Политический анекдот: от Ленина до Путина

Репродукция картины Андрея Будаева, выставка "Плутократия"

Всемирная история анекдота с древнейших времен до наших дней. Происхождение русского анекдота в индустриальном обществе. Политические анекдоты времен революции и гражданской войны. Существуют ли анекдоты о Сталине?

Как появились Чапаев и Петька? Много ли было великодержавного шовинизма в анекдотах о "нерусских" народах Советского Союза? "Встречаются американец, русский, англичанин и француз": национальные стереотипы и политическое соперничество в анекдоте.

Какие качества советского интеллигента воплощают анекдоты по мотивам телесериала "Семнадцать мгновений весны"? Брежнев и Путин как герои политического анекдота: почувствуйте разницу.

Обсуждают Михаил Алексеевский, антрополог, и Аркадий Недель, философ. В записи: Андрей Коняев, издатель, научный журналист, основатель сообществ "Лентач" и "Образовач"; Дмитрий Вернер, астрофизик, создатель сайта anekdot.ru; Михаил Мельниченко, историк, создатель указателя анекдотов.

Ведет программу Елена Фанайлова.

Видеоверсия программы

Елена Фанайлова: Было бы довольно неправильно начинать разговор об анекдоте, о политическом анекдоте, о современном анекдоте, его трансформации без примеров. Расскажите ваш любимый анекдот.

Михаил Алексеевский: Я расскажу, может быть, не самый любимый, а один из последних анекдотов, который мне очень понравился, про космодром Восточный. Россия – это первая в мире страна, которая смогла построить такой космодром, где посадки начались раньше, чем старты.

Елена Фанайлова: Это даже не смешно, а это довольно точная историческая фиксация. Грустная история.

Аркадий Недель: Брежнев, Никсон и Миттеран поговорили на переговорах и пошли в курительную комнату. Никсон достает свой портсигар, и на нем написано: "Дорогому Ричарду от избирателей" – все очень красиво. Миттеран достает свой портсигар, там написано: "Дорогому Франсуа от любящей жены" – замечательно, красиво, все в восторге. И Брежнев достает свой портсигар, а там написано: "Дорогому Пушкину от Вяземского". Это эпоха.

Елена Фанайлова: Когда анекдот как жанр появляется? Мне кажется, во-первых, что это городская культура, во-вторых, тогда формируются уже первые представления о демократии, о том, как обсуждается жизнь города и появляются политические лидеры, если мы говорим о политическом анекдоте.

Михаил Алексеевский: В истории анекдота термины вводят в заблуждение очень сильно. Слово "анекдот" до начала ХХ века значило совсем не то, что мы привыкли понимать сейчас, а именно – занятная история, имеющая при этом часто реальный характер.

Аркадий Недель: Во Франции анекдот сейчас – забавная личная история, которая случилась со мной или которую я знаю, это не шутка.

Михаил Алексеевский: Сам термин восходит к Византии, у одного из византийских историков он был обозначен как рассказанная история неофициального характера, не в летописях. Есть английское слово "джокс" – анекдоты, шутки, они существовали испокон веков, они фиксируются и в Древнем Риме, и в Древней Греции. Нечто похожее на анекдоты встречается даже в источниках по Древнему Египту. Есть шутка про фараона. Как можно развлечь фараона? Нужно одеть рабыню в костюм водной нимфы, запустить ее в Нил, когда он отправится на рыбалку. Возможно, в этом скрывался политический контекст – вот какие шаловливые у нас фараоны.

Аркадий Недель

Аркадий Недель: Древнеегипетское общество было одним из самых свободных в мировой цивилизации. Мы знаем частную переписку, где люди абсолютно свободно обсуждают самые интимные вещи. И психоанализ в Древнем Египте просто не возник бы. Ведь психоанализ во многом возник потому, что женщины XIX века и даже конца XIX века не имели языка, чтобы выговорить интимные, связанные с чувственностью, с эротизмом вещи, это было под запретом. И революция, которую произвел Фрейд, та смелость, с которой он это сделал, дала язык ханжескому обществу, которое было тогда.

