Александр Генис: Мартовский выпуск «Музыкального приношения» Соломона Волкова будет целиком посвящен Прокофьеву. Причина тому - два юбилея.
Начнем, естественного, с первого. Прошу Вас, Соломон.
Соломон Волков: 5 марта исполняется 55 лет со дня смерти, в один день, Сталина и Прокофьева. И они обречены, прямо по Булгакову, появляться в дни своей смерти вместе. Интересно, что когда Сталин умер, смерть Прокофьева осталась практически незамеченной. У гроба Прокофьева стояла кучка его самых близких друзей, композиторов, музыковедов. Цветы на похороны Прокофьева было невозможно получить, потому что все наличные цветы ушли на похороны Сталина. Где-то наскребли жалкие веночки. Через 10 лет, когда эта дата справлялась, то перевес был уже на стороне Прокофьева. И даже в ходу была шутка, которую по очереди применяли и к другим деятелям культуры:
- Кто такой Сталин?
- Незначительный политический деятель в эпоху Прокофьева.
Александр Генис: Я слышал то же самое про Райкина.
Соломон Волков: Да, но время расставило свои акценты - эта шутка тоже оказалась не очень пророческой. Я думаю, что эта дата всегда будет у Прокофьева и Сталина связана.
Александр Генис: А насколько они связаны в творческом отношении?
Соломон Волков: О, они связаны весьма! Прокофьев ведь, в советское время, был самый награждаемый Сталинскими премиями человек. Он получил наибольшее их количество - шесть Сталинских премий. Больше даже, чем Шостакович, который их получил пять. При том, что Прокофьев начал их получать, по сравнению с Шостаковичем и другими, с большим запозданием. Тому есть причина, конечно, о которой мы можем только догадываться, она нигде не зафиксирована, почему был такой интервал, прежде чем Сталин начал награждать Прокофьева. Но когда уже начал его награждать, он в один год получил сразу три Сталинские премии. У Прокофьева было слабое сердце, и умер он от общей волнительной атмосферы тех дней. Сердце слабое не выдержало напряжения.
Александр Генис: То есть, можно сказать, что Сталин забрал его с собой в могилу?
Соломон Волков: Безусловно. И Прокофьев является автором целого ряда сочинений так или иначе связанных со Сталиным. В частности, к 60-летию Сталина, которое очень торжественно и пышно отмечалось в Советском Союзе, ему советское радио заказало специальное сочинение, и он сочинил опус под названием «Здравица». Сочинение замечательное. В основу его Прокофьев положил современные псевдонародные песни, посвященные Сталину, и сделал это так, что это не просто артефакт сталинской эпохи, как многие произведения социалистического реализма, которые мы воспринимаем только в качестве чистого китча. Слушая эту музыку, можно, если ты отвлечешься от слов, воспринять ее как чистую квинтэссенцию стиля Прокофьева. Ведь Прокофьев, в своей основе, очень жизнерадостный композитор. И сегодня я хотел бы продемонстрировать разные ипостаси вот этой жизнерадостности, этого оптимизма, который тем более удивителен, что в жизни Прокофьев не был таким уж оптимистом. Это ясно из его недавно опубликованных дневников. Он был человек, который скрывал за маской уверенного в себе, по-американски делового человека, крайнюю неуверенность. И не зря Прокофьев был приверженцем такой христианской секты, которая давала ему опору. Это была его тайна, о ней мы узнали сравнительно недавно. Но в «Здравице» мы можем не обращать внимание на слова, а получать удовольствие от изысканной, типично прокофьевской мелодики и ритмики.
Вторая дата – 10 лет со дня смерти Улановой. Почему мы говорим о ней в передаче, посвященной Прокофьеву? Потому что одна из самых прославленных улановских ролей была Джульетта в балете Прокофьева «Ромео и Джульетта». И она-то, кстати, за эту роль получила Сталинскую премию, в отличие от Прокофьева, который за «Ромео и Джульетту» ничего не получил. Он впоследствии получил за свой другой балет, «Золушка», который я лично не считаю таким великим и совершенным как «Ромео и Джульетта».
Александр Генис: «Ромео и Джульетта», по-моему, это лучший балет, который был когда-либо поставлен на эту тему.
