Михаил Эпштейн – культуролог и философ, автор десятков книг, среди которых "Великая Совь", "Слово и молчание", "От совка к бобку" – о том, как революция обращает вспять ход истории.
Не стихают споры о природе русской революции. Была ли она истинно социалистической? Произошла ли она по Карлу Марксу или вопреки ему? Ответ можно найти между строк у самих основоположников, хотя они сами старались уклониться от него.
Обычно марксистская периодизация общественно-экономических формаций сводится к знаменитой "пятичленке". Она была канонизирована И. Сталиным в главе "О диалектическом и историческом материализме" для "Краткого курса истории ВКП(б)", изданного в 1938 году: "Истории известны пять основных типов производственных отношений: первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, социалистический". Напомним, что социализм считался первой фазой высшей формации – коммунистической.
Таков был краеугольный камень советского марксизма. Однако сам Маркс, как известно, спорадически включал в схему исторического развития еще одну формацию, которую он обозначал как "азиатскую", или "азиатский способ производства". "В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации" ("К критике политической экономии", 1859).
Азиатский способ следовал за первобытно-общинным и предшествовал античному, или рабовладельческому, как более прогрессивному. Дело в том, что рабовладение уже предполагает развитую частную собственность на средства производства, тогда как в азиатской формации частный субъект еще отсутствует, основные средства производства и земля принадлежат государству, а фактически – царю, императору, богдыхану и их бюрократии.
В третьем томе "Капитала" Маркс пишет:
"Если не частные земельные собственники, а государство непосредственно противостоит непосредственным производителям, как это наблюдается в Азии, в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, то рента и налог совпадают, или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной ренты... Государство здесь – верховный собственник земли. Суверенитет здесь – земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует никакой частной земельной собственности, хотя существует как частное, так и общинное владение и пользование землей". (Глава 47).
Следует подчеркнуть, что даже рабовладение, с точки зрения марксизма, представляет значительный прогресс по сравнению с "восточной деспотией", как назвал эту систему Энгельс, указывая в том числе на Россию. Он писал в "Анти-Дюринге":
"...Введение рабства при тогдашних условиях было большим шагом вперед.... Древние общины там, где они продолжали существовать, составляли в течение тысячелетий основу самой грубой государственной формы, восточного деспотизма, от Индии до России. Только там, где они разложились, народы двинулись собственными силами вперед по пути развития, и их ближайший экономический прогресс состоял в увеличении и дальнейшем развитии производства посредством рабского труда".
Женщины-заключенные в СССР. Середина 60-х годов XX века
В 1957 году вышло в свет фундаментальное исследование германо-американского историка, а в прошлом марксиста и коммуниста Карла Августа Виттфогеля "Восточный деспотизм: сравнительное исследование тотальной власти".[1] Опираясь на понятие азиатского способа производства, введенное Марксом, Виттфогель указал на общие черты восточных деспотий:
- отсутствие частной собственности на землю;
- отсутствие рыночной конкуренции и частной собственности в целом;
- общинный характер производства и обмена, трудовые армии;
- нераздельность государственной власти и собственности
- эксплуатация государством дешевой рабочей силы, прямое принуждение широких масс производителей к тяжелому неквалифицированному физическому труду;
- абсолютная власть государственной бюрократии, управляемой из центра;
- абсолютная власть правителя, возглавляющего бюрократическую систему.
Не правда ли, это очень напоминает систему правления, построенную в СССР и затем распространенную на весь "лагерь социализма", включая Азию (Китай, Вьетнам, Северную Корею) и Восточную Европу? Все население страны, грубо говоря, находится во власти государственной бюрократии, а та – во власти единоличного правителя. Отсюда и "культ личности", по странной прихоти неизменно возникающий в странах, казалось бы, приверженных принципу коллективизма и "общественной собственности на средства производства" (от Сталина до Мао Цзэдуна, от Хо Ши Мина до Ким Ир Сена, от Фиделя Кастро до Чаушеску и др.). Не случайно тема "азиатского способа производства", едва просочившись в 1930-е годы в дискуссии советских марксистов, была тут же высочайше закрыта: слишком очевидны были параллели с "первым в истории социалистическим государством". Азиатское общество стало рассматриваться в советской науке как античное, рабовладельческое, хотя Маркс в своей рукописи "Формы, предшествующие капиталистическому производству" (1857–61) специально подчеркивает, что "это не относится, например, к Востоку при существующем там поголовном рабстве". Поголовное рабство у деспотического государства стадиально предшествует рабовладению как институту частной собственности.
