"Войны памятников" и памяти уже несколько лет сотрясают Европу и Америку. Этот год не стал исключением. Как обстояли и обстоят дела в Италии, стране древнейших памятников и гражданских войн позапрошлого столетия? Каким образом главный архитектор итальянского фашизма, Бенито Муссолини, изменил облик Рима? Что из муссолиниевской архитектуры римляне считают естественной частью города, а что – туристическим аттракционом? Рассказывает Александра Петрова, писатель, специалист по истории города, автор романа "Аппендикс", герои которого – римляне и эмигранты. Александра провела для нас экскурсию по итальянской столице под девизом "Рим Муссолини".
Подкаст "Вавилон Москва". Художник за работой. Из архива проекта.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– Что для меня было открытием, когда мы говорим о Риме Муссолини, это вовсе не грандиозные архитектурные проекты, типа того, что может видеть турист, – Дворец труда или что-нибудь в этом духе в Эурe, или довольно впечатляющий комплекс Университета, – а, как вы сказали, Александра, провалы и изъятия. Это то, что Муссолини изъял из Рима для того, чтобы организовать два или три шикарных проспекта, которые производят такой wow-эффект для любого туриста, который оказывается на площади Венеция. Что про эти изъятия можно сказать? Во-первых, две главные улицы, которые от площади Венеции отходят…
– На этом изъятия не заканчиваются. В самом начале своего правления Муссолини поставил вопрос Рима, вопрос столицы. Он говорил о том, что вопрос Рима разделяется на две части: необходимость и величие. К величию можно прийти, только разрешив необходимость.
Величие он понимал как очищение античности от всего остального
Необходимость связана с жильем и коммуникациями, а величие он понимал как очищение античности от всего остального, что очень трудно представить в таком городе, который является, что называется, слоеным пирогом. Это ему удалось. Нам сейчас кажется, что все так и было, а на самом деле вовсе нет. От площади Венеции идут две улицы: проспект Империи,Via dell’Impero, как он раньше назывался, и улица Моря.
Сейчас проспект Империи – это улица Императорских форумов, а улица Моря – это улица Театра Марцелла. Сложно себе представить, что обе эти улицы были густо застроены, густо населены. Кроме этих, была еще огромная артерия, которая идет сейчас по Виа делла Кончилиационе, то есть улица, которая идет от собора Святого Петра к замку Святого Ангела. И вся эта улица тоже была густо застроена зданиями, как средневековыми, так и эпохи Возрождения. Там стоял дворец, построенный Браманте, в котором умер Рафаэль, и дворец, построенный самим Рафаэлем как архитектором для врача папы Льва Десятого. Знаменитые оба здания, описанные. Но у нас осталось только описание и зарисовки. Они были разрушены, к сожалению.
– Это мне напоминает размахом огромные сносы, которые производились и в Советском Союзе, я не говорю о 30-х, вплоть до конца 70-х годов. То есть такое ощущение, что любой правитель может зачеркнуть своей волей что русское церковное наследие, что дворец Рафаэля.
– Совершенно верно. Но никто этого почти не ощущает в Риме. Часто даже можно услышать: как прекрасно, что итальянцы помнят свое прошлое, как много здесь осталось, наверное, ничего не разрушено. Однако это не так: просто потому, что в Риме действительно так много всего, что все-таки осталось тоже немало.
– Вы еще сказали удивительную вещь: археологи были очень злы на диктатора за то, что он буквально сам, со своей лопатой выходил на раскопки, и по сути дела люди, которые ему подчинялись, разрушили несколько ценнейших древних слоев. Потому что подземный Рим огромен, уходят на многие метры вниз те здания, в которых жили настоящие римляне. Сейчас, даже несмотря на шикарный Форум, шикарный с точки зрения современных людей, мы имеем только верхний слой. Археологи как-то пытались бороться с Бенито и покорными ему исполнителями, или это был невозможный шаг?