Елена Фанайлова: Как Фрейд рассказал, во многом юмор, эротический юмор и анекдот связаны с бессознательным, таким образом происходит ретравматизация, люди как бы снимают напряжение. Он говорит и о политических шутках как о способе социума избавиться от напряжения.

Аркадий Недель: Это своего рода оргазм.

Елена Фанайлова: Катарсис, скорее.

Аркадий Недель: Катарсис требует большего драматического напряжения, он все-таки следует за какой-то трагедией.

Елена Фанайлова: Но могут быть и исторические трагедии, упакованные в форме анекдота. То, что мы имеем в виду под анекдотом, это все-таки продукт конца XIX века, продукт индустриального общества, массовизации культуры.

Михаил Алексеевский: Да. Начало советского времени и революционные события невероятно повлияли на популярность анекдота. 20-е годы – безусловный расцвет этого жанра. Потом анекдоты продолжали появляться, но они практически не публиковались у нас по цензурным соображениям.

Елена Фанайлова: Это было связано с эпохой Сталина, с тем, что страна переходит из романтического революционного периода в более консервативный. Как и сексуальная революция вокруг революции 1917 года тоже, в общем, заканчивается с приходом Сталина. Это к вопросу о связи юмора и секса. Породила ли Великая французская революция политические анекдоты?

Аркадий Недель: Анекдоты были, и была сатира.

Елена Фанайлова: Знаменитая штука насчет Марии-Антуанетты и пирожных, мне кажется, в чистом виде анекдот, это приписано ей, конечно.

Чем ярче событие, тем больше оно порождает ответной реакции в виде анекдотов

Аркадий Недель: Это шутка. Я все-таки разделял бы анекдот, шутку и частушку. Частушка имеет тот же энергетический потенциал и служит той же эмоциональной, психологической и отчасти политической разрядке, что и анекдот, и шутка. Все три объединяют рассказчиков. И если я сейчас расскажу шутку, анекдот или частушку, мы все трое засмеемся и станем ближе друг к другу, создадим некое микрообщество, и благодаря этому мы станем более свободными.

Михаил Алексеевский: Да, в советское время это был еще и очень важный знак доверия. Если ты в каком-то коллективе рассказываешь анекдот, особенно политический, то это означает, что вы все вместе, и если никто из присутствовавших потом не напишет донос, то значит, все прошло хорошо.

Елена Фанайлова: В этом была, конечно, опасность. Из массы литературы о репрессиях и лагерях, от Солженицына и Шаламова до Херлинга-Грудзинского, который сейчас выходит на русском, мы знаем, как людей репрессировали за шутки, за анекдоты.

Михаил Алексеевский: И сейчас эти судебные дела являются довольно важным для фольклористов источником исторических анекдотов 30-х годов и позже.

Елена Фанайлова: Вокруг чего после революции происходят шутки, анекдоты?

Михаил Алексеевский

Михаил Алексеевский: В основном вокруг решений советской власти, советских лидеров. Политический анекдот – это во многом реакция на что-то, и чем ярче событие, тем больше оно порождает ответной реакции в виде анекдотов. Есть совершенно замечательный сборник советских анекдотов, собранный Михаилом Мельниченко. Читая эту фактически полную коллекцию анекдотов 20-х годов, удивляешься, насколько там важной темой является антисемитизм по отношению к советской власти.

Елена Фанайлова: В том смысле, что евреи сделали революцию?

Михаил Алексеевский: Да-да-да, и очень важно, как в анекдотах отражаются эти общественные настроения.

Елена Фанайлова: Я помню карикатуру, связанную с царским правительством, с революцией 1905 года. А были ли какие-то анекдоты про царскую семью?

Михаил Алексеевский: Насколько я знаю, были, но тут опять же вопрос фиксации. Чтобы анекдот остался, он должен быть записан, а в идеале еще и опубликован, и понятно, что цензура зачастую препятствовала публикации такого рода анекдотов.

Елена Фанайлова: Постперестроечное время – это бум печатных анекдотов, когда целые газеты начали выходить с анекдотами.

Михаил Алексеевский: Да, газеты, сборники, невероятный расцвет.

Михаил Мельниченко

Михаил Мельниченко: Мое детство пришлось на конец 80-х – начало 90-х годов, на расцвет, бум анекдотопечатания. Когда я, девяти- или десятилетний, болел гриппом, я в кровати обкладывался сборниками советских политических анекдотов, которые в тот момент стали очень активно печататься. Когда я вырос и поступил на исторический факультет, мне захотелось разобраться, чем был анекдот на самом деле. Поскольку я лет десять занимался советскими политическими анекдотами, у меня очень деформировалось чувство юмора. Мне интереснее те сюжеты, которые сложнее для понимания, многослойнее. Совершенно неочевидный и не очень смешной анекдот 20–30-х годов скорее приведет меня в волнение и заставит смеяться, чем что-то лежащее на поверхности. Например, анекдот 20-х годов, который я очень люблю: "Чем отличаются большевики от меньшевиков? Тем, что больше вики – меньше хлеба, меньше вики – больше хлеба". Совершенно непонятный текст, он про голодное время начала 20-х годов, про Гражданскую войну, и вика – это техническая бобовая культура, добавлявшаяся в хлеб. При большевиках было больше этой технической культуры в хлебе, а при меньшевиках – меньше. Это неочевидно, сложно, и мне смешно. Анекдоты покинули нас и оказались вытеснены картинками с подписью не так давно. В тот момент, когда я начинал этим заниматься, анекдот был, скорее, еще живой жанр. Да и сейчас он в целом жив, просто очень изменился.

Аркадий Недель: Анекдот – это способ создать огромное число микросообществ слушающих анекдот и тех, кому он нравится. Распространение анекдота в обществе – это своего рода фейсбук до фейсбука. Анекдот – это дружба.

Елена Фанайлова: Анекдот никуда не уходит, но часть энергии анекдота переходит в мем, в обмен мемами на фейсбуке. Когда собирается компания, если мы имеем в виду эпоху застоя, и мужчины чаще обмениваются анекдотами, как символическими поглаживаниями, как сказал бы психолог. Мы одной крови, мы одинаково понимаем ситуацию в стране, у нас одинаково болит, но мы мало что можем сделать физически, поэтому будем это всячески вышучивать.

Аркадий Недель: Да, своего рода коллективная терапия. Есть критики, считающие, что анекдот сегодня умер, но я вижу даже у себя в фейсбуке множество анекдотов, может быть, не очень свежих, но их все равно рассказывают, передают. Анекдот начинает быть необходимым, когда иные формы дискурса, политического в том числе, перестают быть эффективными, перестают работать. И здесь очень интересен вопрос: когда эта энергия юмора иссякает, в каких социальных контекстах и политических ситуациях?

Михаил Алексеевский: Если посмотреть исторически на динамику популярности анекдотов, то мы увидим закономерность: чем больше происходит общественных трансформаций, коллективных переживаний, тем чаще они осмысляются в виде юмора. Зачастую это кажется нам парадоксальным. Скажем, на Западе, особенно в Америке, невероятно мощная волна юмора была после терактов 2001 года. В первый момент кажется: это же цинизм, ведь произошла чудовищная трагедия, а люди начинают шутить про башни-близнецы. Но на самом деле это действительно ответная реакция, и юмор становится своего рода таким клапаном выплеска эмоций, позволяющим зачастую справиться с травмой. Есть очень интересные работы про юмор и анекдоты в концлагерях.

Аркадий Недель: Да, и об этом писал еще Виктор Франкл и многие, кто этим занимался. Но иначе и быть не могло. Интересный культурный поворот произошел практически сразу после 11 сентября – поменялись модели, девушки, выходящие на подиум. Если до этого это были бледные, тощие девицы, то сразу после 11 сентября стали выпускать розовощеких, немножко в теле, витальных моделей, потенциальных матерей. Это тоже очень любопытно как реакция на трагедию большого масштаба.

Елена Фанайлова: Или "Ширли Эбдо", например.

Популярность анекдотов снижается в тот момент, когда все хорошо

Михаил Алексеевский: Да, и популярность анекдотов снижается в тот момент, когда все хорошо.

Елена Фанайлова: Эпоха застоя – вроде бы все хорошо, но у анекдота была вторая жизнь. Как это объяснить?

Михаил Алексеевский: Прежде всего это затянувшаяся история. Плотность анекдотов в первые два года после революции зашкаливающая. Брежневская эпоха очень длинная, вязкая, и анекдоты продолжали долго сохранять актуальность, шутки про бесконечные ордена Брежнева, про "Малую Землю", как во время Олимпиады Брежнев по бумажке говорит: "ООООО", а ему объясняют: "Это же олимпийские кольца, Леонид Ильич, не надо это читать".

Елена Фанайлова: Да, у меня ощущение, что застойных анекдотов было дикое количество.

Аркадий Недель: Большинство, если не все анекдоты про Брежнева в его эпоху были, в общем, добрые, там нет злого юмора. Анекдот – это некий месседж, который народ отправляет власти, говорит: вот что мы о вас думаем. Анекдоты про Брежнева смешные и очень про эпоху.

Елена Фанайлова: Существовали ли анекдоты сталинской и хрущевской поры?

Михаил Алексеевский: Да, есть даже книжка "Анекдоты о Сталине", выпущенная в соавторстве Михаилом Мельниченко и Александрой Архиповой. Существует книжка, выпущенная прекрасным фольклористом из Эстонии Арво Крикманном "Интернет-анекдоты о Сталине", и там уже есть современные версии. Сталин приходит в Политбюро и говорит: "У меня есть два предложения, товарищи. Во-первых, расстрелять сто человек, во-вторых, перекрасить Кремль в зеленый цвет". – "А зачем в зеленый цвет?" – "Я так и знал, что по первому вопросу возражений не будет".

Аркадий Недель: Или еще анекдот, не ручаюсь, что он аутентичный. Сталин выступает на сцене, и кто-то в партере чихнул. Сталин спрашивает: "Кто чихнул? Встаньте". Молчание. "Расстрелять первый ряд". Расстреливают. Второй, третий. В конце концов человек, трясясь от страха, встает и говорит: "Я чихнул, товарищ Сталин". – "Будьте здоровы, дорогой товарищ!"

Елена Фанайлова: Это как раз юмор вокруг массовых смертей.

Андрей Коняев

Андрей Коняев: Любимых политических анекдотов у меня нет. Все политические анекдоты довольно сильно привязаны к месту и времени, поэтому они скоротечны. Я люблю анекдоты про Вовочку или Василия Ивановича, если мы говорим про классические анекдоты. Эта история, конечно, жива и продолжает существовать, и люди продолжают придумывать анекдоты. Немножко изменился лишь формат рассказывания анекдотов. Сам анекдот не важен с точки зрения шутки. Вся суть рассказывания анекдотов в том, что это занятие, в котором все могут участвовать, это обмен шутками. Сейчас его заменил обмен мемами, роликами на ютьюбе. Поэтому формат анекдота немного ушел, но этот жанр все равно сохраняется.

Елена Фанайлова: Мне совершенно непонятен феномен возникновения анекдотов про Петьку и Василия Ивановича. Или через Штирлица мы это можем объяснить. В детстве я видела прекрасный пропагандистский фильм "Чапаев" и плакала, когда Чапаев погибает, но связь этих людей с героями анекдотов мне была совершенно неясна.

Михаил Алексеевский: Фильм довольно старый, но когда был очередной юбилей, его повторно выпустили в кинопрокат. И после этого эти анекдоты начали фиксироваться, они оказались в том же ряду, что и другие кинозависимые анекдоты, про Штирлица, Шерлока Холмса и доктора Ватсона, про героев мультфильмов.