Означает ли это, что большевистская революция произошла вопреки марксистскому учению – в силу географической и исторической близости России к Азии и под давлением ордынского и крепостнического наследия? Маркс ведь предназначал теорию коммунизма для применения в наиболее развитых капиталистических странах, а в России революция уничтожила слабые ростки капитализма и отбросила страну не то что в рабовладельчество, а в еще более примитивную систему "восточного деспотизма".
Некоторые западные марксисты так и считают: Ленин, а в большей степени Сталин – исказители первородного марксизма. И тогда можно с облегчением вздохнуть, ведь марксизм не отвечает за свои позднейшие искажения. И пусть он нигде и никогда в своем непогрешимо-передовом виде не был реализован – только в виде грубейших, азиатско-деспотических извращений, – но все-таки коммунизм, каким он изначально виделся основоположникам, в этом случае может оставаться заветной целью и светлой мечтой человечества.
Об "азиатском способе производства" и его месте в марксизме существует обширная литература.[2] Поскольку я не экономист и не историк, я не претендую на общетеоретическое решение этого вопроса. Я хочу лишь заострить внимание на том, что это понятие, выдвинутое Марксом, позволяет не только объяснить "деспотические" итоги марксистских революций в азиатских и полуазиатских странах, но и вступает в противоречие с его собственным учением о коммунизме, точнее, обнажает постыдную тайну этого учения, компрометирует его.
Показательно, что не только советские историки, но и сами основоположники марксизма не торопились выдвинуть понятие "азиатского способа производства" на видное место в своей теории формаций. Начиная с 1850-х годов оно проскальзывало в набросках, в переписке, в незаконченных рукописях, но не выступало на первый план. Казалось, Маркс и Энгельс что-то скрывают если не от самих себя, то от своих сподвижников и последователей. "Манифест коммунистической партии" (1848), где перечислены основные общественно-экономические формации и их антагонистические классы: свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, буржуа и пролетарий, – умалчивает об азиатской формации. Не потому ли, что могло бы обнажиться поразительное сходство между нею – и целями коммунистической революции? Если отбросить утопический флер, то коммунизм, по мысли его основоположников, не что иное, как переход всей собственности в руки государства. Маркс и Энгельс прямо говорят об этом в самой конкретной части "Манифеста коммунистической партии", в конце второй главы, где обсуждаются основные меры, которые должны быть предприняты революцией. Приведу развернутую цитату:
"Коммунистическая революция есть самый решительный разрыв с унаследованными от прошлого отношениями собственности; неудивительно, что в ходе своего развития она самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого. (...)
Эти мероприятия будут, конечно, различны в различных странах.
Однако в наиболее передовых странах могут быть почти повсеместно применены следующие меры:
1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов.
2. Высокий прогрессивный налог.
3. Отмена права наследования.
4. Конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников.
5. Централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.
6. Централизация всего транспорта в руках государства.
7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану.
8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия.
9. Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней.
10. Общественное и бесплатное воспитание всех детей..."
Во всех десяти программных пунктах варьируется один мотив: централизация, разрастание роли государства и его неограниченная власть над обществом и всеми производительными силами. Не забыто даже понятие деспотии: "Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения..."
Представим, что в манифест было бы включено упоминание азиатской формации, как ее позднее характеризовал сам Маркс: "Государство здесь – верховный собственник земли. Суверенитет здесь – земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. ...Не существует никакой частной земельной собственности..." Тогда легко было бы запутаться: откуда и куда движется человечество? И почему тот способ производства, который выставлен как самый отсталый, уступающий даже рабовладельчеству, вдруг вырастает в сияющую вершину исторического прогресса? Получилось бы, по Марксу и Энгельсу, что "наиболее передовые страны", такие как Англия, Германия, США, призваны совершить коммунистическую революцию, руководствуясь тем образцом, который представляет "азиатский способ производства".
