Александр Генис: В эфире - диалог на Бродвее, который мы с культурологом и музыковедом ведем в бродвейской студии Радио Свобода. Соломон, о чем говорят на Бродвее?
Соломон Волков: О премьере в Метрополитен. На Бродвее оживленно обсуждают только что прошедшую премьеру — оперу английского композитора, он родился в 1971 году, то есть ему 46 лет, по имени Томас Адес. Это сейчас очень популярный композитор в области серьезной музыки.
Александр Генис: И в области оперного искусства. Его опера «Буря» уже прошла в Метрополитен.
Соломон Волков: И вот в главном американском оперном театре Метрополитен Опера вторая премьера оперы Адеса, на сей раз эта опера называется «Ангел-истребитель». Конечно, наши слушатели должны вспомнить о фильме Луиса Бунюэля, испанского режиссера, который сделал этот фильм в Мексике, где он был в изгнании, по-моему, чуть ли не 20 лет, скрывался там от Франко и его режима, потом вернулся в Испанию. Кстати, именно с этого фильма началось возвращение Бунюэля в Испанию, потому что премьера фильма прошла в Испании.
Александр Генис: Этот фильм принес ему новую славу. Но сам фильм снимался с мексиканским продюсером, в Мексике на медные деньги. Бунюэль вспоминал, что у них не было денег на салфетки. Поскольку дело происходит за обедом, то были бумажные салфетки, а салфетка нужна была матерчатая, потому что это была важная часть сюжетного действия.
Соломон Волков: Изображено же великосветское общество.
Александр Генис: Конечно, это элита, которая возвращается с оперного спектакля, что важно, они должны пообедать, но после трапезы не могут выйти из дома. Вот, собственно, все содержание фильма. Оно укладывается в сюрреалистическую психологию и метафизику, если угодно.
Соломон Волков: Фильм незабываемый, мы-то с вами его помним. Он на меня произвел сильнейшее впечатление.
Александр Генис: Важно, что он не стареет, в отличие от других фильмов Бунюэля, которые по-разному пережили свое время.
Соломон Волков: Как вам «Виридиана», кстати?
Александр Генис: «Виридиана» мне очень нравится, я считаю, что это великий фильм. Но, скажем, я недавно нашел с трудом старый фильм «Робинзон», который поставил тоже Бунюэль в Мексике. Мне было абсолютно непонятно, что там бунюэльевского. Даже его более поздние фильмы, такие, как «Скромное обаяние буржуазии», которые принесли ему настоящую славу, сегодня кажутся немножко устаревшими, потому что их антибуржуазный пафос, характерный для 60-х, кажется старомодным. А вот «Ангел-истребитель» никоим образом не устарел, по тем же причинам, по которым не может устареть Кафка. Что ведь главное в фильме? Вопрос - почему? Кстати, почему нужна салфетка? Потому что они сидят, обедают. Кстати, эту несчастную салфетку принесла женщина-ассистент из своего дома, потому что у них не было денег ее купить, что говорит о том, что необязательно нужно 50 миллионов тратить на фильм или 200 миллионов, как это происходит сегодня. Проблема в том, что гости не могут выйти. Почему — мы никогда не узнаем. От того, что они оказались заперты, все начинают звереть и потихонечку весь этот буржуазный лоск с них спадает.
Соломон Волков: Кто-то умирает, двое любовников кончают жизнь самоубийством. Кошмар.
Александр Генис: Чинный обед оборачивается трагедией. Многие сравнивают это фильм с романом Голдинга «Повелитель мух».
Соломон Волков: «Повелитель мух» плюс «В ожидании Годо».
Александр Генис: Совершенно верно. Но больше всего мне это напоминает Кафку. И Бунюэль и Кафка изображают крайне натуралистически какую-то ситуацию. Мы знаем все, мы все видим, мы все понимаем, потому что это все предельно ясно, тут нет никаких хитрых поворотов камеры, никакого тумана, все ясно, кроме одного — мы не понимаем причин того, что происходит.
Соломон Волков: Мы не понимаем, почему они не могут выйти.
