Мусор и наркотики

• Защитники Шиеса объявили мобилизацию сторонников экопротеста и ожидают силовых действия со стороны властей.
• В Госдуму внесен законопроект об уголовной ответственности за пропаганду наркотиков в интернете.

ПОМОРЬЕ – НЕ ПОМОЙКА

Активисты объявили мобилизацию противников строительства экотехнопарка (так чиновники называют место, выделенное под мусорный полигон) в Архангельской области, неподалеку от железнодорожной станции Шиес.

Протесты вокруг строительства в Архангельской области полигона бытовых отходов, куда собираются свозить московский мусор, длятся уже около года. Предполагается, что свалка займет почти 300 гектаров. По мнению активистов, полигон возводится на болотах, и люди всерьез опасаются, что фильтрат просочится в реки и нанесет непоправимый ущерб окружающей среде.

^{Видеоверсия программы}

Протестующие разбили около места строительства палаточный лагерь, а также расставили в окрестностях будущего полигона своеобразные "блокпосты", чтобы помешать стройке. В последние недели ситуация там становилась напряженной. 23 октября при поддержке полиции и ОМОНа на стройку (которой как бы нет) с помощью бензовозов доставили топливо. А спустя почти неделю полиция изъяла у активистов, несущих вахту неподалеку от будущего полигона, вагончик, установленный у переправы через Вычегду.

О ситуации рассказывают юрист фонда "Общественный вердикт" Эрнест Мезак, активист движения "Поморье – не помойка!" Дмитрий Секушин из Архангельска, эколог из Коми, член "Комитета спасения Печоры" Александр Сладкоштиев и экоактивист Павел Нечаев. Павел сейчас находится на так называемом посту "Переправа" неподалеку от строящегося полигона.

Павел Нечаев: Вчера у нас изъяли вагончик. Они думают, что мы уйдем отсюда, но мы не уходим, все равно дежурим на посту. Сейчас пока тишина. Люди дежурят. Все нормально.

Марьяна Торочешникова: За исключением ситуации, связанной с изъятием этого вагончика. Его забрали у активистов под каким-то странным предлогом, потому что рядом какие-то линии электропередачи, чему-то он мешает. А что-то еще предпринимают сотрудники правоохранительных органов или охранники?

Павел Нечаев: Да, они хотели изъять у нас еще и теплицу, но мы ее отвоевали. Мы ничего не нарушаем. У нас вагончик стоял более чем в десяти метров от линии электропередачи. Ночью они все померили, а наутро уже приехала Росгвардия, еще 39 сотрудников полиции. Показали какие-то бумаги, что мы якобы нарушаем, – и все, на эвакуатор.

Марьяна Торочешникова: Это уже не первый конфликт, происходящий около этого поста экоактивистов.

Эрнест Мезак: Самая громкая конфликтная ситуация случилась там 27 августа этого года, когда была предпринята попытка завоза топлива на строительство мусорного полигона. Но население собралось на стихийный митинг, несколько часов люди не пускали бензовоз к паромной переправе через Вычегду. Потом кому-то это все надоело – и проткнули колесо. Его отремонтировали, но переправа уже не работала, и бензовоз уехал туда, откуда приехал.

Марьяна Торочешникова: На этой акции многих задержали?

Эрнест Мезак: Нет, никого не задержали. Как сказал присутствующий на акции сотрудник полиции: "Если мы сейчас тут одного задержим, на его место сразу приедут 30 новых". Но после того, как ситуация завершилась локальной победой экоактивистов, их начали таскать по достаточно экзотической статье 20.2.2 – проведение массового мероприятия, которое не является публичным, но которое создало помехи движению транспортных средств. Я представляю большую часть этих активистов, которых судят в основном в Усть-Вымском районном суде Республики Коми. Одного судили в Вилегодском районном суде Архангельской области. Им всем выписывают минимальные штрафы (как правило, пять тысяч рублей) и минимальные обязательные работы. Это показывает, что даже на уровне судебной власти есть определенное сочувствие их деятельности. Суды в Москве, например, связанные с какими-то менее социально ориентированными массовыми мероприятиями, обычно так не режут штрафы.

Марьяна Торочешникова: Потому что судьи тоже там живут.

