В журнале "Новое время", где я работала в годы перестройки, мы придумали рубрику "Мысли вслух", в которой отводили душу, получив возможность писать, что думаем, по самым актуальным проблемам, можно сказать, индульгенцию на бесцензурный полет мысли, эдакое доинтернетное блогерство. Один из материалов, который я написала в самом начале 1990-х, назывался "Диктатура серости". Он был посвящён партийной номенклатуре второго эшелона, приходившей на смену горбачевским интеллектуалам перестройки: эдакие середнячки-коммунисты, бодро сменившие название КПСС на КПРФ, а то и вовсе утратившие партийную принадлежность, готовые на все ради сохранения должностей. Часть этих середнячков с самыми разными "корочками" (партийными, кагэбэшными) успешно растворилась в разношерстной околоельцинской бюрократии. Собственно, Владимир Путин как раз из той среды и вышел.
И вот уж 30 лет минуло, 20 из них – на совести премьера-президента Путина. За это время построенная Путиным система под названием "путинизм" много чего отняла у страны. И прежде всего – свободу выбора. Свободу мысли. И желание думать – у значительной части общества. Чего больше всего боится путинская власть? Путинская власть боится того, что оказалось не в её власти. Свободу выбора она быстро уничтожила. А вот свободу мыслить и думать она со всеми своими вертикалями и зачистками политической поляны недодушила. Она слишком разжирела от многолетней безнаказанности, от инерции, по которой принимаются или не принимаются важные решения. Вот её и лихорадит при первой встряске, которой, как ни странно, оказались московские выборы: то дубинками от мирных граждан отбивается, то "рамками закона", давно ею же самой выведенного не только за рамки Конституции, но и здравого смысла.
Но главный неприятный сюрприз для власти – это не теоретически возможный успех ее оппонентов, которых при первой опасности выбили из борьбы административными посадками. Озадачило кремлевских стратегов другое: как, к примеру, первокурсник Высшей школы экономики Егор Жуков, делившийся в интернете своими критическими размышлениями о политике, за какие-то полгода стал популярным блогером со 140 тысячами подписчиков, а еще год спустя и вовсе попытался (и ведь реально мог избраться!) депутатом в городскую думу, будучи "ничьим проектом". Немыслимо! Опричнина нервничает. Совсем ещё юный Егор, искренний, смелый, образованный, хорошо и доступно формулирующий свои мысли, к тому же, умеющий, как оказалось, говорить с людьми не только посредством интернета, – это будущее, лидер нового поколения. Антипод прогнившей порочной системы "преемничества", которую так ловко подсунули стране те самые упомянутые мною "середнячки", чтобы любой ценой остаться у кормушки после списания отработавшего и отработанного Ельцина.
Когда точек становится слишком много, репрессии перестают быть точечными
Народу в этой системе отведена единственная роль – безмолвствовать. Тогда он – хороший, правильный, народ. Народ, мирно выходящий на улицу, не имея других возможностей донести до вождей свои мысли и требования или выражающий возмущение в твитах в интернете, – плохой народ. Неправильный. С ним надо что-то делать. Потому что на фоне такого народа власть смотрится жалко. Жалкий вождь на мотоцикле с коляской. Жалкие опричники с расплывающимися лицами. Жалкий "великий писатель", публично хвастающийся тем, как убивал украинцев в Донбассе. Жалкие министры, надувающие щеки при слове "величие". Жалкий пропагандист, неутомимо изрыгающий телевизионные потоки грязи и ненависти ко всему, к чему и к кому прикажут кремлебоссы. Жалкий мэр, так и не решившийся выйти к людям даже на карманный, по велению Кремля организованный митинг сторонников.
Для них подобное общение с реальным избирателем – "неформат". Вот поесть мороженого, под камеру купив его у проверенной ФСО-шниками продавщицы, – высший пилотаж. Именно такое единение вождя с народом до 2024 года предполагают кремлевские пиарщики. А неправильному недовольному народу полагается ужесточение репрессий: уголовные сроки за то, что "тронул полицейского", неправильно и не с теми прогулялся по улице, покритиковал высокое и мелкое начальство или ретвитнул того, кто осмелился покритиковать.
