"Мой герой – народ Украины". Сергей Лозница – о фильме "Вторжение"

Фильм Сергея Лозницы "Майдан", вышедший в мае 2014 года, ровно 10 лет назад, можно назвать первой частью украинской дилогии. Режиссер, выросший в Киеве, наблюдал за триумфом своей страны в дни Революции достоинства, покончившей с подлым и пошлым режимом Януковича.

Его новый документальный фильм "Вторжение", премьера которого состоялась на Каннском кинофестивале, рассказывает о незавершенной трагедии, о войне и сопротивлении украинского народа российской агрессии. "Я снимал этот фильм с глубокой болью в душе и с большой любовью к своей стране", – говорит режиссер. На экране – цикл новелл об Украине и украинцах; мы видим торжественное прощание с павшими бойцами на Майдане, свадьбу военнослужащего, госпиталь для инвалидов войны, роддом, спасателей на руинах дома, разрушенного обстрелом, школьников в бомбоубежище.

Нужно отметить великолепную работу операторов Евгения Адаменко и Петра Павлюса, запечатлевших эти и другие сцены. Но "Вторжение" – не просто хроника жизни во время войны. Это и размышление о том, какую цену приходится платить за избавление от кандалов империи. Бесчеловечное государство Сталина симулировало свою смерть в 1991 году, но вышло из летаргического сна и теперь готово уничтожить всех, кто отказывается ему подчиняться. Сергей Лозница предупреждает, что победа варварства и аморализма в этой войне может стать прологом к уничтожению европейской цивилизации. Об этом он говорит в интервью Радио Свобода.

– Фильм называется "Вторжение", и зритель ожидает увидеть то, что уже видел в фильмах "20 дней в Мариуполе" или "Восточный фронт", – военные действия. Но мы слышим далекий гул, видим руины, но боев на экране нет.

– Это принципиальное решение, потому что о присутствии агрессора нам и так говорит каждый кадр фильма, и от этого незримого присутствия переживание зрителя гораздо сильнее. Я исключил возможность показывать линию фронта или пленных, но враг присутствует в силу его отсутствия в фильме. Такой же прием я применял, когда делал фильм о блокаде Ленинграда: там тоже нет ни линии фронта, ни заводов, которые производят оружие, только жизнь блокадного города. Это картина о людях, о том, что происходит с ними, как трансформируется их жизнь в ужасающих условиях.

– Нет и того, что мы видели в недавних документальных фильмах Абеля Феррара или Шона Пена, – нет украинских политиков, тех, кто занимается планированием сопротивления. Зеленский один раз появляется в виде портрета на автомобиле, мы слышим отрывок из его речи, и это всё, больше нет ни депутатов, ни министров, только простые люди. Это тоже принципиальное решение?

– Конечно. Когда вы делаете фильм о событии такого масштаба, вы выбираете героя. Мой герой – народ Украины.

– Есть такое публицистическое утверждение, что война окончательно сформировала украинскую нацию. Ваш фильм его подтверждает.

Постер "Вторжения"

– Да, именно благодаря людям возможно было остановить эту агрессию, именно благодаря солдатам, добровольцам, всем тем, кто так или иначе участвует в сопротивлении, благодаря их стойкости, мужеству, воле удается удерживать линию фронта. Что будет дальше, мы не знаем. Я хотел посвятить фильм именно им, поэтому у меня нет политиков. Шон Пенн, Абель Феррара сделали такие фильмы, об ужасах агрессии сделан прекрасный фильм "20 дней в Мариуполе". Но меня интересовали обычные люди и их жизнь в этих условиях. Я хочу показать, что это такое – жить в таком состоянии. Я хотел вызвать глубокое сопереживание жизни в таком кошмаре. Надеюсь, что у меня получилось.

– Это ведь фильм и о колоссальной травме, которая нанесена миллионам людей.

– Конечно. Последствия этой травмы будут чувствоваться долгие-долгие десятилетия.

– Вспоминаю, как много лет назад я участвовал в обсуждении названия книги Леонида Кучмы "Украина – не Россия" и говорил редактору, что нельзя строить идентичность на отрицании. А теперь понимаю, что назвать книгу так было замечательным решением. Когда я смотрел ваш фильм, я думал, насколько Украина не похожа на Россию. Вот первая сцена, снятая на Майдане. Можно ли себе представить подобную сцену торжественного прощания с погибшими на Красной площади?