Эрнест Мезак: Усть-Вымский район моей родной Республики Коми демонстрирует тотальную поддержку этой общественной инициативы. Я, посещая суд, заметил, что там ходит помощник или секретарь суда с огромным красным значком "Север – не помойка!".

Марьяна Торочешникова: Дмитрий, как получается, что этот экопротест сейчас уже дорос до социального и перерастает в политическое противостояние между жителями и чиновниками Архангельской области, которые не хотят прислушиваться и отказываются вести переговоры с населением?

Дмитрий Секушин: Когда власти не прислушиваются к требованиям людей, любой не политический протест неизбежно превращается в политический. Мы ничего для этого не делаем. Это естественный ход процесса.

Марьяна Торочешникова: Я сегодня специально зашла на сайт этого экотехнопарка. Их пресс-служба пишет: "Лицензированные источники подземных вод в пределах участка будущего экотехнопарка и санитарно-защитной зоны отсутствуют. Участок изысканий не попадает в водоохранные зоны и прибрежно-защитные полосы водных объектов, поэтому у экологов и местных жителей нет никаких поводов для волнения". Что же вы волнуетесь-то, если поводов нет?

Дмитрий Секушин: Поводы есть. А то, что вы сейчас прочитали, ложь. По российскому законодательству обустройство мусорных полигонов запрещено в заболоченных местностях.

Марьяна Торочешникова: А они говорят, что это вовсе не заболоченная местность: "Избыточное увлажнение окрестностей станции Шиес можно объяснить преобладанием в этой местности глинистых грунтов, – полагают специалисты ООО "Технопарк". – Благодаря им появляется так называемый "глиняный замок", который не позволяет дождевым и талым водам уходить в грунт и вызывает застой воды около поверхности. Такой "замок" в принципе не пропустил бы любые осадки и стоки в грунт".

Дмитрий Секушин: Это очередная порция бреда, которым наполнены все их так называемые рекламные и информационные материалы. У них даже зимой тонут бульдозеры. Там настоящее болото глубиной как минимум четыре метра. И там много источников питьевой воды. И река Вычегда берет исток именно в районе станции Шиес, а это источник питьевой воды для крупного населенного пункта Коряжма. А все, что говорят про "глиняные замки", – полная ерунда.

Марьяна Торочешникова: Что сейчас говорят людям власти Архангельской области? Как я понимаю, "шелупонью" вас уже не называют. Кстати, извинился ли за это губернатор?

Дмитрий Секушин: Нет. Он сказал, что назвал этим словом не людей, а протестующих.

Марьяна Торочешникова: А протестующие – это не люди, с его точки зрения… Что он предлагает сейчас?

Дмитрий Секушин: Он ничего не предлагает. Еще летом на встрече с активистами Котласа ему задали вопрос: "Что будет после того, как завершится срок действия договора аренды в Шиесе?" Он сказал: "Тогда застройщик будет вынужден сдать землю обратно в Министерство природных ресурсов, то есть обратно области, и привести ее в соответствующее состояние" (высадить там деревья и так далее). Этот срок истек в начале сентября, но ничего не произошло.

Марьяна Торочешникова: Более того, существуют все признаки продолжения строительных работ.

Дмитрий Секушин: И мы боимся, что в ближайшее время они могут попытаться разогнать лагерь. Провоз топлива через пост "Переправа" – это, возможно, какой-то пробный шар, тренировка. Мы ожидаем силовых акций.

Шиес. История конфликта

Марьяна Торочешникова: Член "Комитета спасения Печоры" Александр Сладкоштиев находится в Республике Коми. Александр, расскажите о вашей позиции и о позиции властей республики – они-то поддерживают население в этой борьбе?

Александр Сладкоштиев: Все последние действия, которые совершались рядом с постом "Переправа", осуществлялись с подачи Росгвардии, которая находится в Республике Коми. По сути, власти Республики Коми помогают застройщику осуществлять провоз топлива на территорию станции Шиес, способствуя незаконному строительству.

Марьяна Торочешникова: А что происходит вокруг этого палаточного лагеря? Мне попадались в социальных сетях какие-то страшные фотографии с людьми, сидящими в каком-то рву буквально под дулами оружия (то ли ЧОПовцы его держат, то ли "росгвардейцы"). И сообщалось, что чуть ли не в заложники захватили тех, кто протестует у станции Шиес. Действительно ли имели место такие события?

