Угрюмая муза

Илларион Прянишников. Калики перехожие. 1870.

Передача из цикла "Писатели и музыка".

Владимир Абаринов: При словах «Николай Алексеевич Некрасов» многие, пожалуй, вздохнут с тоской. Народный печальник, гражданская лирика... Русские критики и советская школа засушили и поэзию Некрасова, и его личность, сделали из нее плоскую, унылую, засиженную мухами икону в школьном кабинете литературы.

А он был делец и бонвиван, тонкий гастроном и удачливый картежник. Многие считали его лицемером: за письменным столом рыдает о горькой крестьянской доле, а потом идет в Английский клуб играть в карты по крупной с вельможами. Сохранились ресторанные меню с его автографами. Там безутешная кручина поэта вписана между названиями изысканных блюд. Извиняет его то, что он в молодости терпел отчаянную нужду.

Выигрывал огромные суммы. Подозревали в шулерстве, но за руку никогда никто не поймал. Сумел сделать журнал «Современник» высокодоходным предприятием. И это было русскому человеку подозрительно: мошенник, не иначе. А он был просто очень практичный, умный и расчетливый человек.

Свои стихи он называл песнями, свою Музу - «угрюмой», «неласковой» и «нелюбимой». Первый сборник назывался «Мечты и звуки», последний - «Последние песни».

Он был страстным операманом, любителем итальянской оперы, абонировал ложу в петербургском Итальянском театре, где в то время собралась великолепная труппа, какой не было, по мнению Некрасова, и в Париже. Писал восторженные рецензии на оперные премьеры и утверждал, что в Петербурге она покорила решительно все сословия:

Влияние итальянской оперы распространилось и на низшие классы... Вы, может быть, недоверчиво качаете головой; но смею уверить вас, что я не шучу и не преувеличиваю. Собственными ушами слышал я фонарщика, который, стоя на своей грязной лестнице и зажигая фонарь, затягивал дуэт из «Любовного напитка».

Был и балетоманом, и тем, кого Пушкин называл «почетный гражданин кулис», хотя в стихах сурово осуждал этот обычай. Сочинял водевили. Часто переиначивал французские, подписывал псевдонимами, в собрания сочинений не включал, но зарабатывал на них недурно.

Композиторы его любили, но в основном за гражданский пафос. Музыку на его любовную лирику писали нечасто. Один из таких романсов сочинил Чайковский.

Прости! Не помни дней паденья,
Тоски, унынья, озлобленья,—
Не помни бурь, не помни слез,
Не помни ревности угроз!

Но дни, когда любви светило
Над нами ласково всходило
И бодро мы свершали путь,—
Благослови и не забудь!

Шлягером русских музыкальных салонов середины ХIХ века стал романс на стихи молодого Некрасова «Что ты жадно глядишь на дорогу». Правда, при этом из стихотворения выбросили половину, а в советском варианте - еще больше. Вся будущая карьера героини Некрасова -

Поживешь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна и легка…
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдешь мужика...

- в романс не попала. Но и в таком виде он стал одним из шедевров в репертуаре Людмилы Зыкиной.

В передаче о музыке на стихи Некрасова невозможно обойтись без знаменитых «Двенадцати разбойников». Это рассказ Ионушки «О двух великих грешниках» из последней главы поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Мы знаем и любим эту песню в исполнении Шаляпина, но я хочу предложить другую версию. На этой пластинке написано: «Первый в России квартет бродяг под управлением Гирняка и Шима». Она записана в Петербурге в 1912 году.

В самом начале XX века в России вдруг случился взрыв популярности каторжных и тюремных песен. Этим мы обязаны невероятному успеху пьесы Горького «На дне». В спектакле Московского Художественного театра вор Васька Пепел пел песню «Солнце всходит и заходит». Вот так этот жанр, никогда с тех пор не умиравший, вошел в моду. Квартет бродяг, которые никаким бродягами, конечно, не были, выходил на сцену в соответствущих костюмах. Приспособили к этому репертуару и Некрасова. Во всяком случае более ранние исполнения «Двенадцати разбойников» не обнаружены.

Сцена из спектакля МХТ «На дне». Фотография с почтовой открытки. 1904.

Без Шаляпина мы сегодня все-таки не останемся. «Песня убогого странника». Это из поэмы Некрасова «Коробейники». Музыка Николая Маныкина-Невструева.

Обложка нотного сборника квартета каторжан п/у Б. Гирняка.

Я лугами иду - ветер свищет в лугах:

Холодно, странничек, холодно,

Холодно, родименькой, холодно!

Я лесами иду - звери воют в лесах: Г

олодно, странничек, голодно,

Голодно, родименькой, голодно!..

Шаляпин записывает пластинку. Фото Льва Леонидова. 1913.

В 1902 году Сергей Рахманинов, написавший к тому времени уже множество романсов, добрался и до Некрасова. Он сочинил кантату на текст стихотворения «Зеленый шум» и назвал ее «Весна». Советские музыковеды очень любят писать о теме весеннего обновления, о том, что кантата очень соответствовала общественным настроениям того времени. Я удивляюсь, где у этих музыковедов уши. Впрочем, их можно понять. Они совершенно забыли о существовании мрачной середины, центрального эпизода этого опуса. Именно его мы сейчас и услышим. Акцент солиста объясняется тем, что запись сделана в Америке, но, положа руку на сердце, это лучшая запись рахманиновской кантаты. Через минуту вы забудете про акцент.

Скромна моя хозяюшка
Наталья Патрикеевна,
Водой не замутит!
Да с ней беда случилася,
Как лето жил я в Питере…
Сама сказала, глупая,
Типун ей на язык!

В избе сам-друг с обманщицей
Зима нас заперла,
В мои глаза суровые
Глядит, — молчит жена.
Молчу… а дума лютая
Покоя не дает:
Убить… так жаль сердечную!
Стерпеть — так силы нет!..

И еще один хит на стихи Некрасова, о котором тоже обычно говорят, что музыка народная - «Меж высоких хлебов». Это не так, у этой музыки есть автор - Николай Александрович Александров. Он положил на музыку стихотворение «Похороны» - вернее, его часть - в 1911 году. Хитом эту песню сделала, конечно же, Лидия Русланова.

Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося
И нечаянно к нам забрело...

Николай Алексеевич Некрасов на смертном одре. 1877.

Жестоко страдая от неизлечимой болезни, Некрасов подводил суровый итог своей жизни:

Скоро стану добычею тленья.
Тяжело умирать, хорошо умереть;
Ничьего не прошу сожаленья,
Да и некому будет жалеть.

Я дворянскому нашему роду
Блеска лирой моей не стяжал;
Я настолько же чуждым народу
Умираю, как жить начинал.


Не стану возражать. Некрасова сегодня не читают или читают очень немногие. И все же его гений пребудет с нами вовеки. Его глагол вошел в нашу плоть и кровь. Это больше, чем стихи. Георгий Свиридов. «Весенняя кантата».

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка Русь!

Георгий Свиридов. «Весенняя кантата». Часть IV. Симфонический оркестр и хор Санкт-Петербургской консерватории. Дирижер – Владимир Федосеев.