– Невозможно абсолютно. Даже и не потому, что власти этого не позволят, но в принципе совершенно иной дух. Для меня эта сцена ключевая в картине, поскольку говорит нам сразу обо всем – это как сжатый кулак. И вы можете прочитать все, что потом будет, по лепесточкам в каждом эпизоде. В фильме 21 эпизод, можно сопоставить с венком сонетов, поэтической формой, когда эпизоды перекликаются друг с другом, начинают резонировать, рифмоваться, от соприкосновения смыслов возникают дополнительные смыслы. Эта форма циклическая, картина выстроена по хронологии времен года. Мы начали снимать в 2022 году, снимаем до сих пор.

– Последний эпизод – День независимости Украины в 2023 году. То есть цикл начинается похоронами и завершается печальным, тревожным праздником.

– Это день памяти. В основном он связан с памятью о погибших.

– Ближе к финалу еще одна сцена похорон – прощание с погибшим воином в протестантском храме. Почему вы ее поставили на это место в венке сонетов?

Сергей Лозница

– Она очень интимная, мы там находимся очень близко к людям, которые переживают это событие. Для меня это эмоциональная кульминация фильма. Это очень сильное переживание. Даже если вы очень далеко находитесь от того, что происходит в Украине, вы не можете не понять чувства этих людей, которые прощаются со своим сыном, братом, другом, очень молодым красивым парнем.

– Еще одна сцена, которая, может быть, у зрителей в России вызовет недоумение, – уничтожение русскоязычных книг. Там есть и Драйзер, и Сталин, и Джек Лондон, и Достоевский, и Борис Акунин. Хоть я и издатель, я смотрел на это и думал, что мне не жалко, но, наверное, кто-то скажет: "Как же так, при чем тут Драйзер?" Вы в свое время выступали в защиту русскоязычной культуры в Украине. Что скажете об этом эпизоде сейчас?

– Этот эпизод – одно из важных проявлений войны. То есть это действие, которое можно понять, а дальше уже каждый относится по-разному. Я – библиофил, и там много книг, которые я знаю с детства. Есть там и книги на украинском языке. Я сторонник созидания, так что для меня это, точно так же как и остальные эпизоды, болезненно. Как и больно видеть людей, которые потеряли конечности. Больно видеть все, что есть в этом фильме.

– Вы сказали, что есть книги, которые вам знакомы с детства, а я, когда смотрел фильм, вспомнил рассказ Хулио Кортасара, который читал в детстве и очень любил, – рассказ о доме, который постепенно заполняет темная сила.

– Да, темная сила заполняет. К сожалению, война ни к чему хорошему никогда не ведет, это ужасный процесс. Все эти 10 лет – сплошной ужас по нарастающей. Я не знаю, что нам ожидать в будущем.

– Если коротко описать ваш метод документалистики, суть его в том, что вы не выступаете с прямым объяснением того, что происходит на экране, а монтаж становится режиссерским комментарием.

– Так оно и есть. Я стараюсь, чтобы изображение говорило само о себе. Я стараюсь, чтобы событие снято было ясно, и монтировать так, чтобы в каждом эпизоде была внутренняя драматургия. Этот фильм был сделан для канала ARTE France и для "Настоящего Времени". Снимались разные эпизоды, и я монтировал короткометражные фильмы. Идея была такая, что я сначала монтирую эпизоды, потом, может быть, соберу картину. Соберу – хорошо, не соберу – будут отдельные короткометражные фильмы. Но потом я понял, что мы сможем сделать фильм. Так вот, у меня отдельно есть уже 32 эпизода, смонтированных, озвученных, цветооткорректированных. Это короткие фильмы от 5 до 20 минут каждый, то есть примерно пять с половиной часов.

Кадр из фильма "Вторжение"

– То есть остается телевариант в другом формате?

– Это не вариант фильма, а отдельные эпизоды. Конечно же, те эпизоды, которые вошли в фильм, короче, чем отдельные короткометражные фильмы: большой фильм требует другой плотности, другого ритма. В этих коротких фильмах мне удалось гораздо больше показать и больше захватить. Так что это будут отдельные фильмы на платформе канала ARTE.

– Вы продолжаете работать над этим циклом о вторжении?

– Да, я считаю, что нам необходимо снимать материал. Мы ухватили тот период жизни, который может уйти через несколько лет, время стремительно несется и в смысле изменений, которые происходят с людьми, с обликом страны, – она разрушается и уничтожается. Что дальше будет, я не знаю. А в октябре мы планируем съемки игровой картины по сценарию, который я написал по повести Георгия Демидова "Два прокурора". Эту картину мы будем снимать в Риге, производством занимается французская компания SBS.