Никакой возможности повлиять на него не было, он сам решал, что хорошо
– Безусловно, пытались, писали обращения, убеждали, стремились что-то отстаивать. Были не только археологи, но и архитекторы даже фашистской формации, которые убеждали его, например, не разрушать Спино дель Борго, улицу, которая идет от собора Святого Петра к замку Святого Ангела. Но это был диктатор на самом деле, никакой возможности повлиять на него не было, он сам решал, что хорошо, что плохо. Действительно, бросался на эти археологические раскопки с лопатой, с голым торсом, как можно увидеть на некоторых фотографиях.
– То есть Владимир Путин не первый в демонстрации своего мачизма на фотокарточках?
– Да, как часто о себе говорят итальянцы: мы всегда в авангарде, и в плохом, и в хорошем.
– Любовь к большим проспектам ему была нужна для парадов, он так понимал величие замысла?
– Скорее всего, для парадов, потому что сразу же почти на них и совершались эти парады. И по Виа Кончилиационе проходили фашистские парады, и по улице Империи. Любил площади, площадь Венеции, например, на которой можно было выступить с балкона, что он и делал.
– Знаменитого, который знают все туристы, кажется.
Сперва Муссолини ориентировался на Юлия Цезаря, но после 1936 года стал ориентироваться на Августа
– Который знают все туристы, и место встреч под балконом, обычное в Риме. Такое пространство, где можно было действительно показать себя. Мне кажется, это все идет от Древнего Рима. Сперва Муссолини ориентировался на Юлия Цезаря, это был его кумир, но после 1936 года, после захвата Эфиопии, когда наконец-то Италия стала империей, он стал ориентироваться на Августа. И августовский Рим, его порядок – это все уже стало ему очень близко. Как раз в 1937 году была огромная выставка, посвященная Августу, где есть фотографии Муссолини рядом со знаменитой статуей Августа, все ее знают, она называется Аугусто ди Прима Порта. Огромная статуя с амурчиком на дельфине рядом с ним. Вот это стало символом: мужественный, очень красивый Август и Муссолини, который тоже себя так представляет. Множество статуй Муссолини, его изображения, на этой выставке можно было увидеть Муссолини и Августа рядом.
– Еще один из запомнившихся моментов нашей экскурсии – когда мы въезжаем на Виа Национале и вы говорите, что Муссолини такую планировку не сам придумал, это шло еще от Виктора Эммануила, от 70-х годов XIX века, когда для страны было важно укрепить свою национальную идентичность. Наконец Италия стала единой, поэтому возникают площадь Республики, проспект Наций и пересекающие его улицы, которые названы именами городов.
– Да, совершенно верно. Не Муссолини начал такое экзальтированное разрушительство. Оно началось при Викторе Эммануиле II и его людях, которые осваивали этот город, такой маленький провинциальный городок, как им казалось, совсем не подходящий вначале для своей новой роли столицы, европейского города. Сюда король въехал не очень довольный, потому что до этого много обсуждалось, какой именно город должен быть столицей объединенной Италии. Наконец был выбран Рим, не сразу. Эмиль Золя, который приезжает в Рим через короткое время после того, как все-таки это случилось, пишет очень интересную брошюру, эссе, где он говорит, что Рим – это фальшивая столица Италии. Тогда особенно, наверное, было видно это варварское в каком-то смысле разрушение древнего города. Были разрушены виллы с огромными парками, знаменитые, которые описывал, не надо далеко ходить, Гоголь. Вилла Людовизи была разрушена и многие другие, что нам сейчас трудно представить. Виа Венето, знаменитая улица, которую мы сейчас знаем как "улицу "Сладкой жизни", она тоже была освоена как раз тогда, после объединения Италии. Нужны были новые здания для новой элиты. Безликими они тогда казались.