Когда точек становится слишком много, репрессии перестают быть точечными. И развиваться они будут, в том числе и по другим, менее публичным, векторам. Судя по тому, как оперативно на Дне Вышки в Москве новый исполняющий обязанности старшего директора по информационной политике запретил студентам, издающим студенческий журнал Doxa, провести сбор писем в поддержку политзаключенных и викторину на знание гражданских прав, российские университеты ждут интересные времена. Сегодня в них возрождаются аналоги советских "первых отделов", когда в каждой серьезной организации, в каждом вузе у руководителя был заместитель-чекист, надзиравший за общей обстановкой во вверенном учреждении, а заодно и за самим руководителем, и вербовавший в свои ряды будущих сотрудников или просто стукачей.
С приближением парламентских выборов 2021 года обстановка в России ещё сильнее накалится: слишком велико у кремлевских небожителей искушение подавить любое инакомыслие. Тем более парламенту, похоже, будет отведена важная роль – либо площадки для мягкой посадки стареющего вождя (в случае внесения изменений в Конституцию), либо для решения вопроса о том, в каком качестве Путина предложат народу "после", если этот народ по-прежнему в массе своей будет безмолвствовать.
Однако безмолвствовать он уже вряд ли будет. Когда во время муниципальных выборов 2017 года на пороге моей московской квартиры возникла молодая девушка из команды Дмитрия Гудкова со списком кандидатов, за которых она агитировала проголосовать – причем за любого, кто покажется наиболее адекватным, я поняла что "процесс пошёл". И, кстати, реальный результат этой командной работы не заставил себя ждать – в лице коллеги Ильи Азара, избранного муниципальным депутатом.
Я слабо себе представляю, как можно голосовать за людей с абсолютно чуждой мне идеологией или повесткой. И рада, что у меня такой дилеммы нет: в наших либеральных Хамовниках, даже после кремлевской зачистки списков, остался тот, за кого свой голос отдать не то что не стыдно – хочется. Сможет ли система "умного голосования" Навального победить систему, выстроенную Кремлем? Вряд ли. Ведь, каков бы ни был исход нынешних выборов, большинство "системных коммунистов" в городской думе всё равно по принципиальным политическим вопросам будут голосовать так, как прикажет начальство, – собственно, на этом кремлевская система и держится. Сила оппонентов путинской власти сегодня, на мой взгляд, в другом: в непредсказуемости появления Жуковых, Котовых и многих других бесстрашных молодых граждан, которых, несмотря на жесткие репрессии, становится всё больше и больше.
Есть и ещё один момент, на который я обратила внимание во время предвыборных августовских митингов и шествий – впервые громко и отчетливо, в лозунгах и плакатах, прозвучало требование "Люстрации!". "А что это?" – поинтересовался идущий рядом со мной по проспекту Сахарова юноша. Мужчина постарше тут же объяснил значение термина. Люстрации в России не было никогда, как не было осуждения на государственном уровне преступлений сталинизма. Люстрация в России, после всего, что успела натворить за два десятилетия путинская власть, на мой взгляд, неизбежна. И она неминуемо накроет тех, кто сегодня принимает неправосудные решения – вроде четырех лет Константину Котову за участие в мирных митингах; тех, кто отдает и исполняет преступные приказы – вроде оставления в пустой квартире с открытой дверью двухлетней дочки Азара; тех, кто пишет липовые протоколы, кто пытает, лжет, ворует, теряет голову, а то и человеческий облик от вседозволенности. Сегодня все эти серенькие чинуши от силовиков и правосудия выбрали беспредел. Завтра их выберет люстрация. И (или) трибунал. Это уж кому как повезет.
Галина Сидорова – московский журналист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции