Александр Генис: Следующая, привычная нашим постоянным слушателям рубрика – «Музыкальная полка» Соломона Волкова.
Соломон Волков: В апреле исполняется 100 лет со дня рождения Герберта фон Караяна – дирижера, которого при жизни я бы, может, и затруднился назвать великим, а сейчас, пожалуй, назову. И это при том, что он был любимым дирижером Геринга. Казалось бы, при словах «любимый дирижер Геринга» все у нас должно закипеть от возмущения, и мы должны этому человеку отказать в каком бы то ни было праве на присутствие в современном музыкальном дискурсе. Тем не менее, столетие Караяна широко отмечается по всему миру, в частности, в Зальцбурге, где он был царь и бог на протяжении многих лет. Вообще, в Австрии. И в Германии, где он возглавлял долгие годы Берлинский филармонический оркестр, который при Караяне был, безусловно, лучшим оркестром мира. Годы с Караяном - золотые годы Берлинского филармонического оркестра. О Караяне я хочу поговорить в связи с появлением на моей музыкальной полке DVD под названием «Великие дирижеры Третьего Рейха», с выразительным подзаголовком: «Искусство на службе зла». Там собраны документальные кадры, которые показывают великих дирижеров - Фуртвенглера, Карла Бема и Караяна? - как они реально выступали в годы фашизма в Германии. Показано, как Фуртвенглер выступает где-то на заводе, дирижирует Вагнера, Караян выступает в оккупированном Париже во главе с немецким оркестром. Впечатление от этого DVD весьма двойственное. Музыку эти люди делают замечательную, но обстоятельства, при которых эта музыка звучит, конечно, удручающие, потому что они свой выдающийся талант, в случае с Караяном, или гений, в случае с Фуртвенглером, поставили на службу бесчеловечному и ужасному режиму.
Александр Генис: Соломон, этот режим был особенно чувствителен к музыке. Настолько они усилили нацистский режим своим творчеством? Вот вопрос, который мы должны задать.
Соломон Волков: На этот вопрос можно ответить, глядя на эти документальные кадры. Документалисты фиксируют свое внимание на лицах людей, которые слушают эту музыку. И тут мы вступаем в чрезвычайно таинственную область. Я гляжу на эти лица и вижу, как они освещаются изнутри, одухотворяются при звуках этой музыки. Вопрос заключается в том, гуманизировала ли их эта музыка, сделались ли они из-за этого более добросердечными, совершили ли они меньше жестокостей или же, наоборот, эта музыка вдохновляла их на еще большие зверства.
Александр Генис: У вас есть ответ на этот вопрос?
Соломон Волков: Нет, у меня нет. У Бродского в таких случаях ответ был, что да, выслушав такую музыку, прочтя такую поэзию, человек неминуемо становится более гуманным.
Александр Генис: Надо сказать, что позиция Бродского никогда не была им доказана. Это вопрос веры и желания. Однажды его спросили, что нужно было делать с Эзрой Паундом, который был фашистом. Он сказал, что «если гениальный художник стал фашистом, то ему надо дать премию, а потом расстрелять».
Соломон Волков: Марианна, моя жена, когда я спрашиваю, как кто-то может быть христианином и поступать таким ужасным образом, говорит мне: «А ты вообрази, как бы он поступал, если бы он не был христианином». Так что впечатление от этой пленки весьма двойственное, но музыка, тем не менее, остается с нами, записи Караяна звучат, как это было в случае с Вагнером, чье творчество широко пропагандировалось в гитлеровской Германии, но продолжает жить с нами.
Александр Генис: Соломон, мы говорили о том, как эти великие дирижеры подействовали на нацистский режим. А как нацистский режим подействовал на музыку этих дирижеров? Вы помните, Сюзан Зонтаг говорила по нацистскую эстетику? Отразилась она на музыке?
Соломон Волков: Главным образом, участие в политической или культурной жизни Третьего Рейха отравило им их существование пост фактум. Я думаю, каждый из них пожалел, что он принимал в этом участие. Во всяком случае, никто из них не гордился задним числом своей ролью в эти годы. И, насколько мне известно, Караян, хотя он и был членом Нацистской партии, никогда не настаивал на том, что он был любимым дирижером Геринга. И мы его вспоминаем не за это, а за то, каким потрясающим в его исполнении бывает тот же самый Вагнер.
Александр Генис: А сейчас – «Личная нота».
Соломон Волков: В эти дни я переслушиваю записи Мстислава Ростроповича, который умер год назад, в апреле. И именно в связи со столетием Караяна я прослушал запись виолончельного концерта Дворжака, сделанную Ростроповичем и Караяном в сентябре 1968 года в Берлине. Для людей нашего поколения сентябрь 1968 года - особая дата. В августе 1968-го войска Варшавского договора вторглись в Чехословакию, и этот день - один из самых ужасных и постыдных дней моей жизни. Я всегда буду о нем вспоминать, как о катастрофе. А Ростропович в это время был на гастролях, играл концерт Дворжака и боялся, что его освищут, прогонят со сцены. Ведь Дворжак - чешский композитор. Он играл, слезы текли по его щекам, и никто в зале, а дело было в Англии, звука не издал - все понимали, что он страдает по этому поводу точно так же, как и все кругом. И когда он играет вторую часть дворжаковского концерта, ты ощущаешь вот эту непроходящую печаль по поводу трагических политических событий.
Александр Генис: То есть, эта дата запечатлелась навсегда.
Соломон Волков: Дирижирует Караян, что вносит особую остроту в эту запись.
Александр Генис: А теперь - «Музыкальный анекдот».
Соломон Волков: Он опять связан с Караяном. Я хотел показать запись знаменитого тройного концерта Бетховена, где участвуют скрипка, виолончель и фортепьяно. В 1969 году была сделана запись этого концерта в таком составе: скрипка – Ойстрах, виолончель – Ростропович, фортепьяно – Рихтер. Дирижировал Караян. Эта запись уникальна тем, что никогда больше эта тройка, не говоря уже о четвертом, вместе не сходилась. Нам об этой записи оставил свои воспоминания Рихтер, который очень нападал на Ростроповича за то, что тот шел на поводу у Караяна и, по мнению Рихтера, испортил этим запись. А на Караяна Рихтер озлился понятно почему. Он как-то с ним разоткровенничался, говорили они, естественно, по-немецки, и Рихтер ему сказал, что он немец. Караян - все-таки арийское прошлое у Караяна взыграло - сказал: «Если ты немец, то я – китаец».
Александр Генис: А почему он отказывался признавать в Рихтере своего?
Соломон Волков: Я думаю, что для него Рихтер был, что называется «фольксдейч», то есть нечистокровный ариец, он для него был немец из России. На самом деле это ужасно, и на месте Рихтера я бы тоже возненавидел Караяна на всю жизнь. Но вот таков случай, о котором мы узнали из дневников самого Рихтера, а иллюстрацией к этому остается весьма примечательная запись тройного концерта Бетховена.