– Два последних года и для постсоветской Европы, и для всего мира стали войной памятников, или войной памяти, от украинского "ленинопада" до сноса памятников генералам Конфедерации на американском юге. Были ли какие-то периоды в Италии, когда подобные споры существовали? Вы рассказали о том, что вся история последних двух столетий Рима – это борьба идей, борьба властителей за то, как они представляют себе архитектуру. Подобная борьба вокруг памятников существует? Я вижу, что прекрасным образом существуют памятники муссолиниевской эпохи, то есть не памятники Бенито, а памятники народным героям, которые в его времена выстраивались. Есть ли у итальянцев желание оспорить моменты своей истории, связанные с независимостью или с теми героями, которыми при фашизме ставились памятники? Или это часть истории, которую нет смысла обсуждать?
– Совсем недавно была полемика по поводу обелиска Муссолини, на котором с одной стороны написано "дуче", с другой стороны написано "10-й год фашистской эры", с третьей стороны написано "Опера Балилла". Балилла – это было прозвище мальчика XVIII века, который боролся за независимость Италии против австрийцев, он стал фигурой-символом. Некоторые даже сомневаются в его существовании, но именно фашистская эпоха взяла его как такой символ, символ октябрят, можно сказать, или пионерии. Потому что "балиллы" – это дети в возрасте до 8 лет, есть разные другие градации, например, "авангардисты" – так назывались дети до 14 лет, это касается мальчиков, а девочки назывались "маленькие итальянки" или "юные итальянки". Они ходили в определенной форме. Кстати, если мы говорим о монументе Муссолини, то как раз это комплекс Форо Италико, который когда-то назывался Форум Муссолини. Это стадион, он построен для структуры Балилла, которая занималась воспитанием детей и юношества. Она возникла в 1926 году, а в 1928-м, если не ошибаюсь, стали делать Форум Муссолини.
Была полемика, не соскрести ли слово "дуче" с этого обелиска
Именно поэтому на обелиске написано "Опера Балилла". Кстати, Форум Муссолини для чего сначала был сделан? Для того, чтобы воспитывать физруков и тренеров. Спортивный стадион предполагался именно для тренировок. Все это было для молодежи, юношества, там были школы для физического воспитания сделаны. Постепенно они уже не только на физическое воспитание обращали внимание, но и на идеологию. С каждым годом это становилось все жестче и жестче. Была полемика, она до сих пор продолжается, не соскрести ли слово "дуче" с этого обелиска. Эта полемика на высоком уровне продолжается, кто-то отстаивает просто память, говорят, что это все-таки уже история, а есть люди, которые говорят, что надо это убрать, стереть. Множество соскребенных фасций мы можем увидеть по всему Риму.
– Фасции – это символ?
– Это символ фашизма. Это также древнеримский символ, который несут в руках ликторы, охраняющие магистратов. Каждому магистрату полагалось определенное количество ликторов. Фасции – это пучки прутьев, розги, в которые воткнуты секиры небольшие. Муссолини берет это за свой собственный символ. Их множество было, их можно увидеть. Я их собираю буквально. Их мало осталось, и они бывают в таких местах, до которых иногда трудно добраться. Например, в лицее Вирджилио они наверху, надо задрать голову, и тогда ты увидишь эти фасции. Или на мостах можно их увидеть, даже на театре Марцелла. Но это кажется чем-то древнеримским: мало кто понимает, что для одной части театра Марцелла, который тоже был очищен от разных построек, и жизни вообще, когда он был очищен, пришлось делать подпорки, и эти подпорки – это эпоха Муссолини. То есть у него есть средневековая часть, у театра Марцелла, и от этой средневековой части растут такие неприятные ноги – это и есть муссолиниевские кирпичные контрфорсы.
– Возможна ли ситуация, когда Муссолини захотят поставить новый памятник? Этим летом в России появляются памятники Сталину, а в Москве, в частности, он появляется на такой аллее исторических персонажей от Петра Первого до академика Сахарова, и Сталин среди них, что шокирует часть просвещенного населения. Можно ли сказать, что какие-то мемории в честь Муссолини могут появиться сейчас?