– Фильм о ГУЛАГе?

– Да. Мне кажется, что это очень важная тема, она так и не осмыслена: что такое механизм террора, который был создан Сталиным. Я продолжаю всю ту же тему, которая была у меня в фильме "Процесс". "Два прокурора" – это фактически продолжение “Процесса". Это попытка показать, почему уважаемые люди, члены якобы существовавшей Промышленной партии, говорили неправду, но так убедительно, что оторопь берет, оговаривая себя на процессе Промпартии. Фильм игровой вырастает из документального фильма. А дальше хочу сделать еще два фильма о ГУЛАГе. Есть три повести у Георгия Демидова о 1937 годе, я хочу по мотивам этих повестей сделать три игровые картины, поскольку Демидов как физик рассматривает это как модель системы, которая была создана Сталиным. У него это просто, ясно и убедительно.

– Почему система, которую создал Сталин, возрождается так стремительно в новых условиях, в информационном обществе, при полуоткрытых границах?

– На этот вопрос на Радио Свобода ответил Мамардашвили. Зарождалась перестройка, а он сказал, что не верит, что мы можем говорить о каких-либо изменениях, потому что то, что не жило, не может и умереть. Необходимо было, чтобы мертвое ожило и проросло, стало иным, а этого не случилось. Ничего же не поменялось по сути, это была ширма, серьезного изменения не произошло. Война показывает, насколько болезненно из этого кошмара пытаются вырваться люди. Это прежде всего ментальный кошмар, полная аморальность общества. Нет этих оснований, базы, все всегда было пропитано ложью.

Кадр из фильма "Вторжение"

– Украинцам, в том числе героям вашего фильма, удалось вырваться из этого плана.

– Они стараются, еще не удалось. Духовно – да, очень многие уже другие. Мы не можем сказать пока что, что страна себя отстояла и защитила, мы находимся в состоянии борьбы. Украину спасло то, что все-таки часть страны была под советской властью не все 70 лет. Западная Украина была когда-то Австро-Венгрией, совсем другая культура и цивилизация, не так просто это выбить, начиная от обликов городов, заканчивая воззрениями на жизнь. Мне кажется, это очень сильно спасло. Точно так же как и балтийские страны, им удалось вырваться. Я, живя подолгу в Вильнюсе, воочию наблюдаю, какая разница. Молодое поколение совсем другого взгляда, не сопоставить. России самой себя за волосы вытянуть просто не представляется возможным.

– Вы выступили совсем недавно в качестве одного из продюсеров интересного документального фильма "9.05 2022", сняла его молодой режиссер Николь Филмон. Это фильм о том, что в Петербурге, в городе, который казался европейским, происходит рабская сталинская клоунада.

– Страшный макабр. Смотришь на это празднование 9 мая, на школьников, которым вещают невесть что, смотришь на марширующих, на танки, на этот ужасный парад с портретами мертвых... Это абсолютный макабр, оторопь берет. Но ясно ставится, что проблема не только во власти в России, власть адекватно отражает большинство населения. А что с этим делать?

Кадр из фильма "Вторжение"

– И на что надеяться в нынешней ситуации? Только на западную военную помощь Украине?

– К сожалению, да, больше надеяться, мне кажется, не на что. Прежде всего мысль, а потом уже действие: так вот в России с мыслью, с гражданским самосознанием плохо дело обстоит. Там надеяться не на что. Когда создается военная индустрия, то ее очень сложно остановить. Логично, что агрессия будет продолжаться. Да, пока немощно. Они бьются за Часов Яр: может быть, месяц будут толкаться – это говорит об их возможностях. Может быть, этим летом, если будут так идти по километру, пройдут за 60 дней 60 километров. То есть это на годы. Выдержит ли украинская экономика, которая сейчас разбита? Выдержит ли народ? Вот на это ставка сделана. Насколько в самой России хватит возможностей морочить голову людям, удерживать их от недовольства, потому что и там тоже ресурсы истекают, – это тоже вопрос. Теперь, вопрос войны – это вопрос ресурсов. Конечно, решающая роль у западных стран, у Соединенных Штатов и Европы. Фактически они не Украину поддерживают, а собственную безопасность. Если они не будут этого делать, то жизнь в каждой из этих стран будет такой, как я показал в фильме. Это грозит полным уничтожением, разрушением Европы. Помимо физического существует и моральное разрушение. Война разрушает морально, она коррумпирует души людей. И это самое страшное, что может происходить во время войны.