Этика и эстетика национальных парков

Карта национальных парков США

Беседа с Владимиром Гандельсманом

Александр Генис: Лето наконец в разгаре. Пора отпусков в Америке для многих означает походы в излюбленные места страны – в ее национальные парки. Если быть точным, то можно привести самые свежие данные статистики. В прошлом году 331 миллион американцев посетили 58 национальных парков США. Если учесть, что население страны сейчас 325 миллионов, то можно заключить, что дома остались только грудные дети и безнадежные кабинетные ученые. Не удивительно, что изрядная часть американцев встретила в штыки попытки администрации президента Трампа сократить охраняемые территории на западе страны, в штате Юта.

Чтобы вполне оценить роль дикой природы в истории, психологии и философии Америки, "Американский час" сегодня вспомнит – в рамках нашей архивной рубрики “В тему дня” – нашу беседу с поэтом Владимиром Гандельсманом об этике и эстетике национальных парков США.

Национальные парки не случайно впервые появились именно в США. Помимо природы в Америке нет и не было ничего такого, что стоило бы хранить с тем душевным трепетом, с каким Старый Свет бережет, скажем, свои великие соборы. Лучший "кафедральный собор" Америки – известная под этим названием роща исполинских секвой в заповедном лесу Калифорнии.

Тут Джозеф Штраус, строитель моста "Золотые ворота", звал соотечественника.

Диктор: "Преклонить колени перед этими деревьями, ибо за ними стоит сам Бог".

Александр Генис: Характерно, что все чудеса Нового Света, а их здесь тоже считают семерками, созданы не людьми, до людей и не для людей.

Все национальные парки Америки покоятся на двух священных принципах: первозданность и нерукотворность. Однако религиозное поклонение природе сочеталось в Америке с прагматичной американской мыслью. Ральф Эмерсон писал:

Диктор: Надо надеяться, что в этой стране "законы и общественные институты в какой-то мере будут соответствовать величию Природы".

Александр Генис: За этим скромным пожеланием проглядывает дерзкая, если не еретическая мысль: человеку в Новом Свете выпал шанс построить такую цивилизацию, которая ведет свой отсчет не из глубины веков, а со Дня Творения. Поэтому национальные парки – не что иное, как материал для сверки. Это своего рода чертежи утопии, обещавшей гармоническое слияние социальной жизни с природой, а не с историей, как в Старом Свете.

Естественно, что, имея дело с такими перспективами, администрация Национальных парков вынуждена планировать свою деятельность с размахом. В уставе, например, Адирондакского национального парка, занимающего пятую часть огромного штата Нью-Йорк, есть и такой пункт:

Диктор: "Природа заповедника должна сохранять свой первозданный облик навечно".

Александр Генис: Представить только, кем считают себя чиновники, рассчитывающие проследить за выполнением этой инструкции…

(Музыка)

Александр Генис: Поводом к этой беседе послужило яркое эссе обозревателя "Нью-Йорк Таймс" Эдварда Ротштейна, чью точку зрения на мать-природу я предложил обсудить Владимиру Гандельсману.

Владимир Гандельсман:

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик –

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык...

– так писал 170 лет назад Федор Тютчев.

Мне вспомнились эти стихи, когда я обдумывал сегодняшнюю тему для нашего разговора: природа. Дикая природа и цивилизация, природа и музей, природа и искусство. Собственно, именно эту тему и поднимает в своей статье американский эссеист Эдвард Ротштейн, посетивший знаменитый "Парк Глетчеров" в Монтане. Кстати, вы страстный путешественник, который объездил, по-моему, весь мир. Вы были в Монтане?

Александр Генис: Еще нет, но мечтаю побывать и готовлюсь съездить. Сложность в том, что там лучше всего путешествовать верхом. А у меня никогда не было лошади…

Владимир Гандельсман: Ничего, у Ротштейна тоже. Собственно, он об этом и пишет. Ведь поводом для его рассуждений послужило посещение этого парка. Для городских людей дикая природа в диковинку. Мы предпочитаем асфальтированную дорогу, удобную машину, карты с обозначениями и прочее. Возможно ли сочетание того и другого, то есть дикой природы и цивилизации? Запросто. Наш автор пересекает "Национальный парк Глетчеров" на машине и с картой.

Справка: парк создан в 1933 году, потрачено 3 миллиона долларов. Дорогая по тем временам затея себя оправдала. Возможно, это то, чем и должен быть музей. Музей природы. С дороги, едете ли вы на машине или идете пешком, открываются потрясающие виды. То есть дорога-то проложена не наугад, а так, чтобы все красивейшие уголки парка обозревались. Но и не только красивейшие, но и опасные, – автор описывает, как, вцепившись в руль, он едет вдоль обрыва, по левую руку – край дороги, (он не виден из-за тумана), по правую – вертикальная гора, в общем, рискованное предприятие. Затем, очередной поворот – и все, прояснившись, сверкает.