– Если бы вы меня спросили два года назад, я бы сказала: ни в коем случае. А вот сейчас я ничего не исключаю. Потому что совсем недавно было подано заявление в мэрию от группы ностальгирующих: пройти в честь марша, который состоялся 28 октября 1922 года, повторить этот миленький марш 28 октября.
– Что это был за марш, в каких исторических обстоятельствах?
– В 1919 году Муссолини создает официальную партию чернорубашечников, в 1922 году он приходит к власти. Король Виктор Эммануил III отказывается от власти в пользу Муссолини. Он прекрасно мог бы остановить фашистов, которые шли на Рим, это было нетрудно, но он этого не сделал. Он, видимо, боялся за свое собственное место, за то, что это может плохо кончиться для него, и кончиться кровью. Это был мирный марш. Муссолини, правда, не участвовал в нем, а приехал в спальном вагоне, отправился в гостиницу "Савой" шикарную, но не пожелал переодеться, явился к королю в таком виде.
"Ваше Величество, прошу прощения, что я являюсь к вам в черной рубашке. Я ветеран борьбы, которая, слава богу, закончилась без кровопролития". Это был очень важный момент в истории итальянского фашизма, потому что все эти люди, которые пошли тогда на этот марш, а среди них были и женщины, и военные, это были люди, которые во время Первой мировой войны хотели сражаться до конца. Их национализм толкал на вступление в фашистскую партию, это объединяло их с Муссолини. Италия осталась недовольна тем, как закончилась Первая мировая война: страна оказалась, как бедная родственница, без своего куска пирога. Людям, которые шли вместе маршем, были оставлены сертификаты, они получили за это деньги. Потом, в последующей их жизни, уже в фашистской, это было как бы таким паспортом, который помогал им в карьере. Те, кто не шел, – это был совершенно другой человеческий тип. Появилась современная инициатива: люди, которые решили повторить этот "подвиг". Мэрия им отказала. Это уже не связано напрямую с Муссолини, но это правые, в честь Паунда они называются, между прочим. Итальянцы же без поэтов не могут. И Муссолини смотрит на Д'Аннуцио, многому учится у него, и вот эти люди тоже называются Каза Паунд.
– Действительно в честь Эзры Паунда?
– Да.
– Александра, герои вашего романа "Аппендикс" периодически оказываются не только в тени прекрасного барочного Рима или таинственного подземного Рима, они оказываются и в районах, связанных со строительством Муссолини.
– Да, этих районов немало.
– Это так называемое социальное жилье, можно так его охарактеризовать?
– Наверное, это можно назвать социальным жильем. Это и Гарбателла, это и районы на периферии, на улице Тибуртина, и так далее. Их довольно много, их не увидишь сразу, если гуляешь только по центру. Мой персонаж Вал, один из восьми главных, живет со своей семьей на Монте Марио. Это место, не связанное никак с фашизмом, но его семья связана с историей фашизма в том смысле, что его дед и отец как раз антифашисты, более того, коммунисты. И они строители. В то время у строителей было очень много работы. Тут такой парадокс: с одной стороны, они получали работу от фашистов, и их в чем-то притесняли, но они прекрасно могли сразу же найти другую работу. Их увольняли из одного места, они находили очень быстро в другом, потому что стройка была непрерывная. Потом этот персонаж Вал, когда уже в совершенно другую эпоху он связан с вооруженной борьбой, по-разному называют, с терроризмом в Италии, он из Трастевере, который не является фашистским районом, проходит незаметно ночью, попадает сперва в Сан-Лоренцо, а дальше идет на периферию. И вот Сан-Лоренцо напрямую связан с эпохой фашизма, хотя там здания эпохи предыдущей, но это был единственный район в городе, который дал отпор фашистам. Когда фашисты за день до марша на Рим прошли по городу, сан-лорентийцы вышли, женщины вышли со сковородами чугунными на них, а мужики стреляли прямо из окон. Это был левый район, люди иногда на время переходили в тюрьмы из этого района, потому что жили такой свободной жизнью, разной деятельностью занимались. Они в штыки встретили фашистов. Фашисты на следующий день после марша на Рим пришли и довольно сильно расквитались с ними. К сожалению, именно этот район стал жертвой бомбардировок союзников, очень много людей погибло. Мы говорим: Рим – открытый город. Но почти никто не помнит об этих страшных бомбежках, а их было немало, 50 только в Риме и множество в пригородах, некоторые были очень тяжелыми. В Риме они коснулись как раз периферийных районов, где жили в основном левые, рабочий люд. Сан-Лоренцо бомбили, потому что недалеко проходят железнодорожные пути, и мы знаем, что наши союзники ошибались, глазомер иногда их подводил.
