Александр Генис: В пресный, по голливудским стандартам, весенний послеоскаровский сезон внесла разнообразие самая, пока, скандальная премьера года. И это при том, что снятый для телевидения фильм добрался лишь до одного периферийного канала. Что же так возмутило и возбудило Америку?
Об этом мы беседуем с одним из внимательных зрителей только что завершившегося TV проекта – с Борисом Парамоновым.
Борис Парамонов: Этот проект – сериал из восьми часовых частей ''Кеннеди'' - вызвал, как говорят некоторые комментаторы, шум и противоборство различных оценок едва ли меньшее, чем само убийство президента Кеннеди и его брата Роберта.
Александр Генис: Это, конечно, преувеличение, но действительно, интрига вокруг сериала развернулась серьезная.
Борис Парамонов: Фильм, заказанный почтенным телеканалом ''История'', был им отвергнут, и сериал показан второстепенным каналом ''Рилз'', который входит далеко не во все пакеты предлагаемых телезрителям программ. Это самый противоречивый проект за многие годы. Таково общее мнение. Уже сделанный фильм подвергли резкой критике на предварительных просмотрах многие историки и политики, связанные так или иначе с Кеннеди, а также члены этой семьи: Каролина Кеннеди, дочь президента, и Мария Шрайвер – племянница Джона Кеннеди, телевизионный журналист и жена Арнольда Шварценеггера.
Комментаторы подчеркивают главным образом то обстоятельство, что продюсер сериала Джоел Сёрноу – убежденный консерватор, и это не могло не сказаться на его трактовке характера Кеннеди – как президента, так и других членов этого могущественного американского клана. Либерал Кеннеди сделан человеком скорее слабого характера, ''голубем'', тогда как консервативные американские политики чаще всего выступают в роли ''ястребов''. Об излишней мягкости либеральных президентов из демократической партии мы с вами, Александр Александрович, много наслышались: так говорили о Клинтоне и, уж конечно, о Картере.
Александр Генис: А сейчас то же самое говорится по адресу Обамы. Хотя, справедливости ради, надо добавить, что демократом был Франклин Рузвельт, начавшей войну с нацистами, и Гарри Трумэн, сбросивший на Японию атомную бомбу. Так что разделение ястребов и голубей по партиями – дело ненадежное. Клинтон – бомбил Сербию Милошевича, а тот же Кеннеди сперва одобрил атаку эмигрантов на Кубу, а потом заставил Хрущева убрать с острова ракеты.
Борис Парамонов: Мне по приезде в Америку рассказывал один старый эмигрант о впечатлении, произведенном выступлением Кеннеди во время кубинского ракетного кризиса, когда Америка заняла жесткую позицию и заставила Хрущева отступить. Он говорил, что Кеннеди страшно волновался, что у него дрожали губы. Эта пленка всем известна, ее крутят всякий раз, когда заходит речь об этом историческом событии. Взволнованность Кеннеди, конечно, бросается в глаза.
Александр Генис: Да она и понятна: американцы всерьез считали, что мир находится на грани ядерной войны, а такая перспектива, понятное дело, мало кого не взволнует. Мне мои сверстники-американцы рассказывали, как они каждый день в школе начинали с того, что прятались под стол, тренируясь на случай советской атаки. И каждый носил на шее жетон, чтобы знали, кого в случае чего хоронить. Такое не забывается.
Борис Парамонов: Но вот советских людей всё это не очень волновало, я по себе помню. Хрущев уже столько раз лез куда не надо, хотя бы в Берлин с этой стеной, и никакой войны не случалось. Мы в СССР знали, что он - балаболка, и не относились к нему серьезно. Советский, а то и русский опыт научил нас не сильно доверять вождям и их программам, будь они долгосрочные или сиюминутные. Достоевский в свое время писал: иностранцы говорят, что русские – маловеры и скептики, и добавлял от себя: действительно, европейцы по сравнению с нами кажутся наивными.
Александр Генис: Но, вернемся к фильму. Что вам показалось в нем верным, что – ошибочным и что – взрывоопасным?
Борис Парамонов: Прежде всего, следует сказать, что главный герой сериала - президент Кеннеди - кажется человеком слишком, что ли, уязвимым. Что-то в нем гамлетическое демонстрируется: муки, колебания, сомнения. Сам рисунок роли таков, сам сценарный замысел. Подчеркиваются всяческие слабости, например, боли в спине – результат военного ранения, этот самый корсет, о котором мы слышали, между прочим, и в Советском Союзе. На экране этот корсет ему затягивает Джекки (ее играет Кэти Холмс). Очень педалирован момент с лекарствами. Вот это вызвало массу протестов у критиков фильма: в Америке принято считать зависимость от болеутоляющих средств признаком слабости характера, чуть ли не наркоманией. И его женолюбие подано в том же ключе – как признак слабости, а не свидетельство мужественной брутальности. Очень хороша сцена, в которой Гувер – директор ФБР, потребовав неурочного приема, сообщает президенту, что приглашенная им накануне в Белый Дом некая Джуди – приятельница известного мафиозного босса. Впечатление от сцены – политический младенец Кеннеди получил выволочку от старого волка. Вот такие подробности, соответствующим образом нюансированные, и создают общее впечатление о Кеннеди как человеке чуть ли не слабом, против чего и протестуют знающие люди, правильно усматривающие в такой тенденции привкус политических симпатий и антипатий. Объективность ленты ставится под сомнение.