Александр Сладкоштиев: На станции Шиес уже много раз были столкновения экоактивистов с представителями частного охранного предприятия "Гарант безопасности". Людей даже в реанимацию увозили! Сейчас идут судебные дела сразу по нескольким активистам, причем на наших активистов заводят судебные дела, а на представителей ЧОПа, которые избивают активистов, их заводят очень неохотно. Нам никто не оказывает никакой юридической поддержки. Многие активисты за свои деньги нанимают адвокатов. Поддержка заключается только в том, что такие же простые люди, которые выступают против строительства в Шиесе, перечисляют какие-то свои крохи, то есть только мы сами себе оказываем помощь.

Эрнест Мезак

Эрнест Мезак: Шиес мобилизовал и консолидировал все политические силы, кроме маргинальных, каковой является "Единая Россия". Надо иметь в виду, что в следующем году состоятся выборы в Государственный совет Республики Коми. В органах власти республики паника, они понимают: если до конца года не решить эту проблему, то продолжение протестной активности вокруг Шиеса автоматически приведет к краху "Единой России" на выборах.

Наш губернатор более осторожен, чем архангельский. Ни в одном из своих публичных выступлений он формально не поддержал идею строительства мусорного полигона. Но при этом очевидно, что администрация президента давит и на губернатора Архангельской области, и на главу Республики Коми, заставляя как-то разрешить эту конфликтную ситуацию.

Когда мы в судах говорим, что активистов преследуют за противодействие незаконной стройке, никто из сотрудников полиции не возражает нам, не пытается доказать, что она законная. При этом министр внутренних дел республики Половников в ближайшее время должен уйти в отставку, и у него даже были определенные планы на участие в выборах Госсовета после ухода на пенсию. Но теперь очевидно, что после последних событий на посту "Переправа" любая политическая сила, которая примет его в свой список, еще больше будет обречена на провал, чем просто отмалчиваясь по ситуации, как это делает сейчас в Коми "Единая Россия".

Еще надо иметь в виду, что Шиес стал фактором консолидации национального движения. В феврале должен состояться традиционный съезд народа коми. Идут конференции по выборам делегатов на этот съезд. И уже сейчас видно, что будет с выборами в Госсовет. На локальных конференциях побеждают люди, которые выдвигают требования о незамедлительном прекращении строительства в Шиесе.

Марьяна Торочешникова: И все-таки для Республики Коми эта история проходит больше по касательной, просто в силу географических и административных обстоятельств.

Эрнест Мезак: Я категорически не согласен! Успех палаточного лагеря во многом обусловлен тем, что этот протест пользуется огромной поддержкой жителей Республики Коми.

Кстати, была попытка запихнуть этот полигон на территорию Республики Коми, но москвичи сказали, что как-то слишком далеко. И они поставили на крайнюю точку – это фактически крайняя станция Северной железной дороги на территории Архангельской области. Но при этом ближайшим населенным пунктом является Сыктывкар – 250 тысяч жителей, самый крупный населенный пункт. До Архангельска гораздо дальше, чем до Сыктывкара. Это огромный город, территория, где никогда не было крепостного права, где большие традиции экологического движения, относительно либеральный режим. Именно Сыктывкар и другие населенные пункты очень серьезно подпитывают этот протест.

Марьяна Торочешникова: На 9 ноября в Сыктывкаре запланирована очередная протестная акция против строительства этого полигона. Дмитрий, пройдут ли в ближайшее время какие-то акции в Архангельске?

Дмитрий Секушин: Сейчас таких планов нет. Но мы, безусловно, поддерживаем митинг, который состоится в 13 часов 9 ноября в Мичуринском парке Сыктывкара. И я уверен, что жители юга Архангельской области, наиболее близких к Сыктывкару локаций посетят этот митинг.

Марьяна Торочешникова: Насколько взрывоопасна сейчас ситуация вокруг строительства этого полигона, если сравнивать то, что было год назад, когда все только начиналось, и то, к чему пришли сейчас?