– Может быть, они не хотели быть обвиненными в разрушении Капитолия, соборов, Замка Ангелов, не хотели бомбить прекрасный центр?
– Вполне возможно, нельзя это исключить.
– Возвращаясь к Гарбателле: вы упомянули, что когда разрушались здания в центре для формирования центральных прекрасных проспектов, людей нужно было куда-то выселять. Как я поняла, Гарбателла стала одним из мест, куда не совсем бедных людей, то что называется лоу-мидл-класс, туда перевозили, перенаправляли.
Огромные проспекты – это огромное количество населения, которое надо было как-то распределить
– Это был не мидл-класс, мы бы их скорее назвали бедными людьми. Да, например, Спино дель Борго вмещала в себя огромное количество домов, и пять тысяч жителей примерно было выселено, это только из этого маленького райончика. А огромные проспекты – это огромное количество населения, которое надо было как-то распределить. Гарбателла была одним из этих мест, где их расселяли по так называемым гостиницам. Причем женщины и мужчины должны были жить отдельно, и если была семья, то женщина оставалась с детьми, а мужчины жили отдельно. Они могли пользоваться баней в другом здании в определенные дни или же после работы могли пойти помыться, совершенно в другом здании, не у себя дома.
– Это эксперимент почище советского.
– Да, потрясающий эксперимент. Но это были еще везучие люди, потому что многих других отправили за 25, 30, 40 километров в фашистские городки, которые были специально созданы, Каприлья, например, или городок, который называется сейчас Латина, а назывался Литтория. Они были построены на очень плохих территориях, где были болота, была малярия. Им нужно было еще как-то их осушать. Правда, не только жители Рима осушали болота, были туда заселены граждане, например, из Венето, их переселили туда, и они массово осушали болота.
– Сейчас эти городки существуют, там жизнь как-то происходит?
– Да, городки эти существуют. Городок Латина, жители недавно попросили снова его назвать Литтория. Правда, никто не понял почему. Вроде бы не из-за того, что это связано с фашизмом, а просто почему-то решили, что так благозвучнее.
– Давайте вернемся к красоте некоторых знаменитых построек. Например, кто из художников работал на Форо Италико? Там есть чудесные мозаики, поражающие воображение того, кто знаком с историей искусств, или не менее чудесные фрески, я уже не говорю о впечатляющих фигурах, которых более 60, всех этих спортсменов. Они представляют собой молодого героя от каждого итальянского региона, реальные прототипы существовали у всех этих статуй. Кто работал в это время из скульпторов? Символом советского, сталинского ар-деко является Вера Мухина, а были ли подобные персонажи в муссолиниевской Италии?