Александр Генис: Мы не знаем, почему это произошло. Мы никогда не узнаем, почему Замза превратился в насекомое, мы никогда не узнаем, за что приговорили к смерти К., героя «Процесса». Но именно этот дефицит информации ставит нас в очень понятную каждому позицию: мы ведь все не знаем, почему оказались в этом мире и на каких условиях в нем живем. Именно эта общечеловеческая ситуация делает и фильм Бюнуэля бессмертным.
Более того, сама по себе ситуация настолько соблазнительна для искусства, что по странному, просто уникальному совпадению сейчас над тем же сюжетом работает американский композитор Сондхайм, который создает сейчас мюзикл на тему «Ангела-истребителя», который он объединил это с мотивами из фильма «Скромное обаяние буржуазии». То есть Бунюэль дважды будет фигурировать на нью-йоркской сцене в музыкальных пьесах.
Соломон Волков: Когда Бунюэль сделал этот фильм, то он говорил, что его вдохновила известная картина Жерико, французского романтика, «Плот “Медузы», кошмарная ситуация гибели группы людей.
Александр Генис: «Плот “Медузы» изображает людей, спасшихся с корабля, только никуда они не спаслись, ибо все обречены погибнуть.
Соломон Волков: Задним числом, когда ты послушаешь оперу, то понятно, что это - благодарный сюжет для оперы. Там сочетается все, что нужно в опере: эксцентрический юмор, и политическая сатира, и эстетика кошмаров, это и сказка, это и хорор, нечто макабрическое. На самом деле это очень оперный сюжет. Но, конечно, идея первоначальная была очень смелой. Адес вообще - смелый композитор. Он, кстати, и превосходный пианист, и прекрасный дирижер. Дирижировал этой премьерой он сам. Оркестрантам нравится, как он это делает, он очень чутко относится к оркестру и извлекает из него все нужные эффекты. Партитура, конечно, очень сложная. Мы с вами говорили в одной из наших передач о композиторе Леониде Десятникове, Десятников сам себя определяет как минималиста с человеческим лицом...
Александр Генис: Вы заметили, что в 21 веке все художник хотят быть с человеческим лицом? Наконец-то.
Соломон Волков: ... а Адеса я бы обозначил как экспрессиониста с человеческим лицом. Его музыка, безусловно, экспрессионистская, но в то же время она приемлема для зрителей.
С операми, я не устаю повторять, ситуация странная в современном мире. Директора театров оглядываются на прессу, раньше меня это удивляло и раздражало даже. Потому что я рассуждал так: конечно, критикам скучно слушать все время «Травиату», они хотят нового, и они ратуют за это новое. Но почему обязательно директора театров должны к ним прислушиваться? А прислушиваются директора, как я сравнительно недавно наконец понял, потому что критика создает некоторое общественное мнение, а общественное мнение в свою очередь влияет на продажи. У театра должна быть репутация современного учреждения, а не такого, что сидит где-то в прошлом. Потому что есть аудитория, которая всегда будет противиться нововведениям, есть аудитория, которая будет всегда скептически оценивать новые произведения, и я отношусь к этой части аудитории. А есть часть аудитории, которой нужно все время показывать что-то новенькое, необычное и такое, тут это важно подчеркнуть, вокруг чего создается определенный шум. Пускай это даже будет контроверза, но чтобы шумели, чтобы было событие, чтобы можно было сказать, что ты посетил спектакль и был, как говорится, на передовой культуры.
Александр Генис: Ну что же, я прекрасно могу понять соблазн такого ощущение. Соломон, скажите, сам по себе факт, что кино становится оперой, не кажется вам странным? Подходит ли фильм в качестве либретто?
Соломон Волков: Это же не фильм — это же пьеса. У Бунюэля - пьеса, снятая на пленку, причем, по необходимости, у Бунюэля не было ни денег, ни возможности, сделать развернутые съемки на пленэре, чтобы автомобили ездили, самолеты что-то сбрасывали, как сделал бы на его месте любой американский режиссер с большим бюджетом, как вы правильно сказал. Он вынужденным образом снял нечто, что происходит в одной комнате, где есть только главный гениальный сюрреалистический штрих:из этой проклятой комнаты они никак не могут выйти. И на этом все основано, вокруг этого все вертится. Поэтому эта вынужденная бедность оказалось плюсом для оперы. Поэтому, кстати, что у Адеса были проблемы — у Бунюэля очень много персонажей.