Но, как правильно писали рецензенты уже после выхода сериала, помимо исторической достоверности существуют требования художественные, необходимость сюжетной драматичности.
Александр Генис: Ну уж истории Кеннеди трудно отказать в драматичности, даже трагедийности. Это - же Шекспир! Сюжет настолько сильный, что никакие интерпретации ослабить его не могут.
Борис Парамонов: Правильно, но в этом сюжете главное – мотив жертвенности. Джон и Роберт Кеннеди – жертвы. Погибли они на боевом посту, но момент жертвенности невольно внушает этот нюанс в интерпретации. Ни того, ни другого нельзя назвать победителями, каким был, безусловно, Рональд Рейган, этот любимец истории, ее счастливец.
Если вернуться к теме ''волки и овцы'', то уж подлинной овцой предстает в сериале жена президента Джекки. Местами это даже раздражает. Светская дама такого ранга не может так себя держать. В фильме есть сцена, в которой мать Кеннеди Роза, исходя из собственного горького опыта всю жизнь обманываемой жены, учит невестку, как примиряться с обстоятельствами и как примеряться к ним. Тут нажим делается еще на католическую резиньяцию, и видно, что католицизм до сих пор, несмотря на то, что именно Кеннеди ввели его в политический мейнстрим, не пользуется кредитом у консерваторов, стоящих за этим проектом, за сериалом.
Между прочим, по поводу Джекки я бы вспомнил историю ее дальнейшей жизни – ее брак с Онасисом. Помню, опять же, советские еще разговоры: женщины, например, в один голос ее одобряли, говоря, что она опять взяла главный выигрыш, человека номер один. Сейчас я бы этот сюжет интерпретировал по-другому: как месть пост-фактум неверному мужу. Трудно отрицать, что образ Кеннеди был снижен этим решением его вдовы.
Александр Генис: Но еще больше критиков фильма разозлил образу отца, патриарха этого клана Джозефа Кеннеди.
Борис Парамонов: И зря, потому что это - подлинная удача, прежде всего замечательного английского актера Тома Уилкинсона, впрочем, давно уже снимающегося в Америке. Вот это действительно волк, полностью доминирующая в семье Кеннеди фигура. Критики сериала были очень недовольны упоминанием его позиции на посту американского посла в Англии: он, как известно, был сторонником примирения с Германией и чуть ли не поклонником Адольфа. У него у Гитлера, вообще было довольно поклонников, и даже в Англии: еще не были в полном объеме известны его деяния, да и война еще толком не началась. Но не это главное в подаче Кеннеди-отца. Вот в рецензии на фильм в журнале ''Нью-Йоркер'' статья снабжена карикатурой: Джозеф Кеннеди – кукловод, на веревочках которого пляшут фигурки Джона, Боба и Джекки. Я не берусь судить, так ли это было в жизни, но в фильме – точно так. Правда, в одном месте Джон возражает отцу: ''Ты говоришь так, как будто это тебя, а не меня избрали президентом Соединенных Штатов''. Но в общем и целом в фильме возникает правдоподобная фигура отца-деспота. А деспот в политическом отношении часто характеризуется именно такой чертой: он лучше подданных знает, что для них хорошо.
Александр Генис: Молва приписывают Кеннеди-старшому фразу: ''Мы продадим им Джона, как продают стиральный порошок''. Но помимо политики, в этой драме ''отцов и детей'' интересен и психологический аспект.
Борис Парамонов: Есть в психоанализе Фрейда такое понятие – ''отец первобытной орды'', полностью доминантная фигура. Клан Кеннеди, конечно, не назовешь ''первобытной ордой'', но была в нем, ощущается некая архаичность, скажем мягче – традиционность, укорененность в почве - почва и кровь, если угодно. Тут и правда Шекспиром пахнет – весь этот сюжет новейшей истории. В подлинно демократическом обществе сохраняются реликты неких основных, я бы даже сказал примордиальных, изначальных сюжетов. Вот этот шекспировский масштаб вводит в сюжет о Кеннеди архетипическую фигура Отца, и Том Уилкинсон сумел донести этот масштаб, эту глубину до зрителя. Он подавил в фильме всех исполнителей, как в жизни Кеннеди-отец подавлял всю свою семью, да и многих других.
Вообще в сюжете семьи Кеннеди слышен рок, что-то глубоко несовременное, анахроничное. Стоит вспомнить не только об убийстве Джона и Роберта, но и о последующих ударах судьбы по этому семейству – сколько там было несчастий и безвременных смертей (самая последняя – гибель Джона – сына президента, с рождения которого начинается фильм). Повторяю: в этом сюжете без Шекспира не обойтись, а какой нынче Шекспир, когда в конце концов дело решает не судьба, не боги, не сверхчеловеческие силы, а избирательный участок, голоса всячески простых людей. Вспомним, что Кеннеди победил Никсона перевесом всего-навсего в шестьсот тысяч голосов. В фильме братья Кеннеди говорят об этом как о некоем задерживающем факторе в дальнейшей их политике, а отец отвечает: у меня не столько денег, чтобы обеспечить ландслэйт. Ланддслэйт – это обрушивание горных пород, на политическом слэнге – победа с громадным перевесом. Так что и отец Кеннеди не такой гигант, чтобы двигать горы.
Может, нам и не надо Шекспиров – лучше с Бритни Спирс, которая пела и плясала на соседнем канале, куда я уходил во время рекламных перерывов в демонстрации фильма о Кеннеди.