Сходство прослеживается вплоть до деталей: в азиатском государстве "в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, рента и налог совпадают" (Маркс). В коммунистическом: "экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов" (Маркс и Энгельс). Правда, предполагается еще и "высокий прогрессивный налог", но это для того, чтобы государство могло благополучно отнять у собственников то, что они приобрели в капиталистической формации.
Таким образом, один парадокс накладывается на другой, еще более глубокий. "Социализм", построенный в результате русской революции и затем охвативший треть мира, действительно оказался подозрительно похожим на восточную деспотию. Но это произошло не в результате отклонения от предначертаний марксизма, а в итоге их последовательного воплощения, ибо ничто иное и не предполагалось "Манифестом коммунистической партии".
Поэтому совершенно нелепой, приклеенной выглядит знаменитая концовка этой главы: "На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех". Откуда берется "свободное развитие каждого", если всеми предыдущими тезисами у этого "каждого" отнята частная собственность, земельный надел, право наследования и даже семья: провозглашается "общность жен" и "общественное воспитание детей"? Попытка соединить азиатский способ производства с протестантско-романтическим, глубинно европейским понятием свободного развития личности – это удивительный случай гротеска, по-своему уникальный в истории социально-политических учений.
А дальше свой вклад в этот гротескный марксизм внес В. И. Ленин своей книгой "Государство и революция", с одной стороны, доктринерски марксистской ("диктатура пролетариата"), а с другой – совершенно фантастической по тем конкретным политическим мерам, к которым она призывала. Теорию от практики отделял всего один месяц, в сентябре 1917-го книга была завершена, а уже в октябре грянула революция. Вот как Ленин предвидел эту диктатуру в действии:
"Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного "синдиката". Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы, и получали поровну. Учет этого, контроль за этим упрощен капитализмом до чрезвычайности, до необыкновенно простых, всякому грамотному человеку доступных операций наблюдения и записи, знания четырех действий арифметики и выдачи соответственных расписок".
Так и видишь, как большевики, придя к власти, займутся четырьмя арифметическими действиями и выдачей расписок. Очевидна полная фантасмагоричность этих идей – не только в свете последующей истории, но и заведомо, в рамках логики и здравого смысла. "Вооруженные рабочие" (лейтмотив всей ленинской книги) – они кто, рабочие или военные? Одной рукой точат детали, а другой – стреляют? Много ли пролетариев приняло участие в управлении государством при "диктатуре пролетариата"? Как известно, итогом Октябрьской революции стало возрождение азиатского способа производства на основе индустриальных технологий ХХ века. А это и есть гротеск в прямом смысле слова: уродливо-трагикомическое сочетание несочетаемого...
*********
[1] Karl A. Wittfogel. Oriental Despotism: A Comparative Study of Total Power(New Haven and London: Yale University Press, 1957). Одной из структурных причин возникновения такого способа производства Виттфогель считает необходимость больших ирригационных мероприятий, требующих концентрации всех средств производства в руках государств — он их даже называет "ирригационными империями" (hydraulic empires). Рассматривая не только Азию, но и государства Древнего Востока и Южной Америки, Виттфогель заключает, что в СССР был построен современный вариант деспотии, основанной на "азиатском способе производства".
[2] Дискуссия приобрела особо острый характер в 1970–1980-е годы, на закате коммунистической эры. Hindess, Barry, and Paul Hirst. Pre-capitalist Modes of Production. London: Routledge and Kegan Paul, 1975; Sawer, Marian. Marxism and the Question of the Asiatic Mode of Production. The Hague: Nijhoff, 1977; Godelier, Maurice. The Concept of the “Asiatic Mode of Production” and Marxist Models of Social Evolution. In Relations of Production: Marxist Approaches to Economic Anthropology, ed. David Seddon, London: Frank Cass, 1978, 209-257; Dunn, Stephen P. The Fall and Rise of the Asiatic Mode of Production. London: Routledge and Kegan Paul, 1982; Качановский Ю. В. Рабовладение, феодализм или азиатский способ производства? M., Наука, 1971. С немарксистских позиций в СССР первым об этом написал И. Р. Шафаревич в своей книге "Социализм как явление мировой истории" (Париж: YMCA-Press, 1977).