Александр Генис: 17 персонажей в фильме.
Соломон Волков: А в опере, по-моему, 15, как я посчитал, и хор есть еще.
Александр Генис: Когда так много людей на сцене, очень непросто их отличить друг от друга. Тем более, что они все время на сцене - выйти же они не могут.
Соломон Волков: Вот это была главная проблема для Адеса, он старался каждому дать такую вокальную характеристику, которая бы его выделяла с тем, что каждый раз, когда этот певец вступает, ты бы его отличал.
Александр Генис: Это сложная задача.
Соломон Волков: Но легче, чем в пьесе, Адес сам об этом говорил. В пьесе это - все диалог, там не так легко отличить тембр голоса одного от тембра голоса другого, а в опере, помимо того, что мы видим, что это персонаж такой-то, актер такой-то, он еще каждому дает яркую музыкальную характеристику, и мы вспоминаем: такой тембр, такая мелодика связана с данным персонажем.
Александр Генис: Соломон, вы говорите, что в целом скептически относитесь к подобным экспериментам. Метрополитен каждый год заказывает новые оперы, но на следующий год они исчезают из репертуара — это сплошь и рядом происходит. И все-таки это продолжается и правильно, потому что театр не должен быть музеем. Вернее, я бы сказал, что пусть будут отдельные театры-музеи, в Венеции, например. Но это город-музей, там нельзя ставить новые памятники. Прекрасно, можно было бы такой театр создать, где не идут оперы, написанные после ХХ века, только такое. Но поскольку таких театров не существует, то будем доброжелательны по отношению к новичкам на оперной сцене.
Скажите, а каких опер вам не хватает? Были бы вы богом музыки, какие бы оперы вы велели написать?
Соломон Волков: Если я был бы богом от музыки, то я бы весь оперный репертуар уничтожил, а оставил три оперы. Я могу даже вам их перечислить: «Отелло» Верди, я бы оставил «Травиату», «Кармен» и «Тоску».
Александр Генис: Четыре.
Соломон Волков: Из Верди уничтожаю «Травиату» тоже, оставляю «Отелло», «Кармен» и «Тоску».
Александр Генис: Ну это - злой бог, манихейство этакое. А если бы вы были добрым богом, какую бы оперу вы заказали?
Соломон Волков: Если я был бы руководителем современного оперного театра, особенно в России, то я бы заказал оперы, я сейчас импровизирую, конечно, на следующие сюжеты. Во-первых, это бы я сделал первым, я бы заказал оперу по «Дню опричника» Сорокина, я считаю, что это была бы замечательная опера, Сорокин бы сам и написал замечательное либретто.
Александр Генис: Для Десятникова?
Соломон Волков: Да, очень бы было здорово. Десятников, насколько я знаю, но не буду выдавать секретов, пишет сейчас оперу для одного из московских театров на очень интересный сюжет. Затем я бы сделал оперу, по-моему, никогда опера по этому произведению не появлялась — по роману «Мы» Замятина. Мне кажется, что там сюжет предоставляет очень благодарные возможности.
Александр Генис: Любопытная идея.
Соломон Волков: И наконец, мое третье предложение было бы, не знаю, согласитесь вы или нет, сделать оперу по «Азазель» Акунина.
Александр Генис: Возможно.
Соломон Волков: Там было бы то соединение детектива...
Александр Генис: С пассеизмом.
Соломон Волков: И с японизмом.
А какие вы бы три произведения предложили для использования в опере?
Александр Генис: Я бы три не решился предлагать, потому что я такой маленький бог, на три не взойду, но одну оперу я хотел бы увидеть точно на сцене — это «Москва-Петушки». Вот уже любимое всеми произведение, которое, как “Горе от ума”, разошлось на цитаты. Я даже знаю, кому ее заказать — Щедрину.
Соломон Волков: Он ведь уже написал симфонический фрагмент под названием «Москва-Петушки», который прозвучал и пользовался успехом. Может быть Родион Константинович напишет нам такую оперу, будем ждать. А пока послушаем отрывок из той оперы, премьера которой состоялась только что в Метрополитен: «Ангел-истребитель».
