Книжное обозрение Марины Ефимовой: Лучшие книги года



Александр Генис: В этом выпуске «Книжного обозрения» Марина Ефимова, подводя итог 2008-му, называет лучшие, по ее мнению, книги года.




Марина Ефимова: Самые интересные, на мой взгляд, книги этого года не объединяются ни в тематические, ни в стилистические группы. Пестрота – как в деревенском букете. И в центре букета - роман Тони Моррисон «Милосердие», действие которого происходит как раз в деревне... правда, в деревне 17-го века.


Богатый фермер Джейкоб строит дом, который призван стать идеалом семейного очага. Джейкоб – хороший человек: он не жесток, он отказывается от применения на своей ферме рабского труда. Из двух женщин, которые заправляют его хозяйством, одна – индианка, другая – негритянка. Но счастья в его недостроенном доме нет – потому что все отношения там строятся на владении и подчинении, а не на любви и свободе.


Любимая моя черта таланта Тони Моррисон – умение замечать и описывать сложность человеческих отношений в ярких, иногда душераздирающих сценах.


Тони Моррисон – афро-американка, и в своих романах она, в основном, описывает жизнь чернокожих американцев. Но, к счастью, - не для того, чтобы сделать это своей социальной миссией, а потому, что знает их жизнь лучше всякой другой. Ее искренность, внимание к деталям, писательский талант позволяют понять из ее книг душу народа лучше, чем из сотни социологических исследований.



Исторические работы этого года разлетелись по разным эпохам: от новой биографии Макиавелли до книг, посвященных войне в Ираке. Одна работа, попавшая (как, впрочем, и роман Моррисон) в список книг, отобранных газетой «Нью-Йорк Таймс», - «Республика страданий. Смерть и американская Гражданская война». Ее автор, историк Дрю Фауст, как и все американцы, поражена чудовищными жертвами Гражданской войны, в которой за 4 года погибло 2 процента населения Соединенных штатов – 620 000 человек. Но Фауст разбирает не причины братоубийственного кровопролития, а его следствия – феномен нового отношения к смерти.



Диктор: «Что в довоенной Америке считалось «хорошей смертью»? Смерть в кругу семьи, в присутствии священника, когда умирающий мог обратиться к Богу, покаяться, проститься с близкими. Поле боя аннулировало процесс «хорошей смерти», и родные боялись не только за жизни, но и за души солдат, умиравших без отпущения грехов».



Марина Ефимова: В начале войны армия Севера была абсолютно не готова к «шабашу смерти». Не было подразделений санитаров и могильщиков, не хватало гробов, крестов, не было государственных кладбищ, не было опознавательных жетонов (солдаты носили при себе старые конверты с их именами и адресами семей). По опустевшим полям сражений бродили родственники - в надежде найти тело своего убитого сына или брата, и среди них - частные агенты, искавшие сыновей своих клиенток – престарелых матерей, которые за эту услугу отдавали агенту часть пенсий. К концу войны было создано всего пять национальных кладбищ, из которых три оплатили генералы Северной армии. Автор книги «Смерть и Гражданская война» считает, что только когда стало известно точное число убитых, до Америки дошел масштаб трагедии. И страна была так потрясена, что ей понадобилось искупление - новый культ - памяти погибших.


Но для Америки характерен и практичный подход. Генри Боудич, отец солдата, истекшего кровью на поле под Геттисбергом, положил остаток жизни на то, чтобы ввести в практику американской армии образцовую службу полевой скорой помощи. И во всех последующих войнах эта служба спасла тысячи солдатских жизней.




В жанре «легкой литературы» появилась в этом году увлекательная биография Эмили Пост, легендарной законодательницы хороших манер. Почему это напоминание о хороших манерах вышло именно сейчас? Спросите об этом у пассажиров нью-йоркского метро. Впрочем, и в 1922 году, когда впервые появилась ее книга «Этикет», она оказалась очень своевременной:



В чем же загадка успеха такой книги в предположительно бесклассовом обществе Америки. Вот как это объясняет историк Артур Шлессинджер:



Диктор: «В Америке, с ее миллионами иммигрантов из разных слоев общества, многих людей надо было учить не сморкаться в пальцы. В своей стране такие люди жили бы среди себе подобных, но в Америке они легко могли оказаться среди людей другого круга. Массовое обучение манерам было выравнивающим процессом демократического общества.



Марина Ефимова: Книги о хороших манерах выходили и раньше, но книги и статьи Эмили Пост отличались от остальных. Во-первых, она писала их как беллетристику, на примерах воображаемых семей. Но главное – в «Этикете» она предложила некую цель, возможность, соблазнительную для широкого читателя:



Диктор: «Высшее общество Америки не горит желанием исключить из своего круга людей небогатых или рожденных в незнатных семьях, - писала Пост. - Это общество – ассоциация джентльменов и леди, для которых грамотная и вежливая речь, обаяние воспитанности, понимание светской любезности и инстинктивное внимание к чувствам и удобствам других людей являются главными рекомендациями». Эмили Пост сломала больше стен, разделяющих социальные слои американского общества, чем сам Франклин Рузвельт».



Марина Ефимова: Не знаю, можно ли делать такие далеко идущие выводы об исторической роли Эмили Пост, но американцы на разных уровнях воспитания и образования и до сих пор свято соблюдают ее указания: кашлянув во время разговора, непременно извиняются, а позвонив по телефону, непременно спрашивают: «есть ли у вас время поговорить со мной?»; никогда не звонят в чужие дома после 9-ти вечера, и в гостях никогда не ударяются в длинные монологи и не занимают внимание общества более, чем на 5 минут. Кое-что из этого я и сама с благодарностью усвоила.