- Общество требует прекратить уголовные репрессии против задержанных на московских протестных акциях. Власти уже идут на некоторые уступки.
- "Ингушское дело" как калька "болотного": в Ингушетии хотят судить 30 человек.
Новостью дня можно назвать сообщение о том, что Генеральная прокуратура России требует освободить из-под ареста Павла Устинова - одного из осужденных по так называемому "московскому делу". 16 сентября суд приговорил его к трем с половиной годам колонии за вывих плеча росгвардейцу. И вот теперь прокурора заявляет, что вовсе не обязательно держать Устинова в тюрьме - приговор же не вступил в силу, а апелляции можно дожидаться и на свободе. Заявление прокуратуры суд рассмотрят 20 сентября, а апелляцию на приговор назначили на 23-е.
Видеоверсия программы
27 июля на улицы Москвы вышли тысячи человек, чтобы выразить свое несогласие с недопуском независимых кандидатов на выборы в Мосгордуму. В тот день полицейские задержали 1 тысячу 373 человека. Через два дня Следственный комитет возбудил уголовное дело о "массовых беспорядках".
Рассказывает один из участников "московского дела", недавно освобожденный из следственного изолятора Айдар Губайдуллин.
Айдар Губайдуллин: Конечно, очень хочется надеяться, что в ближайшем будущем это все прекратится, дело закроют, причем не только в отношении меня, но и в отношении остальных фигурантов.
Марьяна Торочешникова: В чем конкретно вас обвиняли?
Айдар Губайдуллин: В покушении на насилие в отношении представителя власти, не угрожающее жизни и здоровью. Насилие якобы заключалось в броске пустой бутылки, которая, по мнению следствия, была наполнена жидкостью.
27 июля я пришел на Тверскую около двух часов дня. В течение следующих нескольких часов люди двигались по улицам Москвы. В конце концов мы вышли на Лубянку, к зданию около "Детского мира". Люди еще не решили, куда дальше идти, остановились передохнуть, сели: кто на клумбу, кто ступеньки. Все было абсолютно мирно, никто не нарушал общественный порядок, не выкрикивал никаких лозунгов. Но внезапно толпа росгвардейцев набросилась на людей, начала избивать их дубинками, повалили несколько человек, пытались задержать. Это очень сильно возмутило людей, они начали бросать разные предметы: урны, бутылки.
Марьяна Торочешникова: Как произошло ваше задержание и арест?
Возник мощный общественный резонанс, очень многих людей эта ситуация возмутила: наверное, просто приказали спустить пар и отпустить меня
Айдар Губайдуллин: Кто-то из сотрудников Росгвардии снимал все это на видео. Насколько я понимаю, в каждой группе есть сотрудник, который осуществляет видеосъемку для дальнейшего возбуждения дел. Я думаю, меня видели на этом видео, а потом по камерам отследили, куда я шел. Вечером 8 августа, то есть более чем через десять дней со дня митинга, ко мне домой заявилась группа оперативников со следователем и начали проводить у меня обыск. Сразу изъяли всю технику, опечатали, а дальнейший обыск носил формальный характер: следователь просто прошелся, для вида пооткрывал ящики комодов и шкафов.
Потом я общался с десятками заключенных – им повезло гораздо меньше, чем мне. Обычно задержания проходят достаточно жестко, к людям применяют психологическое давление, физическую силу. Например, я общался с одним заключенным, которого привлекли по статье 228 (наркотики). Ему сказали: "Ты нам не нужен, нам нужен человек, который тебя продал. Покажи нам наркотики, и – слово офицера – мы тебя отпустим". К сожалению, он поверил, показал наркотики, но его взяли.
Марьяна Торочешникова: А как вам суд? Когда вас отправляли в следственный изолятор, что говорил судья, следователь?
Айдар Губайдуллин: Там были достаточно стандартные формулировки. Следователь говорил, что избрание иной меры пресечения невозможно, потому что Губайдуллин может скрыться, запугивать свидетелей, уничтожать доказательства (и прочий бред). В постановлении суда тоже были стандартные формулировки.
Марьяна Торочешникова: А сейчас, когда вы пришли в суд – и вдруг все перевернулось, как это происходило? Были ли вы хоть немножко готовы к тому, что вас прямо в зале суда и выпустят?
Айдар Губайдуллин: За все те дни, которые я провел в тюрьме, я прокручивал в голове самые разные исходы, в том числе и этот, конечно, но я на него особо не уповал. И ходатайство прокурора было для меня сюрпризом, как, наверное, и для всех людей в зале.
Марьяна Торочешникова: Как вы думаете, почему это произошло?
