415 лет назад, 28 октября 1602 года, в Москве от неведомой болезни неожиданно умер жених Ксении Годуновой, 19-летний принц Иоанн Шлезвиг-Гольштейнский. Есть подозрения, что он был отравлен. Надежды царя Бориса на европеизацию царства посредством династического брака рухнули. Впереди у Руси было Смутное время.
Борис Годунов вступил на престол при благоприятных внешних обстоятельствах. Самые опасные европейские соседи Руси, Швеция и Польша, находились во враждебных отношениях и обе искали союза с московским царем. Целью же русской политики на севере Европы было обладание Ливонией, разделенной между Швецией и польско-литовской унией – Речью Посполитой. Однако царь Борис, пишет Сергей Соловьев, "боялся войны: сам не имел ни духа ратного, ни способностей воинских, воеводам не доверял, страшился неудачею затмить свое прежнее, счастливое в глазах народа правление".
Он надеялся добиться своего искусной дипломатией. Ему грезилось окончательное освобождение Руси от наследия трехвекового ордынского ига. Задолго до Петра он думал о модернизации деспотии, доставшейся ему от Ивана Грозного. Составной частью этих планов был проект династического брака единственной дочери царя Ксении Борисовны.
Первым кандидатом на руку царевны стал шведский принц Густав – в некотором смысле Гамлет, поскольку его отец король Эрик XIV был свергнут его дядей Юханом. Густав жил в изгнании, скитался по Европе и терпел нужду.
Борис Годунов рассчитывал, что Швеция откажется от своей части Ливонии в обмен на обещание Густава не претендовать на шведскую корону, а в дальнейшем планировал сделать его правителем вассальной Ливонии. Регент Швеции, впоследствии король Карл IX, действительно опасался таких претензий. В августе 1599 года принца Густава с большой помпой встречали в Москве. Царь обещал дать ему в удел Калугу и еще три города, пожаловал дом с прислугой и всеми припасами, осыпал драгоценными подарками и окружил почетом. Николай Карамзин сообщает:
Этот портрет неизвестного работы Абрахама Вухтерса условно считается изображением принца Густава. 1880
Он имел достоинства: душевное благородство, искренность, сведения редкие в науках, особенно в химии, так что заслужил имя второго Феофраста Парацельса; знал языки, кроме Шведского и Славянского, Италиянский, Немецкий, Французский; много видел в свете, с умом любопытным, и говорил приятно.
Однако вскоре Борис охладел к Густаву: принц не желал принимать участие в интригах Москвы. В русских источниках обычно говорится, что главными причинами неудачи этого сватовства были нежелание Густава принять православную веру и вызывающее поведение: он будто бы привез с собой любовницу, которая разъезжала в таком экипаже и с такой свитой, какие полагались лишь царице. Принцу объявили о немилости царя. Вместо Калуги он получил в удел Углич. При Димитрии Густава перевели в Ярославль, при Василии Шуйском – в Кашин, где он и скончался 38 лет от роду в феврале 1607 года.
Автор "Московский хроники" немецкий негоциант Конрад Буссов сообщает по этому поводу:
Шлюхи до добра не доводят... На своем смертном одре герцог очень жаловался на свою сожительницу Катерину (которую он вместе с ее мужем привез в Россию из Данцига) из-за того, что она им так завладела, что он не только не имел силы ее покинуть, но даже следовал больше ее советам, чем благоволению царя, почему она и является началом и причиной всех его бед и несчастий.
Современные исследователи считают, что никакой сожительницы не существовало – ее выдумал, подделав документ, один шведский историк-любитель, пытаясь таким образом доказать собственное королевское происхождение.
Принц Ганс. Рисунок неизвестного художника. 1857
Следующим женихом Ксении Годуновой стал принц Иоанн (Ганс) Шлезвиг-Гольштейнский, брат датского короля Кристиана IV. Дания была тогда для Московии важнейшим стратегическим партнером, уступавшим по значению лишь Священной Римской империи. Инициатива сватовства принадлежала царю Борису. В октябре 1601 года он отправил в Копенгаген посольство в составе думного дворянина Ивана Ржевского и дьяка Посольского приказа Посника Дмитриева, имевших при себе портрет великой княжны, а также крестоцеловальную запись, то есть клятвенное обещание царя. В этом документе подробно перечислялись уделы и угодья, которые принц Иоанн получит в приданое. Борис обещал также "у пресветлейшего у королевича у Югана и тех, которые с ним будут, веры не отняти" и позволить ему иметь домашнюю церковь для совершения обрядов и таинств "по датцкой вере".
В августе следующего года принц Иоанн на шести кораблях, с большой свитой прибыл морем в Нарву и в сентябре был в Москве.
В день, назначенный для въезда герцога, в Москве с раннего утра велено было бирючам (глашатаям. – В. А.) повсюду объявить, чтобы все иноземцы в Москве, а также все жители – бояре, дворяне, приказные, купцы и простолюдины – оделись как можно красивее каждый в самое лучшее платье, и чтобы все оставили в тот день всякую работу и шли в поле за Москву встречать брата короля датского.
Свидетельствует очевидец, голландский купец и дипломат Исаак Масса. Сопровождавший принца дипломат Аксель Гюльденстиерне подтверждает чрезвычайную пышность встречи: "Когда мы въезжали в город... давка от пеших и конных была невообразимая, и предполагали, что во время этого въезда множество бедного люда было задавлено до смерти".
28 сентября состоялась аудиенция и большой парадный обед у царя, а затем наступило унылое ожидание. Царь, говорили датчанам, отбыл на богомолье, а на их слова о том, что "герцог Ганс сильно томится по женитьбе", отвечали, что дата свадьбы никому, кроме государя, неведома.
В драме А. К. Толстого "Царь Борис" принц, царевич Федор и Ксения проводят время в совместных занятиях, разговорах и мечтах о будущем. Это не соответствует имеющимся источникам. В царских палатах герцог был один раз, с Ксенией там не встречался (но познакомился с ее братом), и она у него на подворье, конечно, не бывала. Однако Ксения и ее мать во время приема в Грановитой палате видели или могли видеть Ганса-Иоанна украдкой. Как пишет Исаак Масса, "царица и молодая княжна видели герцога сквозь смотрельную решетку". Такая решетка действительно существовала. Иван Забелин в книге "Домашний быт русских царей" сообщает:
Из этого-то тайника, сквозь смотрильную решетку, царица, малолетние царевичи, старшие и младшие царевны и другие родственницы государыни смотрели на великолепные церемонии, происходившие в палате. Особенно часто они присутствовали, скрытые таким образом, при посольских аудиенциях.
Но личного контакта у Ксении и Ганса не было. Вообще при всей роскоши приема и обслуживания режим посольству установили строгий. Отчасти это объяснялось карантинными мерами в связи со свирепствовавшей в Москве холерой. От царского двора к герцогу приставлен был родственник царя Бориса, которого Гюльденстиерне называет Симеоном Микитичем. Это, безусловно, окольничий Семен Никитич Годунов – троюродный брат царя, ведавший политическим сыском и Аптекарским приказом.
Вскоре герцог заболел, слег и в конце концов умер. От какой болезни – непонятно. Присланные царем лекари рекомендовали "всего более остерегаться, чтобы на него не пахнуло снаружи воздухом". Навестивший герцога царь строго вопрошал приближенных: "Охраняли ли вы его от сквозного ветра?"
Но судя и по симптомам, и по действиям врачей вряд ли это была холера. Медики (все пятеро иностранцы) затруднялись поставить точный диагноз. Более того, в критический момент болезни Семен Никитич стал вмешиваться в лечение, как рассказывает Гюльденстиерне:
В этот день все доктора решили поставить моему господину промывательное, что и исполнили, но когда это уже было сделано, к послам пришел Симеон Микитич и по приказанию Царя просил их запретить докторам ставить герцогу Гансу означенное промывательное.
Разве при холере промывают желудок? "Доктора и Микитич крупно между собою спорили", – свидетельствует Гюльденстиерне.
Василий Суриков. Царевна Ксения Годунова у портрета умершего жениха королевича. Эскиз ненаписанной картины. 1881
Царь Борис побывал у одра болезни дважды. Оба раза он горько сокрушался и "просил герцога сказать ему доброе слово, чтоб обнадежить относительно своего здоровья". "Но герцог Ганс, – сообщает Гюльденстиерне, – лежал себе и ничего удобопонятного сказать не мог". Так было при первом визите, а при втором больной "два или три раза весьма быстро и с силою поднялся в постели и повернул голову к царю, но ничего понятного сказать не мог".