Дмитрий Секушин: Возмущение народа накапливается, терпение иссякает. Я расцениваю ситуацию не как взрывоопасную, но как очень и очень серьезную, напряженную. Один известный местный политолог еще в прошлом году сказал, что Архангельская область – это регион с утраченной управляемостью. По сути, это так и есть. Областная власть не контролирует ситуацию в регионе. У них совершенно нет никакого кредита доверия, он полностью утрачен, нет никакого уважения со стороны жителей области.

Марьяна Торочешникова: Александр, вы буквально вчера были рядом с этим полигоном у Шиеса. Как часто вы туда приезжаете? И как много там бывает людей?

Александр Сладкоштиев: До вчерашнего посещения я присутствовал там в августе. Туда приезжают все неравнодушные люди и с территории Архангельской области, и из Республики Коми. Мы там контролируем, чтобы не осуществлялся подвоз горюче-смазочных и строительных материалов на незаконную стройку. Существующая переправа действует до того времени, пока река судоходна, и в ближайшее время велика вероятность подвоза солярки на стройку, ведь после того, как паром перестанет ходить, через реку можно будет переехать только в декабре или в январе, в зависимости от силы морозов.

Марьяна Торочешникова: Эрнест, сейчас власти могут еще что-то предпринять, чтобы остановить это? Или от местных властей не зависит ничего, все решают в Москве, в Кремле, где угодно, но не в Архангельской области и не в Коми?

Эрнест Мезак: Губернаторы – это марионетки, которыми управляют из Кремля. Я беседовал с людьми. Протест в Шиесе – это не какой-нибудь интеллигентский протест программистов и дизайнеров в Москве, там очень серьезные северные люди, некоторые даже с опытом участия в боевых действиях в Донбассе на стороне сепаратистов. Конечно, они будут сопротивляться до последнего. И если в администрации президента РФ полагают, что этот полигон все-таки когда-нибудь начнет функционировать, то им надо понимать, что каждый эшелон с коммунальными отходами из Москвы придется сопровождать росгвардейцам, спецназу ГРУ Минобороны, причем еще придется этих росгвардейцев и спецназовцев ротировать, так как люди будут недоумевать по поводу того, что их могут использовать для таких сомнительных целей, как захоронение мусора в местах, где народ против и природа явно для этого не приспособлена.

ПЯТЬ ЛЕТ ЗА КАРТИНКУ С КАННАБИСОМ

В понедельник президент России Владимир Путин поручил подготовить поправки в Уголовный кодекс о введении ответственности за пропаганду или склонение к употреблению наркотиков в интернете. А уже в среду "Справедливая Россия" внесла соответствующий законопроект. Сажать за пропаганду наркотиков предлагают на пять лет или семь – если пропагандировали в интернете.

Причем под пропагандой наркотиков понимается "деятельность по распространению материалов и (или) информации, направленных на формирование у лица нейтрального, терпимого либо положительного отношения к таким средствам, веществам, растениям и их прекурсорам, а также их частям, либо представления о допустимости их употребления, хранения или оборота". Исключение: разговоры и публикации об использовании наркотиков в медицинских целях.

Значит ли это, что в случае, если до этого дойдет, людей смогут сажать за картинку или футболку с изображением листа каннабиса, за то, что человек выложил цитату из какого-нибудь известного произведения, например, из "Заводного апельсина" или перепостил фильм "На игле" у себя в блоге. Как все это будет выглядеть? И главное – зачем все это?

На эти вопросы нам поможет ответить Арсений Левинсон, юрист программы "Новая наркополитика" Института прав человека.

Арсений Левинсон: Будем надеяться, что до этого не дойдет. И уже сейчас Крашенинников, председатель Комитета по государственному строительству и законодательству, заявил о том, что это PR-ход со стороны партии "Справедливая Россия", и законопроект, который они внесли, не отвечает требованиям... Они должны были получить сначала отзыв правительства и Верховного суда, но не получили, ведь мы это уже проходили. В 2012 году Яровая вносила еще более оголтелый законопроект, который тоже предполагал криминализацию пропаганды. Там предлагалось ввести уголовную ответственность за любые упоминания наркотиков в интернете, даже без слов "в нейтральном либо положительном ключе". Впрочем, этот законопроект мало чем отличается от того, который сейчас предлагает "Справедливая Россия".

