, что принято называть артхаусом. Пять миллионов для компании, если это не "Арт пикчерз" или "Инджой мувиз", – очень большие деньги. При этом Минкульт замышляет коварство более высокой пробы. Российские производители, отдавая государству 5 миллионов, будут одновременно писать заявление в Минкульт о возмещении им этой суммы, и специальная комиссия Фонда кино будет решать, кому вернуть эти деньги, а кому – нет.

Ну разумеется, это никакая не цензура, с какой стати?! Никто же ничего не запрещает. Просто государство теперь будет решать, что смотреть зрителю.

Тем удивительнее и унизительнее выглядела церемония открытия нынешнего "Кинотавра", где не смолкали дифирамбы Минкульту и лично господину Мединскому. Специальный ролик на заднике сцены высвечивал цитаты министра культуры, его портреты в разных позах, а также крупные планы чиновников от кино и славословия в адрес кинодостижений. К кинодостижениям, впрочем, отнесли лишь те фильмы, что творились и выпускались в прокат под пристальным присмотром и с ощутимой финансовой поддержкой Минкульта, – "Экипаж", "Легенда №17", "Викинг", "Ледокол". Например, "Левиафан" в число достижений не попал. И то верно – какой-то захудалый "Золотой глобус" и номинация на "Оскар", подумаешь! Вот и гадаешь – посочувствовать ли организаторам, вынужденным колотить лбами перед недоучками из Минкульта, или сетовать на их желание быть первыми учениками.

Невеселая нота, прозвучавшая в самом начале, протяжно звенела первые дни фестиваля. Награжденный спецпризом "Кинотавра" за честь, достоинство и верность кинематографу Павел Чухрай представил свою новую картину – "Холодное танго". Драма о тяжелом, болезненном романе во время Второй мировой и сразу после нее девушки-литовки Лаймы (Юлия Пересильд) и еврейского юноши Макса (Риналь Мухаметов) вроде должна настроить нас на миролюбиво-философский лад, объяснив, что в трагедиях мирового масштаба виноваты одновременно все и не виноват никто, что существует вина целых народов друг перед другом и сильнее ли она вины каждого отдельного человека – непонятно. Но весь фильм думаешь только об одном: кто виноват в том, что, несмотря на хитросплетения сюжета и судеб героев, несмотря на клокочущие страсти, на экране – второсортная продукция образца 1975 года. Очень холодное танго получилось, почти мертвое.

Известный в прошлом кинокритик, а ныне – почти состоявшийся режиссер Роман Волобуев решил немного разрядить невеселую атмосферу выступлением перед показом конкурсного фильма "Блокбастер". Он заявил, что не согласен с монтажом продюсера Ильи Стюарта, и удалился со сцены. Трудно сказать, как бы выглядел фильм в авторском монтаже, но на выходе получилось подростковое кино из репертуара канала ТНТ – в меру веселенькое, но в целом – неизвестно как и зачем попавшее в конкурс самого престижного российского фестиваля. Ну разве что как один из оттенков спектра. Видимо, за это "Блокбастер" и получил спецприз жюри.

