"Сзади меня уже никто не выходил"

Фюзеляж сгоревшего самолета: на этом фото Следственного комитета отчетливо видна граница между полностью выгоревшей и частично уцелевшей частью салона

Предприниматель из Мурманска Олег Молчанов и его супруга Юлия летели в злополучном самолете, загоревшемся 5 мая в московском аэропорту Шереметьево после жесткой посадки, на 12-м ряду – практически на самой границе с той частью салона, где погибла большая часть людей. Из 42 пассажиров, сидевших на местах с 11-го по 19-й ряд, выжить удалось лишь шестерым.

Первоначально Олег Молчанов собирался лететь в Мурманск рейсом другой авиакомпании на день раньше, 4 мая, но потом поменял билет. В интервью Радио Свобода он рассказывает о происходившем в салоне "Суперджета" от момента попадания в самолет молнии до его посадки, закончившейся пожаром и гибелью большей части пассажиров.

– Как вы и ваша супруга сейчас себя чувствуете спустя почти двое суток после случившегося?

– Все хорошо, все отлично.

– Осмыслив все, что произошло, как вы думаете, что вас спасло?

– Я думаю, что просто подфартило. Везение.

– У вас были до этого полета какие-то предубеждения относительно полета "Суперджетом" или "Аэрофлотом"?

– Скажем так, я считаю, что "Аэрофлот" – это лучшая компания у нас в стране. Собственно говоря, так получилось, что я сдал билеты другой авиакомпании, вылет был за день до этого назначен, я сдал билеты и взял на этот "Суперджет". А так, относительно "Аэрофлота" и "Суперджетов" – нет, все там хорошо.

– Расскажите вкратце, что происходило после взлета, как развивались события? Была ли молния?

– Молнию я видел лично, я сидел на 12-м ряду, я видел удар молнии в крыло. После этого самолет пошел на разворот, и бортпроводница сообщила о том, что командир экипажа принял решение вернуться в аэропорт в связи с технической необходимостью. После этого самолет пошел на посадку. Пошел, да не дошел, собственно.

Смотри также Катастрофа SU-1492: как это было от первой до последней минуты

– После того, как молния попала в самолет и проводница сделала это объявление, в салоне все было так же, как при любой другой посадке?

Никто не верещал, не кричал, все шло штатно

– Да, все было довольно-таки спокойно, никто не верещал, не кричал, все шло штатно. По моему личному мнению, как мне показалось, конечно, горизонтальная скорость была высоковата, точнее, угловая скорость, то есть он слишком быстро снижался. После первого удара началась определенная паника, все начали орать. Между вторым и третьим ударом загорелось с моей стороны крыло, двигатели, начали плавиться иллюминаторы, и всё.

– До первого удара о полосу проводники предупреждали пассажиров, что предстоит аварийная посадка, что надо сгруппироваться, такие объявления были?

– Нет, команд никаких не подавалось. Самолет заходил на посадку, в принципе, в штатном режиме, то есть никакой трясучки, никакого огня не было, ничто не предвещало. Единственное, что выключилось кондиционирование, и поскольку закладывало уши, скорее всего, выключился аппарат [поддержания] давления. Потому что это резкое снижение давило на уши. А уже после первого скачка начались крики, паника.

– Насколько сильным был этот первый скачок, первый удар самолета о полосу, который мы все видели на видео? Мог ли этот скачок привести к физическим травмам пассажиров?

– Я думаю, что нет. Потому что удар был на удивление не сильный, он, скорее, был упругий. То есть каких-то компрессионных ударов в позвоночнике не было, мы просто подскочили, подлетели, ударились еще раз. Не было какой-то мегатряски.

Удар был на удивление не сильный

– То есть все люди были пристегнуты, никто не подлетал никуда?

– Я не готов сказать, подлетали они или нет, я могу сказать за себя и за жену, что мы никуда не подлетали. Но мы были пристегнуты.

– Пожар начался с задней части салона, как мы знаем, и спастись удалось преимущественно людям из передней части. Вы были буквально на грани этих двух частей. Что предопределило судьбу людей, которые погибли, которые были сзади, и тех, кто был спереди и успел спастись? Почему так пролегла эта граница?

– В процессе, когда самолет уже загорелся, пламя шло из двигателей, с крыльев, оно било в заднюю часть салона, то есть оно горело возле меня, но направление пламени было в заднюю часть салона. Задымление там пошло раньше, чем в передней части самолета, и люди, которые находились спереди, начали выдвигаться вперед, то есть у них были шансы спастись, потому что задние трапы, если не ошибаюсь, вообще не открылись, а даже если бы они открылись, там уже был такой огонь, что никого бы это не спасло. Я, выходя со своего ряда, был последним, после того, как вышел я, сзади меня уже никто не выходил. То есть были еще люди с первых рядов, выползали потом, а те, кто были сзади, уже не выходили. Я думаю, что они моментально задохнулись, и всё.

– Люди на передних рядах – насколько организованным был их выход? Как при обычном выходе из самолета – все ждали, пока выйдут те, кто спереди, и шли потом? Или люди побежали одновременно?