(Музыка)
Александр Генис: Книжная полка.
Соломон Волков: Саша, на сей раз хочу спросить у вас: что у вас на книжной полке?
Александр Генис: У меня на книжной полке любопытная новинка, она даже еще не новинка, потому что книга, кажется, еще не вышла. Мне прислали верстку из издательства “Новое Литературное Обозрение”, что очень любезно с их стороны. Ее автор - американист Ивана Курилла, и называется книга “Заклятые друзья”, и посвящена она российско-американским сюжетам. Я изучил эту книгу с большим интересом, потому что этими сюжетами и мы с вами занимаемся 40 лет.
Соломон Волков: Российско-американские сюжеты? Да!
Александр Генис: Ближе не бывает. Конечно, мне было крайне любопытно узнать, что думает по этому поводу российский специалист. Книга крайне своевременна, именно такой она и задумана. В предисловии автор пишет о том, что сейчас отношение к Америке в России чудовищное. Как это исправить? Фактами, правдой, рассказом о том, что происходило на протяжение многих лет между Россией и Америкой. Он просто-напросто рассказывает, о том, как все происходило, причем не только последние два поколения, а на протяжение всего времени существования США. Названия глав уже сами по себе говорят о содержании: «Зеркала. Образ Америки в России и образ России в Америке». Или такая глава: «Почему Россия ругает Америку, но хочет ею стать». Или такая: «США и модернизация России». Главная мысль автора заключается в сходстве России и Америки. Это постоянная и любимая идея всех, кто пишет на эту тему, во всяком случае в России: Россия и Америка — схожие державы, это два новых света, которые почти одновременно вошли в контакт с Европой. Россия хотела стать Европой, а Америка хотела отбиться от Европы. Но так или иначе они себя осознают по отношению к Европе.
Зеркальные сюжеты в этой книге традиционны и многочисленны: о огромные неосвоенные территории, есть вестерн, есть истерн, есть свои индейцы, есть историческая проблема освоения этих просторов — все это общее у Америки и России. Есть и общие страшные пятна в истории двух стран — это рабство и крепостное право, со времен Радищева, по крайней мере, проводилась эта параллель.
Еще один сквозной сюжет - зависть России к американской инженерной мысли. Чего я, например, не знал, но узнал из этой книги, что уже при Николае I, американские инженеры работали на постройке железных дорог в России. Представляете, как давно это было. Декабрист Муравьев использовал американскую конституцию для своего проекта. Вспоминает Курилла и о том, как Хрущев хотел перегнать Америку. Я помню эти события, меня всегда удивляло, что Хрущев хотел перегнать именно Америку, имея в виду, что остальных, ту же Европу, он уже перегнал.
Иван Курилла
Соломон Волков: Интересно, что он пишет о сталинском отношении к Америке? Оно ведь было совсем не таким, каким мы задним числом представляем себе.
Александр Генис: Да, конечно. Он пишет о том, что Америка всегда была моделью для модернизации у всех тоталитарных вождей России, включая Путина, который соперничает с Америкой, а скажем, не с Китаем, что было бы гораздо понятнее. В этом заключается державная психология российско-американских отношений.
Но меня, больше всего заинтересовали конкретные судьбы. Эта книга очень увлекательна как раз потому, что там рассказываются про жизнь людей, о которых я, честно говоря, ничего не знал, и думаю, что не только я. Ну, например, почему во Флориде есть Санкт-Петербург? Мы все знаем, что это большой флоридский город, но почему у него такое название? Оказывается, за этим стоит судьба Петра Алексеевича Дементьева, дворянина из России, который уехал во Флориду, став там Питером Дементсом. У него было три тысячи долларов с собой и на эти деньги он решил поучаствовать в апельсиновой горячке. Флорида была тогда просто болотом, но там росли апельсины. Дементьев хотел каким-то образом основать апельсиновую ферму, купил под нее землю. У него ничего не получилось, все апельсины померли. Но вместо этого сумел он построить лесопилку, а к ней провел железную дорогу, которая привела к созданию населенного пункта, который он и назвал Санкт-Петербургом. Дементьев много писал о своем опыте, эти книги очень внимательно читал Ленин, который как и все остальные советские вожди живо интересовался американским опытом.