Муссолини говорил, что здания эпохи Древнего Рима должны стоять в своем одиночестве, возвышаясь над другими
– Их было очень много. Художник, который на слуху, это Джино Северини, одна из самых ярких фигур итальянского футуризма. Он работал над мозаиками на Форо Италико, Форуме Муссолини. Мозаики такие – это, конечно, Греция, как и вообще сам Форум Муссолини. Делал его Энрико Дель Деббио, молодой архитектор в то время, он бредил Древним Римом, как и Северини. Он мозаики сделал в тонах белого и черного, бело-черно-серый. Фигуры идут по полусфере, полукругу, что неосознанно наводит на мысли о древнегреческих вазах. Единственное, что фигуры гигантские. Как говорил Муссолини, проблема Рима – это необходимость и величие, величие он связывал с очищением античности от всего остального, говорил, что здания эпохи Древнего Рима должны стоять в своем одиночестве, возвышаясь над другими, доминируя над другими. Эти гигантские фигуры, о которых вы говорили, 60 статуй от каждой провинции, не региона, а провинции. Это такие античные герои гигантские, четырехметровые, в каком-то сне об античности. Северини – это сон об античности, и эти юноши тоже; правда, в основном все они с листочками на гениталиях, кроме одного. Я долго думала, кто он: он в сандалиях, вроде бы не бегун, в руках у него ничего нет. Часто эти персонажи держат в руках что-то, что мы понимаем: этот дискобол, этот делает что-то еще. Кто бы он мог быть, ума не приложу.
– Там даже хоккеист есть. На стадионе находился личный тренажерный зал Муссолини. Он сохранился?
– Да, он сохранился, сейчас там зал конференций. И мозаики Северини сохранились. Сейчас это Министерство экономики, а раньше было Министерство корпораций, там сохранилось много чего, в том числе потрясающие витражи Северини, поразительные, огромные. Так что у него было немало работ для Муссолини. Вообще, он был человек очень интересный, был другом философа Маритена, вращался в самых высших кругах и парижских, среди ярчайших художников, и конечно, со своими футуристами.
– Если говорить о самом известном муссолиниевском комплексе в районе EURa: часть этих огромных прекрасных дворцов функционируют как административные здания, но что происходит с самым главным дворцом, Дворцом труда?
– В прошлом году я туда ходила, там Гуччи или еще кто-то снял это все, туда вообще уже не пускают, потому что там у них какие-то административные помещения, как они называют, шоу-румы.
– Я бы совершенно не удивилась, если бы так произошло. Потому что это выглядит как основа грандиозной декорации для какой-нибудь новой империи. Какая новая империя? Конечно, Гуччи, конечно, это итальянский дизайнер. И в заключение я попрошу прочесть фрагмент из вашей книги, связанный с нашим разговором.
– Связанный с площадью, на которой мы были сегодня. Это не чисто фашистская площадь, но с другой стороны, и символ фашизма. "Только в заведении на площади В. мы немного пришли в себя. Здесь все казалось неизменным. Как всегда, полоумные чайки, перенесшие сон на более спокойное утреннее время, деловито кружили над тепло подсвечиваемой махиной мрамора. Прямоугольные гвельфские зубцы темного ренессансного палаццо отражались в своей гибеллинской карикатуре, построенной четыреста лет спустя. Вдалеке белела колонна с серпантином древних мраморных комиксов, как первый вектор в силовых соотношениях власти, расставленных на этом территориально карликовом и бесконечном по смыслу пространстве... Мы ехали по очередному проспекту, названному в честь их первого короля-лилипута, образ которого только что пытался архитектурно доминировать на оставленной нами площади.
В нескольких шагах от злосчастного балкона, с которого не так давно зазнавшийся мордастый паяц дирижировал волей рьяно молящихся на него человечков, горел свет в здании нового тирана. Стояли машины карабинеров, и они, скучая, несли несменный караул, как солдаты у Вечного огня, что горел по соседству".
Слушайте подкаст "Вавилон Москва" на сайте Радио Свобода.
Подписывайтесь и слушайте нас на Apple podcasts Google podcast Yandex music