Аркадий Недель: Подобного рода анекдоты возникают потому, что это профанирование сакрального. Петька и Василий Иванович, во многом Штирлиц стали сакральными фигурами в советской культуре. Это совершенно нормальный, естественный механизм в любой культуре. Василий Иванович является как бы сакральным дубликатом всех героев революции, и массовое сознание на него так реагирует.

Елена Фанайлова: Да, и там идет сакрализация советского мифа в целом, потому что есть множество анекдотов про псевдогероизм этих героев, их эротические приключения. Но с анекдотами про Штирлица немного по-другому.

Аркадий Недель: Большинство анекдотов про Штирлица построены на игре слов, и это тоже неслучайно, это любопытный феномен.

Михаил Алексеевский: И про это тоже есть хорошая книжка фольклориста Александры Архиповой "Штирлиц шел по коридору…" Про Штирлица действительно очень много каламбурных анекдотов.

Елена Фанайлова: Анекдоты про Штирлица – это часто английский юмор, парадоксы, абстрактный юмор, игра слов. Это пакет и политических анекдотов, и анекдотов про время, и вообще это всегда убойно смешно.

Аркадий Недель: Штирлиц – это герой интеллигенции, это вообще про русскую интеллигенцию, находящуюся во внутренней эмиграции, в двойном сознании, и это анекдоты про наше мироощущение, мироощущение наших родителей. Социалистический, политический язык конца брежневской эпохи стал уже настолько бессмысленным, пародийным, обрел настолько монструозные формы, что бороться с ним и противопоставлять себя ему можно было исключительно при помощи лингвистической игры. Построенные на игре слов анекдоты про Штирлица – это борьба с этим уже монструозным официальным языком позднебрежневской эпохи.

Елена Фанайлова: И видимо, позднесоветский анекдот связан с работой московского концептуализма, с Сорокиным, его чернейшим юмором.

Михаил Алексеевский: Именно фильм про Штирлица породил такого рода анекдоты еще и из-за особенностей голоса Капеляна за кадром, который говорит про Штирлица в настоящем времени.

Аркадий Недель: Это хорошее замечание, и в каком-то смысле мы себя ассоциировали, возможно бессознательно, больше с голосом Капеляна, чем с самим Штирлицем.

Елена Фанайлова: И в каком-то смысле в советское время мы жили в ситуации, когда мы видели одно, а слышали другое.

Михаил Алексеевский: Анекдот является прекрасной реакций на коммунистическую риторику. В колхозе собираются колхозники, им рассказывают про светлое будущее, что скоро коммунизм будет построен, все будет хорошо. Один колхозник поднимает руку и говорит: "Товарищ лектор, скажите, а почему мяса-то нету, раз все так хорошо?" – "Мы идем к коммунизму семимильными шагами, скотина за нами не поспевает".

Елена Фанайлова: Да, был пакет анекдотов про собрания в колхозах или на предприятиях с участием лектора. А что нам говорит сравнительная антропология анекдота про Горбачева и про Ельцина? Какими они становятся, конкурируют ли они с анекдотами эпохи застоя? Я, кстати, не помню анекдотов про Андропова.

Михаил Алексеевский: По-моему, был анекдот про Андропова и Черненко, что один работает от сети, а другой от батареек.

Елена Фанайлова: Были анекдоты, связанные с быстрым уходом со сцены этих политических деятелей.

Михаил Алексеевский: Было много анекдотов про Горбачева, связанных с борьбой за трезвость. Из своего детства помню очень показательный анекдот про Раису Максимовну. Приходит Горбачев в баню, вдруг видит – все мужики испуганно тазиками прикрываются. Он говорит: "Мужики, я же свой, что вы…" – "А мы думали, вы, как всегда, с Раисой Максимовной". В анекдотах про Ельцина довольно часто обыгрывалась тема пьянства, но были и сложные анекдоты. Мне, например, очень нравится про то, как к Ельцину приходит премьер-министр и говорит: "Борис Николаевич, ситуация в стране кризисная, в бюджете денег нет, но мы нашли неплохое решение. Мы предварительно договорились с компанией "Кока-кола", что они нам дадут сколько-то миллиардов долларов в бюджет, но при одном условии – мы должны заменить флаг России на логотип "Кока-колы". – "А сколько, говоришь, денег?" – "Столько-то, очень-очень много". – "Хм… Проверь, пожалуйста, когда у нас с "Бленд-а-мед" заканчивается контракт".