Айдар Губайдуллин: Некоторые говорили мне, что на такой исход повлияло дело Устинова: возник мощный общественный резонанс, очень многих людей эта ситуация возмутила. И, наверное, просто приказали спустить пар и отпустить меня.
Марьяна Торочешникова: А вы чувствовали общественную поддержку?
Айдар Губайдуллин: Конечно! В тюрьме я получал "Новую газету", смотрел все новости. Мне писали множество писем самые разные люди, знакомые и незнакомые, из России и из-за границы. Конечно, это было очень приятно, и это меня поддерживало.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
"Московское дело"
Марьяна Торочешникова: С нами на связи адвокат Айдара Губайдуллина Максим Пашков.
Максим, что за переворот произошел в деле? Почему вдруг прокуроры спустя несколько месяцев сообразили, что, оказывается, обвинение-то нужно уточнить? И судья, которая сначала приняла дело к рассмотрению, тоже решила, что нужно бы действительно вернуть дело в прокуратуру, а Айдара выпустить, а то он сидит уже 40 дней.
Максим Пашков: Я предполагаю: потому, что с доказательной базой по Айдару и так было не фонтан, дело было пустое. Доказать, что бутылка, которую он швырял, была якобы полной, по сути, невозможно: ее никто не видел, не изымал. Следовательно, приговор должен был быть построен на предположениях, чего закон не допускает. Но после того, что получилось с Устиновым, после достаточно топорной работы отечественного правосудия… Судья отказался смотреть видеоролик, хотя по-хорошему он должен был сначала его посмотреть, а потом принимать решение о приобщении или не приобщении его к делу: вот после такой топорной работы и поднявшегося резонанса было принято решение трезво посмотреть на доказательную базу и выпустить парня.
Сейчас дело придет в Генеральную прокуратуру, она его отдаст в какой-нибудь следственный орган. И я очень надеюсь, что именно после этого дело аккуратненько умрет где-нибудь в порядке предварительного расследования, потому что состава преступления нет.
Марьяна Торочешникова: Но почему же все-таки до этого люди не видели отсутствия состава преступления в действиях Айдара, отправили его в следственный изолятор, грозили ему уголовным сроком, а потом вдруг мнение перевернулось на 180 градусов?
Максим Пашков: Просто немножко поменялось время. То, что было допустимым, с точки зрения правоохранительных органов, в 2013 году, в 2019-м уже не проходит.
Марьяна Торочешникова: С нами на видеосвязи адвокат Мария Эйсмонт: она защищает Константина Котова. 5 сентября суд приговорил его к четырем годам лишения свободы по статье о неоднократном нарушении установленного порядка проведения акций.
Мария, насколько я понимаю, сейчас в деле вашего доверителя тоже начались какие-то странные движения. В частности, появились какие-то новые адвокаты, помимо тех, что участвуют в так называемом "адвокатском флешмобе" в поддержку вашего подзащитного.
Мария Эйсмонт
Мария Эйсмонт: Действительно, сегодня у меня появилась информация, что в деле нашего подзащитного Константина Котова, в котором участвуют уже 13 адвокатов (это наша команда, мы действуем сообща), появились еще адвокаты из бюро "Карабанов и партнеры". Мне позвонила девушка, представилась адвокатом из бюро, и сообщила, что она заключила с Котовым соглашение, прислала мне его подпись. Это действительно его подпись, его почерк. Мне пока на удалось попасть в СИЗО и поговорить с Константином. На том соглашении, которое она мне прислала, было написано, что Константин просил всю позицию согласовывать с нашей командой.
Эти коллеги каким-то образом попали к Константину в СИЗО. Если посмотреть на сайте, то ни сегодня, ни завтра места в следственные кабинеты "Матросской тишины" нет, но там есть экспресс-кабинеты, можно попасть туда. До того как они разговаривали с Константином, с нами никто не связывался. Сам господин Карабанов тоже пока никак себя не проявил.
Константин Котов должен быть оправдан, а уголовное дело прекращено, так как он абсолютно невиновен
Позиция нашей команды остается неизменной: Константин Котов должен быть оправдан, уголовное дело должно быть прекращено, так как он абсолютно невиновен. Речь идет не о смягчении приговора, а о полном снятии с него всех обвинений, поскольку приговор незаконен. Наша команда будет на этом настаивать. Подано несколько апелляционных жалоб. Мы сегодня подали ряд ходатайств об изменении ему меры пресечения на подписку о невыезде до рассмотрения судом апелляционной инстанции этого уголовного дела и ждем решения.