– Я вижу, что в интернете идет какая-то спекуляция по поводу чемоданов и давки. Я со своего места, на котором я сидел, с которого я выходил, этого не заметил. Потому что вторую часть пути я уже полз на корточках, уже не мог идти – я терял сознание. Соответственно, если я полз, то мне никто не мешал, то есть впереди никого не было. А вот на первоначальных этапах, когда выгружался бизнес-класс и те люди, которые были передо мной, возможно, кто-то кому-то мешал, возможно, нет. Это надо спрашивать у тех, кто там находился.

Смотри также "Она утонула, а они сгорели": социальные сети о трагедии в Шереметьеве

– Вам пришлось сесть на корточки и потом ползти примерно в той части салона, где начинается бизнес-класс, или раньше?

– Наверное, чуть пораньше. Потому что жена взяла куртку, пригнулась, она у меня небольшого роста, я вытолкнул ее вперед, понимая, что стоя я дышать уже не могу, потому что черный дым. Я присел на корточки уже в районе 11-го ряда, там еще можно было дышать, но видимости уже не было, я прошел ряда три-четыре, понял, что отрубаюсь, лег плашмя и по полосам, которые светятся, дотащился до переборки между бизнес-классом и кабиной пилотов.

– То есть аварийные полосы, которые указывают направление движения, горели, работали?

– Да.

– Я понимаю, что вы видели далеко не все в этой ситуации, но как вы в целом оцениваете действия бортпроводников после аварии? Действительно ли их можно назвать героическими?

– Я могу сказать, что проводники находились на борту до последнего. Те, кого я точно видел, там были две девушки и один молодой человек (не знаю, был ли он стюардом или нет), борт покинули последними. То есть последними из тех, кто мог оттуда выбраться. Да, действительно, людей вытаскивали, они молодцы.

Бортпроводница "Аэрофлота" на фоне самолета "Сухой Суперджет"

– Какие-то вопросы к авиакомпании, к спасательным службам Шереметьево после всего этого у вас остались? Или вы пока предпочитаете дождаться расследования и не спекулировать на эту тему?

– Слушайте, тут нет никакой спекуляции, все было совершенно нормально, то есть каждому, кто пострадал, необходимая помощь была предоставлена, медицинская помощь тоже была предоставлена всем, и никаких вопросов к действиям служб, от Центра медицины катастроф до МЧС, в принципе, не было. Все они делали правильно, по моему мнению по крайней мере.

– Вы спустились по трапу, мы видели видео, как люди бегут по полю, а что было потом? Людей кто-то встречал, провожал до здания терминала? Или вы просто ждали там, пока подъедут какие-то машины?

– Получилось так, что я немножко тормознул с выходом, то есть когда все уже выбежали, я еще находился в самолете, поэтому часть тех людей, которые были на поле, уже увезли, их уже не было на взлётке, когда я съехал с трапа. А так, да: приходили автобусы, те, которые довозят от терминала до самолета, было много машин скорой помощи, то есть народ быстренько расфасовали, навесили на всех таблички со степенью повреждений, карточки, и народ отвезли в терминалы.

– Обещал ли вам "Аэрофлот", его представители какую-то компенсацию?

– Не заострял внимание, если честно. Вчера прилетел и лег спать. Что-то по телевизору бубнили потом, но пока не вдавался в подробности.

– Но, по крайней мере, вам дали перелет на следующий день, "Аэрофлот" предоставил вам возможность бесплатно долететь?

Кто-то даже доблестно привез водку

– Да, конечно, на момент, пока все были в "приёмнике", нам "Аэрофлот" предоставил питание, ну, оливье, пельмени, макароны, еда была, более того, кто-то даже доблестно привез водку. После этого нам был предложен следующий рейс, аэрофлотовский, на 7 утра. Тут же был представитель гостиницы "Рэдиссон", он нас провел в гостиницу, тех, кто уже вышел после опроса. Нас разместили, никаких вопросов нет.

– Это был снова "Суперджет"?

– (Смеется) Это был "Аэробус А320".

– Наверное, вы будете это праздновать как свой второй день рождения?

– Ну да, я записал в календарике. Наверное, да.

Как сообщила во вторник газета "Коммерсант", основной версией катастрофы самолета "Сухой Суперджет", унесшей жизни 41 человека, являются ошибочные действия пилотов. По данным неназванных экспертов, которых цитирует издание, основных ошибок было две – решение лететь через грозовой фронт и решение садиться в аэропорту вылета сразу после попадания молнии в самолет, без сброса топлива (отметим, что по другой версии, немедленная посадка была вынужденной – без радиосвязи с землей "висеть" в воздухе, вырабатывая топливо, было не менее опасным, чем садиться). Со ссылкой на источники, знакомые с ходом официального расследования, "Коммерсант" и РБК сообщают еще о нескольких ошибочных действиях пилотов: в частности, о форточке в кабине, которую командир корабля открыл сразу после приземления (это могло увеличить тягу воздуха и способствовать более быстрому распространению огня), а также о не выключенных после остановки воздушного судна двигателях, которые также сделали горение более интенсивным. В то же время, как видно на видео, снятом после начала пожара, второй пилот, Максим Кузнецов, спустился по тросу из кабины на землю, а после эвакуации вернулся по надувному трапу в салон самолета и помог спастись еще одному пассажиру. Командир корабля Денис Евдокимов, как сообщает ТАСС, тоже участвовал в эвакуации пассажиров. Он получил ожоги верхних дыхательных путей и сейчас остается на лечении в НИИ им. Н.В. Склифосовского.