Маски, цитаты, экспрессивный танец, специально написанная для постановки музыка. И все это, чтобы показать, что "нет одного определяющего изложения прошлого, а бесконечное множество интимных микросудеб, которые создают нашу ежедневную историю". Так члены одной из самых успешных чешских театральных трупп, Spitfire Company, понимают книгу Светланы Алексиевич "Время секонд-хенд". И отчасти поэтому они решили отпраздновать десятилетие основания этой постановкой. На сцене пражского театра Jatka78 пьеса по книге Алексиевич будет показана всего два раза.
Книга Светланы Алексиевич была переведена на чешский язык еще до получения автором Нобелевской премии. Тогда же ее и прочитал режиссер Петр Богач. Он говорит, что не высокая оценка стала причиной осуществления постановки, а похожесть того, что в 90-х происходило на бывшем постсоветском пространстве и в самой Чехии:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Петр Богач в программе "Культурный дневник"
– Похожи не только контекст и суть происходившего в 90-е и описанного в книге "Время секонд-хенд", но и то, что эта эпоха оставила после себя. Я не пытаюсь сказать, что чешский и, например, русский контекст идентичны, но определенные настроения, фрустрация, сохраняются, и, мне кажется, корни этого находятся именно в 90-х. Просто в большой России, в отличие от небольшой Чехии, ситуация была сильней накалена. Но и в Чехии мы стали свидетелями разных форм разочарования и безысходности из-за наступившего перелома: перехода от коммунистической эпохи к эпохе большей свободы, но свободы в кавычках.
– Почему вы говорите о свободе в кавычках?
– Я не имею в виду, что мы живем хуже, что вокруг только и есть сплошной негатив, я лишь стремлюсь указать – и снова возвращаюсь к этому слову – на фрустрацию, свидетелем которой я являюсь в настоящий момент. Я пытаюсь распознать, почему так происходит, пытаюсь анализировать, откуда берется эта фрустрация, а книга дает определенный ключ к пониманию. Так могли бы говорить мои родители и представители их поколения. Для меня это важно: я пытаюсь их понять, понять множество голосов, собранных в книге Светланы Алексиевич.
Режиссер Петр Богач
Если говорить конкретно, с того момента, когда наступает разочарование из-за краха коммунистического и в чем-то стабильного мира, появляется тотально нестабильный и тревожный мир, потому что к власти приходят не все люди, которые, как казалось протестующим на площадях, должны были бы во власти оказаться. И поэтому ситуация развивается совсем по-другому, не так, как многие себе представляли. Ворчание по поводу того, что уже никто не читает книг, что страну разворовали спекулянты, что изменилась политическая культура – это очень похоже, как на постсоветском пространстве, так и у нас. Конечно, есть и разница: то, что в бывшем СССР вспоминают о сталинской эпохе с ностальгией, а в Чехии, тоже пережившей в 50-е годы период репрессий, не происходит героизации этой эпохи. Но в данном случае удивляет вот что: почти все, по крайней мере, из тех, кто представлен в книге, соглашаются, что перемены не принесли ничего хорошего. И вот это разочарование очень подходит к нашей ситуации. Видимо, поэтому могут появляться такие политики, как Путин и наш Бабиш (Андрей Бабиш – крупный предприниматель и в недавнем прошлом – министр финансов Чехии, обвиненный в мошенничестве при получении дотаций из фондов ЕС. – РС) – это определенный тип политика, который далек от либерального мышления. Мы, конечно, отвлеклись от театра, но это мне показалось интересным в книге, помимо многоголосья и разнообразия.
– Книга и ее театральная версия в основном опираются на события, происходившие в 90-е. Не кажется ли вам, что разочарование, о котором вы говорите, по крайней мере, для Чехии, – в прошлом?
– Действительно, в 90-х в Чехии еще сохранялась слепая вера в коммунистические идеи, а сейчас она постепенно исчезает, мы свыкаемся с новой жизнью, с тем, что Чехия – часть европейских структур, хотя есть и те, кто бы радовался, если бы мы там не были. И я думаю, есть надежда, чтобы эта эмоция совсем исчезла, поэтому я и решил осуществить постановку по этой книге.
– В книге представлены мнения очень разных людей, какие из них вы выбрали для того, чтобы реализовать свой замысел?