Другая любопытная фигура, которую мы с вами хорошо знаем — это Сол Юрок, о котором очень много в книге говорится. В частности, Курилла вспоминает эпизод, о котором рассказывала Плисецкая. Во время гастролей советского балета в Америке балерины не могли позволить себе нормально поесть. Как сказала одна балерина: “Каждый раз, когда я в кафе ем салат, я думаю, что жую ботинки сына”. Сол Юрок догадался, что происходит, потому что он все-таки был российского происхождения, и организовал специальную столовую, где кормили артистов, потому что они просто ходили голодные. Курилла приводит эпиграмму Ростроповича:
Если ты умен и юрок,
не насилуй интеллекта,
нету лучшего агента,
чем великий наш Сол Юрок.
Стихи небольшие, но видно, как симпатично Ростропович относится к Юроку.
Таким образом автору проходит через всю историю советско-американских отношений. Единственная моя претензия к этой книге, заключается в том, что как многие российские авторы, он часто, как и мы с вами, преувеличивает влияние России на Америку. Может быть влияние Америки на Россию преувеличить трудно, но обратное влияние отнюдь не было столь огромным, как кажется автору. Например, Курилла объясняет позицию Картеру по отношению к нарушением правам человека в СССР тем, что Америка в то время переживала вьетнамский синдром, она была унижена, ей нужно было найти что-нибудь такое, на фоне чего она бы выиграла. То есть автор хочет сказать, что диссидентов Америка поддерживала, чтобы ей не напоминали про Вьетнам. Мне кажется, этот эпизод неправильно оценивается.
Соломон Волков: Но он перекликается с аналогичной историей, которую любил рассказывать Евтушенко о том, что ему сказал Роберт Кеннеди: Синявского и Даниэля советскому КГБ сдали американские разведслужбы именно с этой целью, чтобы разгорелся политический скандал, чтобы отвлечь внимание от вьетнамской ситуации. Так что вполне можно себе представить, что какие-то такие хитроумные люди в ЦРУ и осуществляли такие акции.
Александр Генис: Может быть. Но я предпочитаю не верить в данном случае Евтушенко, потому что, как известно, не все, что говорил Евгений Александрович, заслуживает доверия.
Соломон Волков: Это безусловно.
Александр Генис: Соломон, говоря о российско-американских сюжетах, какую книгу на эту тему вы бы выделили для себя, какая книга на вас оказала большое влияние?
Соломон Волков: Я читаю и перечитываю книгу Роберта Улама, известного американского историка, специализировавшегося на «холодной войне», о двух сверхдержавах, их взаимоотношениях, СССР и США.
Александр Генис: А из русских авторов?
Соломон Волков: У меня опять-таки стоят несколько книжек советских корреспондентов, которые писали об Америки, они по-своему любопытны, они отражают, конечно же, все штампы существующие того времени. Но в них есть много любопытных, забавных, а теперь с течением лет даже почти ностальгических моментов в американской жизни. Это были небездарные журналисты.
Александр Генис: Не знаю, не знаю, у меня есть тоже две такие книги, которые я страшно берегу, потому что это образец идиотизма сталинских времен. Одна книга того же времени называлась так: «Семеро против Америки». Речь идет о том, как семь журналистов путешествуют по Америке и обличают ее.
Соломон Волков: Эта книга была первой после очень длительного перерыва, когда вообще ничего об Америке не появилось. По-моему, это та группа, которая сопровождала Никиту Сергеевича Хрущева в Америку.
Александр Генис: Но из тех книг, наверное, самая знаменитая принадлежала Аджубею, начиналась она так: «В Советском Союзе все встают под музыку для зарядки, а Америку будит урок русского языка». Так что информация об Америке, как всегда, была скорее комической. Но таких книг с идиотскими вымыслами и сейчас вполне достаточно в России. Я давно думал о том, как хорошо бы написать книжку «Русские мифы и легенды об Америке». Мне кажется, что это был бы шедевр.
Соломон Волков: Напишите ее.
Александр Генис: Подумаем. А пока мы будем читать книгу Ивана Курилла «Российско-американские сюжеты». Скоро она появится на прилавках российских книжных магазинов, я очень советую ее не пропустить.