Марьяна Торочешникова: Довольно удивительно, почему вдруг появился такой интерес к этому делу! В современной истории России известен только один случай, когда людей, уже приговоренных, выпустили из-под стражи до рассмотрения дела в апелляции, - это Алексей Навальный и Петр Офицеров в деле "Кировлеса". Возможно, то же самое произойдет с Устиновым, будем надеяться, что и с вашим подзащитным Константином Котовым тоже.
Для информации: адвокат господин Карабанов, кандидат юридических наук, после окончания вуза десять лет проработал на следственной работе в МВД России, специализировался на расследовании резонансных дел экономической направленности. Награжден медалью за десять лет безупречной службы. А вторая адвокат только-только, в августе 2019 года получила статус адвоката и присоединилась к уголовно-правовой практике Коллегии адвокатов "Карабанов и партнеры". И сейчас эти люди вступили в защиту Константина Котова, что довольно любопытно.
Айдар, а вы обсуждали с сокамерниками всю эту историю - почему вы там оказались, что происходит?
Айдар Губайдуллин
Айдар Губайдуллин: Конечно, обсуждал. Некоторые из них меня поддержали, некоторые говорили, что все это зря, мы ничего не изменим. В нашей камере было четыре человека, и я был не единственным "политическим": там находился также Дмитрий Полетаев из "Нового величия".
Марьяна Торочешникова: А вы как считаете, можно ли что-то изменить, выходя на мирные протесты, обращаясь с петициями в поддержку политических заключенных, как это сейчас делали и врачи, и священники, и учителя?
Айдар Губайдуллин: Общество уже изменилось, и это видно. Людям надоело все это терпеть, они объединяются, протестуют, хотят отстаивать свои права.
Марьяна Торочешникова: На ваш взгляд, события этого лета чему-то научили российскую полицию, российские власти?
Айдар Губайдуллин: Очень хочется на это надеяться.
Марьяна Торочешникова: А чему они, по-вашему, должны научиться?
Айдар Губайдуллин: Уважать права людей. Вот и все.
Пока в Москве продолжаются метаморфозы с "делом 212", в Ингушетии огромная следственная группа разрабатывает свой вариант "дела о беспорядках". По нему к уголовной ответственности привлечены уже более тридцати человек, протестовавших против изменения административной границы республики с Чечней. Адвокаты называют происходящее откровенными репрессиями, заявляют об абсурдных обвинениях и давлении на арестантов. "Ингушское дело" уже сравнивают с "болотным", которое возбудили после разгона "Марша миллионов" 6 мая 2012 года.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
"Ингушское Болотное"
Разобраться в том, что происходит в этом деле, поможет адвокат Калой Ахильгов, который защищает обвиняемых по так называемому "ингушскому делу".
Калой Ахильгов: Нам бы самим разобраться!
Марьяна Торочешникова: Если вся эта история происходила в Магасе, если следователи говорят, что какие-то беспорядки были там, почему люди сейчас сидят не в Ингушетии, а в Ессентуках, Владикавказе и Нальчике? Зачем их всех вывезли из республики?
Калой Ахильгов: Следствие передано в Следственный комитет по Северо-Кавказскому округу. Местонахождение следствия должно быть определено местонахождением следственного органа, и это Ессентуки. Сейчас в материалах дела есть два документа, имеющих одинаковую юридическую силу. В первом говорится, что место определения следствия – город Магас. И тем же должностным лицом вынесен второй такой же документ, в котором определено, что место расследования – город Ессентуки.
Марьяна Торочешникова: Доктор Джекилл и мистер Хайд…
Калой Ахильгов: Примерно так. Мы спрашиваем: "Почему?". Они говорят: "Мы же первый отменили", - хотя постановления о том, что расследование будет проводиться в Магасе, нет. Более того, второе постановление, по которому местом следствия определен город Ессентуки, вынесено 1 августа, а все, что было до 1 августа, – аресты, продление сроков содержания под стражей – в соответствии с этим документом должно было быть в Магасе. Но было это все, как мы знаем, в Нальчике, то есть Нальчикский городской суд избирал меру пресечения, продлевал ее и так далее.
Марьяна Торочешникова: Это просто какой-то детектив! Думали, что этих людей не станут арестовывать в Магасе, что суд не вынесет такую меру пресечения?
Калой Ахильгов: Когда их задержали, их вывезли вертолетами в Нальчик по административному делу, то есть задержание было не в рамках уголовного дела, а в рамках административного, по которому каждому дали по десять суток за нарушение правил проведения массовых мероприятий.
Марьяна Торочешникова: Это все равно как если бы людей, которые участвовали в митинге в Москве, на вертолетах зачем-то вывезли бы в Петербург и там начали арестовывать.