Арсений Левинсон

Правительство и Верховный суд фактически дали отрицательные отзывы, то есть поддержали с учетом замечаний: доработать определение "пропаганда", чтобы оно исключало расширительное толкование. Даже правительству и Верховному суду очевидно, что нельзя предоставлять безграничную свободу правоприменителю. Законодатель должен либо очень четко ограничить это понятие, что, я уверен, сделать невозможно, либо все-таки вводить ответственность не за слова, высказывания, мнения и распространение информации, а за действия, которые реально склоняют к употреблению наркотиков. И я уверен, что поручение президента надо реализовывать именно так.

Марьяна Торочешникова: А что значит – "склонять к употреблению наркотиков в интернете"?

Арсений Левинсон: Если бы президент знал, как решить эту проблему, он бы сам внес законопроект: президент обладает правом законодательной инициативы. Но он не внес никакого законопроекта, а поручил правительству его разработать, то есть теперь правительство и должно определить, что такое "склонение и пропаганда в интернете". И мы надеемся, что будут предложены какие-то разумные варианты решения этой проблемы, которые исключали бы расширительное толкование и возможность привлечения за картинки с коноплей, за высказывания о наркополитике, за предоставление объективных данных о наркотиках и о наркопотребителях.

Например, можно ввести уголовную ответственность за создание специальных площадок, ресурсов в интернете для продажи и распространения наркотиков. У нас активно развивается наркобизнес в интернете, в даркнете, и этому полиция вообще не умеет противостоять: это, может быть, и нужно криминализировать, придумать какие-то специальные нормы и подготавливать полицию к работе именно по таким делам. И это могло бы реально понизить доступность наркотиков.

Марьяна Торочешникова: Так, может быть, надо вообще начинать с подготовки полицейских? Ведь, судя по их работе, их профессионализм в борьбе с незаконным оборотом наркотиков вызывает большие вопросы. 228-ю статью, которая предусматривает ответственность за участие в незаконном обороте наркотиков, в современной России называют "народной". И она же – одна из наиболее распространенных среди тюремного населения страны.

Арсений, а что сейчас происходит на самом деле с борьбой с наркотиками в России? Не приведет ли эта новая инициатива президента к тому, что вместо того, чтобы пресекать поступление наркотиков в страну, статистику будут делать и отчитываться на так называемой пропаганде, которую еще непонятно, как пропишут в законе, и продолжат ловить мелких наркопотребителей?

Арсений Левинсон: Уже даже, может быть, не наркопотребителей, а просто тех, кто разместил картинку, "лайк", репост, клип и так далее. Нелепо создавать видимость борьбы с наркотиками, если понимать под пропагандой то, что сейчас предлагают депутаты "Справедливой России", или то, что сейчас понимается под этим в Административном кодексе. У нас же есть административная ответственность за пропаганду. И как раз за пропаганду в административном порядке привлекают очень мало: в прошлом году было всего лишь 263 дела, в Москве – ни одного, в Санкт-Петербурге – два. И это, как правило, индивидуальные предприниматели, которые торговали на рынке носками с коноплей, или способ давления на независимых журналистов. У нас есть дело в Челябинске, есть дело в отношении издания "7x7": их привлекали якобы за пропаганду наркотиков, а они лишь выражали мнение либо экспертов, либо собственное о наркополитике, о легализации каннабиса и так далее. Если действовать так, как предлагает сейчас "Справедливая Россия", то никакого эффекта для незаконного оборота не будет. Это только поможет полиции создавать видимость борьбы с наркотиками.

Дело даже не в подготовке кадров, а в законодательстве. И сейчас у нас такое законодательство, которое позволяет имитировать борьбу с наркотиками, считая тяжким преступлением хранение полутора граммов амфетамина. А когда полиция может отчитываться о раскрытии тяжких преступлений, просто задержав наркопотребителя с граммом амфетамина либо с полуграммом спайса, ей и не нужно реально выявлять тяжкие и особо тяжкие преступления.

Всего у нас 19 тысяч дел по сбыту, но на самом деле это не "всего", а очень много.