К середине фестиваля гости и аккредитованные ходят на фильмы всё менее охотно, в основном выбираясь на уже нашумевшие картины. Те авторы, кому выпало несчастье представлять свой фильм в четыре часа дня или в шесть вечера, вынуждены смотреть на полупустой зал – слишком теплое море и слишком ласковое солнце в это время. Впрочем, на "Тесноте" Кантемира Балагова было тесно – картина дебютанта из Нальчика уже успела получить приз ФИПРЕССИ на последнем Каннском фестивале. Об этом фильме уже написано немало, но мы все же повторимся: имя Кантемира Балагова надо запомнить – с этим 25-летним режиссером в российское кино вернулся смысл и стиль. Как удалось дебютанту передать ощущение, вынесенное в название фильма, – загадка из загадок. Тесноту ощущаешь буквально физически – здесь даже взгляду тесно и темно, здесь низкие потолки и маленькие комнаты, а персонажи все время словно прижимаются друг к другу, теснятся в этом небольшом пространстве, бьются как птицы в маленькой клетке. Дело происходит в 90-е годы. Сюжет закручивается вокруг похищения брата героини Иланы (выдающаяся работа совсем юной Дарьи Жовнер) – похитители требуют большой выкуп, а денег у небогатого семейства нет. Именно в этот момент разлад в семье и в общине достигает кульминации. Разлад начался еще раньше, когда девушка влюбилась в кабардинца-мусульманина, что по правилам общины невозможно. У героини большие выразительные глаза, и кажется, будто они машинально выискивают в этой тесноте выход, шарят по пространству в надежде отыскать хоть маленький ручеек свободы. Самый страшный эпизод фильма – когда героиня и ее возлюбленный смотрят видеокассету со сценами убийства российских солдат во время чеченской войны. Балагов рассказывал, что долго не мог понять, вставлять ли в фильм эти жуткие сцены, но все же решился, рассудив, что это не жестокость ради жестокости, но сюжетообразующий момент. Теснота в фильме чудесным образом рождает предчувствие свободы, становится предвестником перемен.

Ощущение тесноты преследует и главного героя фильма Юсупа Разыкова "Турецкое седло" – бывшего сотрудника госбезопасности Ильича, устроившегося на склоне лет охранником. Пожилой одинокий человек осажден призраками прошлого – он привык следить, привык искать неблагонадежность, его психика изрядно пострадала от многолетних подозрений и слежек. Ему чужда жизнь как таковая, он не в состоянии справиться со звуками и цветами окружающей действительности – только с теми, что способны стать объектами слежки. Этот человек – что-то среднее между Башмачкиным и Беликовым. В один прекрасный момент он слышит глас сверху. В прямом смысле – в дом въезжает молодая пара музыкантов, и дивный высокий голос принимается бередить то место у героя, где у обычных людей – душа. Надо сказать, довольно смелая по нашим временам мысль: бывших чекистов не бывает. Ярославский актер Валерий Маслов, прежде не снимавшийся в кино, стал откровением для всей кинотавровской публики – трудно даже припомнить, когда мы видели столь совершенную игру, такое точное и безупречное выполнение режиссерских причудливых задач при минимуме актерских средств.

Одного из триумфаторов нынешнего "Кинотавра", "Заложников" (приз за лучшую режиссуру Резо Гигинеишвили и приз за операторскую работу Владу Опельянцу), уже показали на Берлинале в этом году, про него довольно много написано. Хочется еще раз поделиться недоумением. Трагическая история, произошедшая в 1983 году, когда шесть парней и девушка попытались угнать самолет, были схвачены и расстреляны по приговору суда (кроме девушки), могла бы стать основой для мощного фильма. Могла бы. Если бы не забыли написать сценарий и применить некоторые режиссерские навыки. Но до этого, кажется, у авторов руки не дошли. Отсутствие темпа, неуместные флешбэки, рваная сюжетная канва, персонажи без намека на развитие характеров, да и, собственно, отсутствие характеров как таковых – если бы было прилично употребить слово "профнепригодность", мы бы это сделали непременно. Здесь тоже теснота – только душно уже не персонажам, а зрителю, загнанному в хаотично движущуюся толпу еле отличимых друг от друга героев.

В такой же тесноте живет и герой фильма, снятого режиссером-дебютантом Алексеем Рыбиным – музыкантом группы "Кино" первого созыва, – "Скоро все кончится". Незрелый, не слишком профессионально сбитый фильм (что, впрочем, его создателя нимало не смущает) об одиноком питерском рабочем-токаре, влюбившемся в проститутку, выглядит до того искренним в своем наивном гуманистическом пафосе, что хочется обнять этот фильм, вылечить его, залатать дыры, убаюкать. Рабочий Миша (отличная работа Михаила Сиворина) проводит жизнь под голос из телевизора, вбивающий ему в голову "бендеровцев", "великую Россию" и "гейропу". Скучная Мишина жизнь вдруг расцветает всеми красками любви – это парня пленила проститутка Катя из местного борделя. Кате очень нужны деньги – вроде на операцию матери. Но все оказывается не так просто, и неожиданная концовка фильма вместо перерождения Миши в законченного телезомби являет чудесную надежду: а ведь телевизор ваш, этот монстр, этот соловей-разбойник – он ведь полный ноль, когда встретится глаза в глаза с сильным чувством.