Калой Ахильгов: Среди арестованных есть пять человек, дела которых будут рассматриваться в суде в особом порядке. Они признали вину в том, что ударили, коснулись, задели, толкнули и так далее… Но в обвинении им прописывают, что они это делали вместе со всеми. Они не понимают этого до конца, но адвокаты, надеюсь, им разъяснят.
Марьяна Торочешникова: Хотят узаконить преследование остальных.
Калой Ахильгов: Да, внести в дело некий преюдициальный признак.
Марьяна Торочешникова: Кто эти 30 человек?
Калой Ахильгов: За исключением организаторов митинга, это просто его участники.
Марьяна Торочешникова: А в чем конкретно их обвиняют?
Калой Ахильгов
Калой Ахильгов: Пять человек обвиняют в организации насилия в отношении представителей власти. Такой конструкции я раньше не встречал: либо есть применение насилия, либо есть призыв к межнациональной, конфессиональной или какой-то еще розни, либо экстремистские высказывания. Но вот такая конструкция, как "применение насилия через организацию", впервые используется в отношении протестующих. И я уверен, что после того, как она будет обкатана в Ингушетии, она начнет применяться и дальше по всей стране.
Марьяна Торочешникова: Наверное, это по аналогии: когда происходит какое-то заказное убийство, есть организатор этого убийства...
Калой Ахильгов: Мы говорим, что обвинение нам непонятно: мы не понимаем, в чем заключалась организация насилия. Ведь случилась спонтанная история, произошло столкновение с сотрудниками полиции, из которых действительно один пострадал, а остальные девять потерпевших – кто-то получил царапину, синячок и так далее. И на вопрос о том, в чем именно заключалась организация, мы пока не получили ответа, а лишь попытку устного разъяснения, мол: "Ваши подзащитные призывали к тому, чтобы они оказывали насилие в отношении тех или иных сотрудников полиции", - но документально это пока нигде не подтверждено. Более того, они ссылаются на некую готовящуюся лингвистическую экспертизу высказываний организаторов митинга. Мы, со своей стороны, тоже ее провели, и наши эксперты не установили ничего подобного.
Марьяна Торочешникова: Не так давно сообщалось, что в Ингушетии возбуждены уголовные дела против 13 сотрудников местной полиции. Их обвиняют в неисполнении приказа: они отказались разгонять людей, когда поступил такой приказ. Известно ли что-то о судьбе этих полицейских?
Калой Ахильгов: Не то чтобы они отказались разгонять людей. Просто когда была высока вероятность стычки, они встали между теми, кто мог стать причиной столкновения: между силовиками и митингующими, - и не допустили этого (там был приезжий ОМОН, а это были местные ребята). По большому счету, им должны были бы сказать за это спасибо.
Коллеги, которые занимаются защитой по этому делу, утверждают, что там не было приказа, потому что приказ предполагает письменное оформление и выезд на место. Это было подготовлено уже задним числом. Очень спорный вопрос – был ли вообще приказ.
Марьяна Торочешникова: Но там идет следствие?
Калой Ахильгов: Да, расследование продолжается, но деталей я не знаю.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, там все дали и подписку о неразглашении, то есть подробности неизвестны. Но это довольно любопытный и нетипичный для России случай, когда сотрудники полиции встают на защиту населения от своих же коллег.
Возвращаемся к вашим обвиняемым: их 30 человек - сколько уже томов в уголовном деле?
Люди сидят по надуманным обвинениям, абсолютно без доказательной базы
Калой Ахильгов: Мы не знаем. У нас очень интересно выстраиваются отношения со следствием. Господин главный следователь – мифический персонаж: мы в деле с апреля, но до сих пор ни разу его не видели. На наш взгляд, это придуманный персонаж. Он не является в судебные заседания, с ним невозможно созвониться, к нему невозможно приехать. Когда он в Ставрополе, мы приезжаем туда – он в Нальчике. Мы приезжаем в Нальчик – он во Владикавказе. Мы приезжаем во Владикавказ – его нет. А в последнем заседании он вообще сказал: "Я не обязан с вами общаться. Для этого у нас есть "Почта России".
Марьяна Торочешникова: У него невозможно ничего выяснить, а люди тем временем сидят в следственных изоляторах.
Калой Ахильгов: Да, сидят по надуманным обвинениям, абсолютно без доказательной базы. На мой взгляд, это дело не имеет под собой никакой правовой или юридической подоплеки, никакого уголовного состава.
Марьяна Торочешникова: А для чего тогда его задумали?