Те, кто пережил погромы и террор, уже не могут возвысить голос
– Мы решили сделать эту постановку не буквально следуя тексту. С одной стороны, мы начитали монологи разных людей из книги (всего у нас задействованы более 40 чтецов, то есть мы используем большой объем текста). И мне кажется важным, что мы не выбирали судьбы отдельных людей, а попытались дать место самым разным мнениям, представленным в книге. То, что у нас получилось, я называю театральной симфонией. Записанные части книжных монологов служат фоном для действия на сцене: актеры добавляют к цитатам свои слова, дословно приводят слова из книги, один из прочитанных монологов будет сопровождать абстрактный танец. Это попытка найти адекватное выражение настроений, переданных в книге. Мы использовали, например, беседу с генералом, который с настойчивостью постоянно возвращается в прошлое, сравнивая его с настоящим, далее потрясающий разговор с писательницей, которая пережила ГУЛАГ… У нас получилась очень хрупкая трогательная сцена, потому что таким был и ее рассказ, заканчивающийся словами "Я видела Бога". Она не говорит, что верит в Бога, а что она видела его, и это дает абсолютно иную перспективу веры. Я выбрал и пассажи о национализме и ксенофобии по отношению к иностранцам, людям с другим цветом кожи, пассаж о таджиках и узбеках, о шутках про них, которые друг другу рассказывают люди, то есть все то, что остается актуальным и в современной России. Мне понравился и рассказ девушки-менеджера, которая холодно и с позиции сильного говорит, что капитализм не выбирали ее родители, а она сама, и она является победительницей. Все эти рассказы, мне кажется, о том, что переживали и даже сейчас переживаем мы.
– Вы говорите, что в процессе работы над пьесой искали ответы на вопросы о том, почему все произошло так, а не иначе, вы нашли их?
Сентиментальность дает объяснение, почему люди стремятся в прошлое
– Люди забывают. Поколение свидетелей, живших в 50-х, уже ушло, остались те, кто был в то время маленьким ребенком, как, например, писательница Мария Войтешонок из книги "Время секонд-хенд". Все становится относительным. Те, кто пережил погромы и террор, уже не могут возвысить голос. Это с одной стороны. С другой стороны, человек – очень проблемное существо. Тогда, когда он долгое время не был свободным, а, значит, не имел возможности укорениться, например, как это происходило в Великобритании или Соединенных Штатах (тоже с проблемами, но этот процесс там все-таки происходил), человек постоянно возвращается в то время, когда он мог все-таки пустить корни, знал, что он делает и как это надо делать, знал, что если будет делать то, что от него хочет кто-то другой, его оставят в покое. Мне кажется, такое мышление свойственно людям старшего поколения. Молодое поколение, к которому отношусь и я, даже не знает, что вот так вот жили. Мы живем в такую ускоренную эпоху, что даже не можем представить себе, как все было, что раньше даже бананы можно было купить только на Рождество. Сегодня представить себе это просто невозможно. То есть мое поколение о прошлом не знает ровным счетом ничего и отчасти поэтому выбирает дешевые и простые лозунги. Конечно, никто не хочет вернуться в коммунизм, но есть и другие возможности, как разложить свободное либеральное общество и добиться того, чтобы медленно и уверенно наступал тоталитаризм. Я, говоря об этом, осознаю, что слово "тоталитаризм" имеет определенное значение и его нужно очень осторожно употреблять, сравнивая определенные временные периоды. Но сентиментальность абсолютно очевидна, она дает объяснение, почему люди стремятся в прошлое. Это проще, чем оценивать критически. Бороться за свободу сложнее.
– Ваша постановка появляется в Чехии в тот момент, когда часть нынешних политиков, в том числе, и президент Милош Земан, играет на чувствах общества, о которых вы говорите. Связано ли ваше решение обратиться именно к книге Алексиевич также с тем, что сейчас происходит в чешской политике?
– Наверное, одно вытекает из другого. Я не решился на постановку именно из-за того, что в Пражском Граде теперь сидит Земан. Мой интерес к вопросам, о которых я говорил, к истории, возник уже давно. И книга помогла моим размышлениям над самим собой. Я думаю, что само по себе существование Земана не было бы проблемой, если бы люди не верили его словам. Проблема не в том, что кто-то что-то говорит, проблема в том, что большая часть людей верит этому, что не умеет критически оценивать информацию, которую получает.