Аркадий Недель: В этом анекдоте очень много патриотизма с горчинкой "за отчизну обидно".

Елена Фанайлова: Были анекдоты про иностранцев и в эпоху Горбачева, и Ельцина: что делают англичанин, француз и русский, оказавшись на необитаемом острове или где-то еще. Являются ли такие анекдоты признаком шовинизма, патриотизма? Или анекдоты на национальную тему – это обычное дело? Есть ли вообще у других народов шутки про разные национальности?

Михаил Алексеевский: Самые известные – еврейские анекдоты, которые в основном рассказывают именно евреи. Обыгрывание национальных стереотипов в юморе – стандартная история. Тут интересно смотреть, какие нации берутся в компанию, помимо собственной. Одно время были русский, поляк и немец, в другое время – француз, американец, русский. Это зависит еще от жанра анекдота. Если это что-то про амурные приключения, без француза, конечно, не обойдется.

Аркадий Недель: Чаще всего берется нация, с которой воевали или с которой было политическое соперничество.

Михаил Алексеевский: Это еще анекдоты про "младших братьев" – чукчи, эстонцы, грузины… Это имперские анекдоты.

Анекдоты – это для русских нечто особенное

Дмитрий Вернер: Когда я придумал сайт, в 1995 году, я работал в университете в городе Лексингтон, штат Кентукки, США. Русский интернет тогда был очень маленький, но уже были новостные группы, где люди делились юмором, анекдотами. Я решил, что нужно собирать эти анекдоты и делать из них ежедневные выпуски. 90-е в России я пропустил и обнаружил, что вся эта новая жизнь отражается прекрасным образом в анекдотах. Например, был огромный пласт анекдотов про "новых русских". Существуют уже тысячи анекдотов про Владимира Владимировича Путина, и они очень хорошо отражают, как развивался в них образ Путина. Я считаю, что они все политические. Например, анекдот эпохи, когда президентами были Путин и Джордж Буш – младший. Поехали в России на рыбалку Путин и Буш, закинули удочки, сидят. Путин спокойно смотрит на поплавок, а Буша комары кусают, он бьет себя по щекам, по рукам. Наконец Буш говорит: "Вольдемар, а почему вас не кусают?" Путин строго: "Меня нельзя". А когда в 1997-м появилась русская интернет-замерка "Топ-100", и все поставили этот счетчик себе, оказалось, что сайт "Анекдоты из России" очень быстро вышел на первое место среди вообще всех сайтов. Тогда я понял, что анекдоты – это для русских нечто особенное. Еще в советское время, когда собиралась наша компания, одним из первых вопросов был: "А новый анекдот знаешь?" – и рассказывали друг другу анекдоты. Мы все очень любили анекдоты.

Дмитрий Вернер

Михаил Алексеевский: Когда я занимался постсоветскими анекдотами, мое внимание привлек цикл анекдотов про Навального. Они казались мне пугающе несмешными и вымороченными, но очень негативно-очернительного характера. Я в итоге обнаружил, что какой-то активист какого-то патриотического движения из Казахстана абсолютно графомански сочинял эти анекдоты и выкладывал еще в своем "ЖЖ". Потом какие-то ребята, условно, "Молодая гвардия", оттуда их копировали и активно рассылали, что-то из разряда "что русский народ думает про Навального". А потом какие-то эксперты с "Эха Москвы" это прочитали и сделали вывод, что русский народ к Навальному относится не очень. То есть это манипуляция жанром анекдотов в процессе политической борьбы.