Кстати, телевизор стал едва ли не одним из главных действующих лиц, кочующих из фильма в фильм. Под Дмитрия Киселева живет семья Слепцовых из "Нелюбви" Андрея Звягинцева, подпитываясь ненавистью. Зомби-недочеловеками, неспособными противостоять удушливой пропаганде мракобесия из телевизора, выглядят персонажи "Проруби" Андрея Сильвестрова – остроумного продукта видеоарта, попавшего в кинотавровский конкурс для полноты спектра. За что отборщикам энергичное спасибо.

Если Рыбин вернул на экран давно забытого героя – представителя рабочего класса, то режиссер-дебютант Виталий Суслин вытащил своего героя из деревни, прямо из-под коровы. Картина "Голова. Два уха" о похождениях наивного деревенского скотника из-под Воронежа Ивана – реальная история о том, как Иван, поддавшись на посулы сытой жизни в городе, становится жертвой мошенников, набравших на его имя кредитов и скрывшихся. В главной роли – самого себя – снялся бедолага Иван, которого теперь донимают банки с требованием вернуть долги. Без снобизма и высокомерия, но и без сюсюканья режиссер рисует злоключения героя как закономерный печальный итог многолетнего планомерного отъема у людей образования, способности мыслить, видеть мир и стремиться понимать его. Сквозь юмор проступает очень непривлекательный образ российской провинции, остановившейся в своем развитии на уровне 19-го века по технической оснащенности и по степени освоения человеком собственных возможностей.

А герои "Аритмии" Бориса Хлебникова живут в самой настоящей панельно-блочной тесноте – у Кати (Ирина Горбачева) и Олега (Александр Яценко) крошечная съемная квартира, в окна которой смотрят окна дома напротив. Оба – врачи. Она – в больнице, он – на скорой помощи. Что-то треснуло в отношениях, и Катя предлагает развестись. "Аритмия" – это история любви, которая веет где хочет, и даже в самой маленькой квартирке ей не тесно. Порой она прикидывается нелюбовью, иногда скукоживается до невидимости, часто ей бывает больно, но она и помыслить не хочет, что может исчезнуть. Олег каждый день спасает человеческие жизни, но свою собственную выстроить не в состоянии. "Аритмия" – поэма о золотом сердце, в котором помещается столько чужих болей, что хватило бы на батальон ангелов. Олег – то, что раньше было принято называть положительным героем – он умеет любить, умеет работать, он боец. Правда, любит выпить, порой до амнезии. Хлебникову удалось нащупать характер, по которому истосковались все. У нас еще с 90-х как был героем нашего времени Данила Багров, так и не слезал с пьедестала. Но вдруг стало понятно: жизнь ушла вперед, а нам все Данилу подавай с его "Сила в правде" и "Не брат ты мне, гнида черножопая". Сейчас, когда жизнь в России больше напоминает ристалище, понадобился другой герой – тот, который умеет не только морды бить. В картине четко прослеживается эта линия – Олег спокойно саботирует новые правила в работе скорой помощи, от которых страдают в первую очередь больные. Он просто делает то, что считает нужным. А нужным он считает помогать свои подопечным, а не выполнять безумные распоряжения начальства. Это ли не новый тип либерала – тот, на который только и можно сейчас надеяться? Когда после финальных титров авторам устроили стоячую овацию (нечастый случай на наших кинопросторах), стало ясно: выход есть. Через аритмию, через тесноту, ползком, ударяясь о камни – но кино выползет. Да заберите вы свои пять миллионов, только оставьте нас в покое.