Александр Генис: Сегодня Марина Ефимова в своем “Книжном обозрении” представляет необычную и необычно увлекательную книгу: культурную историю лошади.
Обложка книги
Марина Ефимова: Недавно вышла книга Ульриха Раулфа "Прощание с лошадью. Культурная история". Написана она, по признанию самого автора, человеком, проведшим жизнь не в конюшне, а за письменным столом – Раулф был многие годы литературным редактором немецкой газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung. Он признаётся, что "даже никогда не видел, как лошадь умирает". И его книга – это, собственно, история отношений человека с лошадью – с упоминанием абсолютно всего, что написано о лошадях сколько-нибудь значительными наблюдателями, начиная с Ксенофонта, Гёте, Ницше, Толстого, Флобера, Эмили Дикинсон и кончая современным историком Энн Хайланд – автором книги Equus. Ну, и художники, конечно: Стаббс, Энгр, Дега, китайцы школы Гохуа...
Обсуждая выбранный автором культурный ракурс, историк Верлин Клинкенборг в рецензии, опубликованной в NY Review of Books, дает интересное объяснение:
Диктор: "Я думаю, дело в том, что природа лошади практически не менялась со времен Ксенофонта. При всей возможной разнице человеческих восприятий этого животного (от романтического и опоэтизированного до научного и до примитивно потребительского) лошадь остается всё тем же, чем была: похрапывающим, кивающим, бьющим копытом существом с теплым запахом и огромными глазами, в которых отражается мир. Зато человек менялся: его взгляды, его нужды, его отношение к лошадям, и, соответственно, – роль лошади в жизни человеческих сообществ".
Марина Ефимова: Прощанье с лошадью началось на рубеже 20-го века. В конце 19-го в одном Лондоне обитало 300 тысяч лошадей. На улицах Нью-Йорка ежедневно оставалось по 1100 тонн навоза и по 270 тысяч литров лошадиной мочи. И вдруг – автомобиль. Число лошадей стало быстро сокращаться. Но прощание с ними было преждевременным – в Первой мировой войне участвовало 16 миллионов лошадей. Половина из них погибла. В этой войне, – пишет Раулф, – лошадь уже не была "воплощением устрашающей и стремительной мощи летящей кавалерии". Она стала воплощением тягловой силы, "измученным грузчиком, тянущим непосильный груз на фоне опустошенного войной ландшафта". После войны лошадь стала только работником – и в поле, и даже в городе, где упряжки лошадей таскали за собой технику (знаменитые "конки", например, – двухэтажные экипажи "империалы", которые тянули по рельсам конные пары).
После этой войны с лошадью опять прощались. В Соединенных Штатах, например, число лошадей сократилось с 19 миллионов в 1920 году до 9 миллионов к 1940-му. Но прощание снова оказалось преждевременным. Раулф приводит милую сценку из записок писательницы Ребекки Уэст, путешествовавшей зимой 1937 года на автомобиле по холмам Хорватии. Однажды автомобиль застрял в снегу:
Диктор: "Из домиков поблизости прибежали на помощь крестьяне, обсуждая со смехом городскую технику, которая опозорилась у них на глазах. Они быстро освободили застрявший автомобиль и отправились восвояси, собираясь посмешить своих лошадей рассказом о происшествии".
Марина Ефимова: Этот случай – словно преамбула к лошадиной истории времен Второй мировой войны. Почти три миллиона лошадей использовала одна только немецкая армия – на миллион больше, чем в Первой мировой. Особенно много их было на Восточном фронте. Ричард Оври пишет в книге "Почему союзники победили":
Диктор: "В России уже осенью 1941 года началась стремительная демодернизация немецкой армии. В декабре танковые соединения снова зависели от лошадиной силы и выносливости. А для лошадей это была новая военная трагедия: за 4 года только у немцев их погибло почти два миллиона".
Марина Ефимова: С концом Второй мировой войны окончательно завершился, считает Раулф, "союз кентавра", продолжавшийся несколько веков. Он пишет о мифических кентаврах как о существах, символизирующих теснейшую связь человека с лошадью. Правда, на это рецензент вспоминает персонаж из книги древнегреческого писателя Ксенофонта "Киропедия" – кентавра, который говорит, что у него "только два глаза и два уха, в отличие от всадника на лошади, который, если он наблюдателен и толков, может видеть и слышать еще и глазами и ушами лошади, на которой он скачет".
Надо сказать, что книга Раулфа, как мне кажется, немало выигрывает от добавлений рецензента Клинкенборга – американского литератора и натуралиста, уроженца Айовы. Он поворачивает внимание читателя к самой природе лошади:
Диктор: "Настоящая трагедия лошади в том, что ее механизировали еще в конце 19-го века. Тогда требовались только ее мускулы, а ее инстинкты, интуиция, ее разум пропадали втуне. Между тем у человека в седле скорость реакции и ощущение ситуации всегда запаздывает по сравнению с лошадиными. Недаром непревзойденный Рэй Хант, приручавший и тренировавший лошадей Дальнего Запада, в случае конфликта седока с лошадью (например, если лошадь резко остановилась без команды, или попятилась, или заупрямилась) спрашивал седока: "Что случилось перед тем, как случилось то, что случилось?" Но вместо того, чтобы самим подтягиваться до уровня лошади, мы тянули ее вниз – до уровня нашей невнимательности и неприспособленности к неожиданному. Даже придумали шоры – чтобы сузить поле ее внимания".
Марина Ефимова: Может быть, поэтому в воображении современного человека, особенно городского жителя, лошадь часто представляется в своем архаичном и цельном облике: одинокий всадник, мчащийся со срочным донесением; ковбой, облетающий на своем скакуне огромное стадо; охотник, идущий по следу на своей умной, бесшумной лошади; или жокей, слившийся со своим красавцем-конем в одно существо, как кентавр. Ну, есть еще, конечно, слой людей, способных вызвать в своем воображении "тьмы" скифских всадников, конные набеги гуннов, монголов, арабов, турок... или даже преследование персидской конницей "бедных пельтастов Ксенофонта в снегах армянских", как писал Бродский.
В наше время лошади – или спортсмены, или предметы роскоши. В 1982 году американский режиссер Барри Левинсон создал прелестный фильм Diner (что буквально значит "вагон-ресторан", но это просто тип дешевого американского кафе). Фильм – о молодежи города Балтимора – об одноклассниках из небогатых семей, которые кто как может устраиваются в жизни. Одного из них, романтика и авантюриста, мечтающего прыгнуть выше головы, играет неотразимый (молодой тогда) актер Микки Рурк. В начале фильма он случайно видит за оградой большого имения мчащуюся на красивой лошади девушку-наездницу в лосинах и кепи. И уж будьте уверены, что и зрители захвачены благородной красотой этой картины. А в конце фильма, после того как все планы этого персонажа и все его авантюры рушатся, мы видим, как он на тяжелой кобыле, в поношенном пиджаке и кепке задом наперед, неуклюже подпрыгивая и растопырив локти, все же догоняет заворожившую его красавицу и начинает с ней разговор. Такой финал вызывает у зрителя веселое чувство, что не все потеряно.
Верлин Клинкенборг пишет в рецензии на книгу "Прощание с лошадью":
Диктор: "Лошадь стала редкостью, дорогим украшением досуга. Люди забыли, как жить в окружении лошадей".
Марина Ефимова: Но не все забыли. Недавно я посмотрела замечательный исландский художественный фильм "О лошадях и людях". Он состоит из нескольких новелл, и каждая – какой-нибудь пример поразительной, иногда душераздирающей близости и взаимозависимости человека и лошади на пустынном острове, где почти нет автомобилей. Фильм рождает ощущение загадочности природы – и человека, и лошади.
И, надо сказать, это же ощущение вызывает иллюстрация на фронтисписе книги "Прощание с лошадью". На чёрно-белой фотографии стоящая к нам спиной женщина держит зеркало. Серая лошадь с серьёзным, непостижимым выражением смотрит в это зеркало. Хочется спросить, что эта лошадь знает – о себе? о нас? Но на этот вопрос Ульрих Раулф, который (надо отдать ему должное) с уважением относится к мистической стороне предмета своего изучения, даже не пытается дать ответ.
"Роль лошади в человеческой истории, – пишет он, – это потерянный континент, который еще ждёт, чтобы его открыли".