Аркадий Недель: Взять и придумать анекдот невозможно, это редчайший случай.

Елена Фанайлова: А как он должен родиться тогда?

Аркадий Недель: Из коллективного творчества, из песни, из рассказов, выступлений политических фигур и игры с их текстами.

Елена Фанайлова: Есть масса анекдотов, причем очень качественных, смешных и довольно злых про Путина.

Михаил Алексеевский: Есть и сравнительно благодушные. Например, Путин открывает холодильник, видит – там холодец трясется, и говорит: "Не волнуйся, я за помидорами".

Елена Фанайлова: Вы считаете, что это благодушный анекдот?

Михаил Алексеевский: Страшный, грозный, серьезный глава государства, даже холодец немножко трепещет. Или другой анекдот, очень популярный, рисующий харизматический образ, про то, как Путин со своими соратниками садится за стол, официант спрашивает его: "Что будете есть?" Он говорит: "Мясо". – "А овощи?" – "А овощи тоже будут мясо".

Елена Фанайлова: Да, это известнейший анекдот, лучше всего характеризующий вертикаль власти.

Аркадий Недель: Это не новый анекдот, а апгрейд старого.

Елена Фанайлова: Анекдоты растут обычно из сгущения, и это, мне кажется, главный анекдот эпохи. Мне еще интересно, почему американские президенты то становятся героями русских анекдотов, то вообще их нет. Про Клинтона был пакет, в связи со скандалом с Моникой Левински. А про Трампа и Путина, например, не могу вспомнить анекдотов. Про Буша были анекдоты, про Рейгана были…

Михаил Алексеевский: Например, встречаются Рейган и Горбачев и начинают спорить, в какой стране свободнее жить – в США или в СССР. Рейган говорит: "У нас такая демократия, что любой американец может выйти на главную площадь и закричать: "Рейган – идиот!" Горбачев говорит: "У нас ничуть не хуже. У нас тоже любой человек может выйти на Красную площадь и закричать: "Рейган – идиот!"

Елена Фанайлова: Видимо, его фигура оставила отпечаток в массовом сознании. А с Трампом – может быть, дело в том, что он сам бесконечно шутит, и народ уже не может про него лучше пошутить.

Михаил Алексеевский: Мемов про Трампа, конечно, очень много. Из свежих историй – когда он выложил себя в виде Рэмбо, это моментально породило дикое количество пародий, переделок. Это уже визуальный фольклор.

Елена Фанайлова: И попрошу вас в финале рассказать еще по любимому анекдоту.

Михаил Алексеевский: Приходят журналисты к Путину и говорят: "Владимир Владимировича, как так вышло, что во Франции профсоюзы протестуют против пенсионной реформы, а российские профсоюзы ничего такого не делают?" Владимир Владимирович отвечает: "А какое дело, простите, российским профсоюзам до французской пенсионной реформы?"

Аркадий Недель: Цирк, представление. Первым номером – клоуны, шутки. Публика сидит, кто-то зевает, не очень здорово реагируют на все это. Второй акт. Конферансье говорит: "А теперь небывалый в мире номер – летающие крокодилы". И действительно, заходит человек с плеткой в руках, щелкает хлыстом – и крокодилы начинают бежать по кругу. Дрессировщик снова щелкает хлыстом – и они начинают взлетать, летят по кругу на небольшом расстоянии от пола. Он снова ударяет хлыстом – и они вздымаются и уже летят, парят над публикой. Все в шоке. Идя на посадку, один крокодил подлетает к какой-то даме, кладет морду ей на плечо и говорит: "Если бы вы знали, как нас здесь пи…"

Елена Фанайлова: Анекдоты – это, конечно, бессмертная тема. Политический анекдот существует с того момента, когда человеческая цивилизация осознает себя как таковая. Анекдот – это и способ внутреннего освобождения от проблем, которые волнуют человечество, и общественное искусство, и общественный договор, способ коммуникации в небольших сообществах. И это то, что объединяет сейчас большие интернет-пространства.