Соломон Волков: Безусловно. Это бессмертная музыка, о чем говорить. Но интересно, что номер, который я хочу показать – Джульетта-девочка… Я не видел Уланову на сцене в этой роли, но я много раз видел фильм Лео Арнштама «Ромео и Джульетта», где появляется Уланова. Она преображается, преображает свое тело, лицо, оно начинает светиться. Ты понимаешь, в чем была прелесть Улановой. Но музыка, если вслушаться в нее, она такая же сталинская…
Александр Генис: Сталинский классицизм?
Соломон Волков: Да. И вот в этой музыке опять брызжет, свойственное Прокофьеву, уравновешенное, радостное и оптимистическое восприятие мира.
Александр Генис: Соломон, совсем недавно на церемонии «Оскара» мы с радостью и удивлением обнаружили, что один из «Оскаров» достался авторам маленького мультфильма, поставленного по произведению Прокофьева. Мне кажется, что это говорит о волне интереса к Прокофьеву. Не начинается ли такой прокофьевский бум, как когда-то был бум Шостаковича, а теперь пришла пора Прокофьева. Вам так не кажется?
Соломон Волков: Это просто происходит на глазах, вы совершенно правы. Хорошо, что «Петя и волк» получил сейчас «Оскара». Когда авторы фильма благодарили Академию, то они специально отметили, что Прокофьев получает премию вместе с ними. Это было прелестно с их стороны. Но я должен отметить, что на «Грэмми», буквально через год-два, очередная запись «Пети и волка» получила премию. Если вы придете в магазин, то записей «Пети и волка» вы насчитаете, может быть, 20-30. Причем за честь почитают выступить в качестве чтецов с этой музыкой самые большие знаменитости. Там и президент Картер, и самые знаменитые актеры. «Петя и волк» это, может быть, самая любимая музыка для детей на Западе. В США - точно. Но вообще в этом сезоне будут много играть музыку Прокофьева в Нью-Йорке. А летом состоится специальный фестиваль в Бард-колледже, который раз в год устраивает такой представительный фестиваль какого-нибудь композитора. На сей раз он будет посвящен Прокофьеву. Причем интересно отметить, мы, конечно, об этом поговорим в свое время, там будет показан реставрированный балет «Ромео и Джульетта». Ведь в свое время Прокофьев сочинил этот балет со счастливым концом, потому что не было понятно, как же мертвые Ромео и Джульетта могут танцевать. Но потом Прокофьев говорит, что придумали, как это делать. Действительно, мне кажется, что постановка «Ромео и Джульетты» Лавровского вне конкуренции. Мне она нравится больше всех. И будет очень интересно посмотреть этот балет в оригинальной версии Прокофьева, со счастливым концом.
Александр Генис: И, как обычно, этот выпуск «Музыкального приношения» завершит рубрика «Музыкальный антиквариат».
Соломон Волков: Я решил его тоже отметить прокофьевской музыкой. Натан Миронович Мильштейн, с которым мне посчастливилось много разговаривать и выпустить книгу его воспоминаний, был специалист по Прокофьеву и, даже, в 1923 году в Москве устроил премьеру Первого скрипичного концерта Прокофьева. Это уникальный случай - не было оркестра, ему аккомпанировал пианист. Пианистом этим был Горовец. Представляете себе премьеру: скрипка - Мильштейн, фортепьяно - Горовец? Хотел бы я присутствовать при этом. На этом выступлении был Мясковский, который написал об этом событии Прокофьеву, который в это время был за границей. И Мильштейн мне рассказывал о Прокофьеве, с которым он потом сталкивался на Западе, об этом впечатлении очень высокомерного человека, надменного. Его, я помню, еще поразили прокофьевские губы. Я никогда об этом не читал. Он говорит, что у него были такие выделяющиеся губы, характерные. Мильштейн говорил, что казалось, что если до них дотронуться, то из них брызнет кровь. И еще ему запомнилось, как Прокофьев жадно и торопливо поглощал пищу. Он много играл музыку Прокофьева и вот скрипичная соната номер два, в которой… На самом деле, если прислушаться, это маршевая музыка, но Мильштейн это искусно маскирует. В итоге эта краска добавляет еще один аспект жизнерадостности. Прокофьев был чрезвычайно подходящим композитором для сталинской эпохи.