Александр Генис: Мне нравится идея считать парк музеем. Но в чем специфика такого рода музея?

Владимир Гандельсман: Обычный музей демонстрирует нам, что человек может сделать с природой, а здесь природе предоставлена возможность сделать то, на что она способна без вмешательства человека. То есть человек предоставляет ей право торжествовать.

Александр Генис: Да, это благородное признание человеком мощи и автономности природы, ее свободы от культуры и цивилизации.

Такое отношение близко к тому, что говорили французские энциклопедисты о великом и возвышенном, которое поднимает нас над нами же и одаряет знанием о самих себе. Кант говорил, что воодушевление приходит не только от чувства превосходства, но и от сознания того, что не в нашей власти, когда мы встречаем нечто превосходящее наши возможности.

Это как раз то, о чем мы говорим. Музей фокусируется на человеческих возможностях, тогда как природа существует сверх этих возможностей, то есть она снимает ограничения. В этом смысл заповедника. Не красота как человеческое представление о красоте, но красота как представление природы о себе. И здесь много жестокого, грубого и непричесанного.

Мы, однако, знаем, что консьюмеристская культура умеет имитировать девственность природы. И не без успеха. Сегодня философы без конца сетуют на то, как трудно понять, что перед нами: сырая реальность или ее имитация?

Владимир Гандельсман: Вопрос, что сначала: курица или яйцо? Я думаю, что в этом неразрешимом вопросе главное – не ответ, но повод для нескончаемого разговора. То есть для философии. И здесь не обойтись без упоминания американского историка охраны природы Родерика Нэша. Он дебютировал в 1967 году своей, ставшей вскоре классической книгой "Дикая природа и американской разум". В настоящее время он издал 10 книг. Так вот, он явно симпатизирует экологическим бойцам из американских радикальных экологических организаций "Прежде Земля!" и "Фронт освобождения животных". Названия говорят сами за себя. Одна из книг Нэша называется "Права природы", в которой он хочет подчеркнуть, что идея предоставления прав природе является краеугольной в современной экологической этике.

Есть еще один знаменитый автор – эко-философ Майкл Нельсон, который выдвинул аргументы в защиту дикой природы. Среди 30 аргументов есть такие, как аргумент галереи искусств и аргумент вдохновения.

Ландшафты – это гигантские “галереи искусств”. Территории дикой природы – места, где можно понять самое суть эстетического наслаждения, и прежде всего красота – это дикая природа, во всех ее видах.

Александр Генис: Кто-то говорил, что ландшафты природы не могут быть уродливы, пока они остаются первозданными. Именно такая нетронутая природа питала вдохновение американских романтиков – Эмерсона и Торо…

Владимир Гандельсман: И их сегодняшних интерпретаторов, которые внесли идею дикой природы в контекст постмодернизма, а именно поиск истины для создания новой мифологии. Речь идет об идеале “дикого человека”. Этот аргумент основывается на постулате: “дикая природа” – душа или лучший источник будущей мифологии, наше будущее бедно без этого источника мифов, и другие – цивилизованные, освоенные – зоны уже не могут сослужить такую же службу для создания мифов.

Но мне во всех этих дискуссиях вокруг смысла и цели американских заповедников больше всего нравится аргумент, который называется аргументом гипотезы Геи (или Земли). Земля сама по себе, как саморегулирующаяся система, живая, она относится к живым организмам. Территории дикой природы представляют собой определенный вид деятельности, необходимой для функционирования всего организма, подобно функции легких в организме человека. Без легких человек не может жить, возможно, и Земля не может жить без дикой природы.

Александр Генис: И это возвращает нас к основателю культа природы в Америке, моему любимому Генри Торо. Он писал, что история Ромула и Рема, спасенных и вскормленных волчицей – не фантастическая легенда. "Отцы всех государств, достигших могущества, черпали поддержку и силы из подобных источников дикой природы".

Владимир Гандельсман: Раз уж возникли Ромул и Рем, то с неизбежностью возникают строки великого продолжателя Тютчева, со строк которого мы начали нашу беседу о заповедной природе, а именно Осипа Мандельштама:

Природа – тот же Рим и отразилась в нем.

Мы видим образы его гражданской мощи

В прозрачном воздухе, как в цирке голубом,

На форуме полей и в колоннаде рощи.