В пьесе Толстого принц становится жертвой отравления. По велению царицы это делает боярыня Василиса Волохова, бывшая мамка царевича Димитрия, с помощью какого-то особого корня. Царица же, дочь Малюты Скуратова, недовольна тем, что Ксению выдают за "немчина", а кроме того, что этот немчин со своими приближенными слишком рьяно обсуждают обстоятельства чудесного спасения "царенка" – царевича Димитрия. (Это анахронизм: датский жених Ксении скончался прежде первых известий о Самозванце.)
"Царь Борис". Спектакль Государственного академического Малого театра. Режиссер Владимир Бейлис. Царица Мария – Нелли Корниенко. Василиса Волохова – Муза Седова. 1993
Исаак Масса пишет о недовольстве бояр:
Некоторые вельможи также были весьма раздосадованы тем, что иноземец и нехристь, каким они почитают всякого иноземца, будет властвовать в их стране и женится на царской дочери, да и они, верно, желали ему смерти, но не смели много говорить.
Одним из этих недовольных был, по сведениям Массы, Семен Годунов:
Семен Никитич Годунов говорил, царь верно обезумел, что выдает свою дочь за латина и оказывает такую честь тому, кто недостоин быть в святой земле – так они называют свою землю.
А "Новый летописец" обвиняет в смерти "королевича" Бориса Годунова, по наущению которого действовал Семен Никитич:
Дошло то до царя Бориса, что его [королевича] любят всей землею. Он же ярости наполнился и зависти, и мыслил, что после смерти его не посадят сына его на царство, и начал королевича не любить, и, не пощадив дочери своей, повелел Семену Годунову над ним [королевичем] промыслить. Тот же боярин Семен Годунов, не боясь праведного суда Божия, начал окаянный удумывать. Королевич же впал в болезнь и прислал за докторами. Доктора же были у того боярина Семена в [Аптекарском] приказе. Он же их послал. Доктора же его [королевича] смотрели и, придя, возвестили Семену, что можно помочь. Он же на них посмотрел свирепым оком, и ничего им не сказал. Они же то провидели, что неугодно [излечить королевича]. Королевич же и умер не крещен [в православие].
Карамзин считал эту версию неправдоподобной:
Вероятно ли сказание нашего Летописца, что Борис внутренно не жалел о смерти Иоанна, будто бы завидуя общей к нему любви Россиян и страшася оставить в нем совместника для юного Феодора; что медики, узнав тайную мысль Царя, не смели излечить больного? Но Царь хотел, чтобы Россияне любили его нареченного зятя: для того советовал ему быть приветливым и следовать нашим обычаям; хотел без сомнения и счастия Ксении; давал сим браком новый блеск, новую твердость своему дому, и не мог переменить мыслей в три недели: устрашиться, чего желал; видеть, чего не предвидел, и вверить столь гнусную тайну зла придворным врачам-иноземцам, коих он, по смерти Иоанновой, долго не пускал к себе на глаза, и которые лечили Герцога вместе с его собственными, Датскими врачами. Свидетели сей болезни, чиновники Христианова двора, издали в свет ее верное описание, доказывая, что все способы искусства, хотя и без успеха, были употреблены для спасения Иоаннова. Нет, Борис крушился тогда без лицемерия и чувствовал, может быть, казнь Небесную в совести, готовив счастие для милой дочери и видя ее вдовою в невестах; отвергнул украшения Царские, надел ризу печали и долго изъявлял глубокое уныние...
Для царя Бориса смерть Ганса-Иоанна стала тяжелым ударом. Он долго не хотел смириться с крахом своих надежд. В январе 1603 года Борис просил короля Кристиана посватать за Ксению одного из его кузенов, в июне послал новую грамоту с напоминанием. Король ответил согласием и послал в Москву портрет двоюродного брата, который не прочь был отправиться на Русь ради богатейшего Тверского княжества, отдававшегося в приданое, – Филиппа Шлезвиг-Гольштейнского. В сентябре Борис благодарил Кристиана за присылку "парсоны", но на этом сношения монархов прервались. Следующую грамоту Кристиан получил уже от царя Василия Шуйского в июне 1606 года.