Калой Ахильгов: Организаторы митинга – это организаторы и той акции протеста митинга, которая была осенью прошлого года, стояла две недели, и при этом не было зафиксировано ни одного административного правонарушения. Все административные правонарушения всплыли уже после мартовских событий: якобы они были, и по ним начали штрафовать спустя уже больше шести месяцев.
На мой взгляд, это месть организаторам митинга, которые посмели еще занять жесткую позицию при встрече с представителем администрации президента в СКФО, не пойти на предложения, которые их не устраивали. И в итоге был пойман момент для того, чтобы изолировать их от общества, тем самым напомнив им о том, кто здесь хозяин: "Ребята, вы жесткие, не умеете договариваться -значит, будете сидеть".
Марьяна Торочешникова: Границу все равно установили так, как хотели власти, прямые выборы в Республике Ингушетия не вернули, и люди сидят. Оно того стоило?
Калой Ахильгов: Вопрос не в том, стоило оно того или нет. Мы общаемся с нашими подзащитными и видим, что они абсолютно не унывают, даже гордятся тем, что они там находятся именно по этой причине. И все понимают, что никаких преступлений они не совершали. Эта история рано или поздно должна закончиться, и они рано или поздно оттуда выйдут. И тогда, я думаю, власть еще почувствует, что такое массовые протесты и акции неповиновения. Сейчас в республике настроения, не очень хорошие для нового главы. Он пришел в не самое лучшее время. Руководить регионом, в котором есть такая проблема и социальная напряженность, связанная именно с этим соглашением и со всеми последующими событиями, и не упоминать об этом ему будет тяжело.
Марьяна Торочешникова: Когда можно ждать передачи дела в суд?
Калой Ахильгов: В последний раз сроки следствия продлены до марта 2020 года, то есть это уже год. А поскольку их обвиняют в совершении тяжкого преступления, там срок расследования – до одного года. Я думаю, что в марте-апреле следствие должно быть завершено и передано в суд.
Марьяна Торочешникова: А как это будет происходить? Пять человек, которые согласились на особый порядок, - это понятно. А остальные 25?
Калой Ахильгов: Они будут в одном деле. Дело будут рассматривать в одном большом зале, где будут сидеть все вместе.
Марьяна Торочешникова: Но судить их будут профессиональные судьи? Эта статья не подпадает под суд присяжных?
Калой Ахильгов: К сожалению, нет.
Марьяна Торочешникова: А где будут судить?
Калой Ахильгов: Это тоже вопрос. Совершенно замечательный документ был обнародован вчера в СМИ – это обращение заместителя генпрокурора России к председателю Верховного суда Лебедеву с просьбой определить подсудность ввиду того, что в Ингушетии, видите ли, нет возможности слушать дела по особому порядку, по которым нет спора, то есть вина признается полностью, и есть риски того, что будут акции неповиновения. Таким образом, власти еще больше подливают масла в огонь, еще больше провоцируют ситуацию.
Марьяна Торочешникова: То есть особый порядок будут явно рассматривать не в Ингушетии.
Калой Ахильгов: Я думаю, что основное дело тоже будет рассматриваться не в Ингушетии. Но в плане приговора нет никакой разницы, где оно будет рассматриваться. Если приговор будет несправедливым, я думаю, что акции протеста продолжатся.
Марьяна Торочешникова: А с этим делом может произойти такая же метаморфоза, какая сейчас происходит с "московским делом"? Могут просто взять и все прекратить, отыграть назад?
Калой Ахильгов: В наше время в нашем государстве все очень зыбко. История с "московским делом" очень диссонирует. С одной стороны – несправедливый приговор. Да, люди вышли показать солидарность с Устиновым…
Марьяна Торочешникова: До них дошло, и они испугались, что так могут посадить кого угодно.
Калой Ахильгов: Да. Есть закон, который нарушается: дают нереальные сроки и отказывают в исследовании доказательств, но есть другая сторона. Как это Мосгорсуд назначил апелляцию на понедельник?! Закон обязывает дать десять дней.
Марьяна Торочешникова: Ну, в деле Константина Котова следствие вообще прошло в два дня.
Калой Ахильгов: А какая разница - нарушать закон так или так? Это абсолютный фарс! Законом сейчас играют, как игрушкой: можно повернуть сюда, можно повернуть туда - никакой разницы нет.
Марьяна Торочешникова: Решения принимают не судьи?
Калой Ахильгов: Нет, конечно! И с этим делом может случиться ровно то же самое – как в одну, так и в другую сторону.
Марьяна Торочешникова: А кто принимает решения по "ингушскому делу"?
Калой Ахильгов: СКФО и администрация президента России. Республика ничего не решает.