Марьяна Торочешникова: Нет, "всего" в сравнении с 70 тысячами тех, кто привлекается к уголовной ответственности за хранение.

Арсений Левинсон: И среди тех, кто привлекается за сбыт, наше законодательство тоже позволяет привлекать потребителей. Потребителя, который хранил несколько доз для себя, обвиняют в том, что якобы он собирался это сбыть, без каких-либо существенных доказательств. Это те, кто занимается так называемым "социальным" сбытом: один наркопотребитель передает другому. И когда полиция раскрывает сбыт наркотиков, это тоже никак не влияет на наркобизнес.

Вот если бы реальные усилия полиции были сосредоточены на организованных формах наркобизнеса, на перекрытии каналов поставок наркотиков в Россию, тогда был бы какой-то эффект. Но сейчас – за 15 лет, за которые ужесточалось антинаркотическое законодательство, – эффект ровно обратный: наркотики в России стали гораздо доступнее.

Марьяна Торочешникова: Да, такое ощущение, что как раз благодаря этому начали сажать мелкоту и отчитываться за ее счет, а при этом в зарубежных посольствах Российской Федерации находят какие-то несметные килограммы наркотиков, причем не конопли, а достаточно серьезных, и власти ничего по этому поводу не объясняют людям. Все это выглядит очень лицемерно. Кто сейчас должен принять решение для того, чтобы изменить ситуацию? Президент? Министр внутренних дел?

Арсений Левинсон: В первую очередь нужно менять законодательство. И для того чтобы полиция занималась действительно тяжкими и особо тяжкими преступлениями, нужно выводить из этих категорий все действия, которые ими фактически не являются. Необходимо дифференцировать ответственность за хранение и за сбыт, чтобы привлекали все-таки не потребителей, а реальных организаторов наркобизнеса. И действительно, это выглядит совершенно лицемерным, когда сажают десятки тысяч закладчиков, но при этом магазины по продаже наркотиков в даркнете продолжают работать и развиваться. Мы недавно видели отчет о наиболее крупной и популярной торговой площадке в даркнете, на которой каждый день происходят какие-то нереальные обороты, совершаются сотни тысяч сделок по продаже наркотиков. Полиция абсолютно безоружна в борьбе с этим бизнесом, и из-за своей неспособности победить серьезного противника власти для популизма привлекают рядовых потребителей, имитируя борьбу.

Марьяна Торочешникова: А может быть, это не неспособность, а просто нежелание? Можно только предположить, сколько людей кормятся от этого бизнеса, если он продолжает существовать. И вообще, довольно странно: задержать мелкого барыгу и вместо того, чтобы выстроить цепочку до того, кто поставляет ему все это, и найти крупного поставщика, тут же его схватить и посадить.

Арсений Левинсон: Ну, такая задача не стоит, и она существенно осложнена благодаря технологиям, даркнету, анонимному общению и связи между собой соучастников. Конечно, это более сложная задача сейчас, чем до того, как произошла уберизация наркоторговли. Но эта задача была бы решаемой, если бы был стимул ее решать и соответствующие указания, если бы законодательство обязывало заниматься этим, а не позволяло бы выдавать за тяжкие преступления действия, которые не обладают такой степенью общественной опасности.

Марьяна Торочешникова: А какие последние известные крупные партии наркотиков задерживали в России правоохранительные органы? Я поискала в Сети, но за этот год ничего такого не припомню.

Арсений Левинсон: Нет, была какая-то партия. Помимо того, что провозили дипломатическим бортом кокаин, был случай, когда в порту Санкт-Петербурга изъяли довольно большое количество кокаина, по-моему, 400 килограммов. Но опять же, насколько я понимаю, дальше самого нижнего звена – курьеров или тех, кто это переносил, – расследование дела не пошло.

Марьяна Торочешникова: А чем закончилось дело с дипломатами?

Арсений Левинсон: Я не следил за ним. По-моему, оно еще не закончилось, дело в отношении организаторов этой поставки находится в суде. Но крупных объемов наркотиков, реального наркотрафика касаются действительно единицы дел, их количество сократилось почти в пять раз.

Марьяна Торочешникова: А если сейчас введут эту историю с пропагандой в интернете, то, может быть, и еще сократится. А зачем? Отчитываться-то уже можно.