"Не надо ходить к российскому посольству". Artdocfest/Riga

Документальное кино о войне и мире. Несогласные с вторжением России в Украину. Можно ли снимать в современной России? Почему авторы прибегают к псевдонимам? Как показывают войну её свидетели? Независимый фестиваль Artdocfest/Riga. Разговор с режиссёром Виталием Манским, президентом фестиваля.

– Поговорим о контексте фестиваля и его краткой истории.

– Фестиваль рождался как естественное, самостоятельное проявление заинтересованности самоиндустрии. Он не рождался в кабинете министра или какого-нибудь губернатора.

– Но и не в молодежном подполье?

– Он рождался и в молодежном подполье. Есть национальная премия "Лавр" в области документального кино, судьба которой решается, как судьба всякой премии – "Оскар" (извините за сравнение), "Ника" или "Сезар", – внутри индустрии. Закрытые просмотры, закрытое голосование, публичным является только результат. И мы решили: почему бы не показать зрителям фильмы, за которые голосует жюри "Лавра"? Договорились с площадкой, где сделали по номинациям: "Лучший телевизионный фильм", "Лучший арт-фильм", "Лучший дебют".

На телевизионные фильмы, на научпоп, которые имели прокат или телевизионный экран, люди не приходили. А номинация "Лучший арт-фильм" или "Дебют" – яблоку негде упасть. Мы увидели, что есть востребованность в элементарном доступе к этим фильмам, и на следующий год сделали. Показывали тогда в маленьком помещении "Кинотеатра.doc" в районе Патриков: делали ночные показы.

Мы увидели, что приходит не только зритель, но и кинематографисты: многие картины оказались в премьерном режиме. И в 2007 году мы сделали фестиваль. Сначала это было в районе метро "Бауманская". Там был такой лофт, пространство – "Фабрика" оно называлось. Декабрь, и надо поднять свою задницу, выйти из дома, доехать до "Бауманской", еще 20 минут идти по какой-то промзоне... И вдруг – толпы народа!

На стороне Украины

Поняв, что это так, мы перешли в кинотеатр "Художественный", "Артдокфест" приобрел востребованность: индустриальную, зрительскую, медийную. Он не был "освящен" ни одним чиновником, сидящим на госбюджете, он никогда не был в госсписках. Но тогда все-таки была другая страна. Вспомним, что Медведев четыре года был президентом и вполне себе надеждой на некие либеральные свободы. "Свобода лучше, чем несвобода" – эта фраза, между прочим, принадлежит этому странному человеку. Стало появляться небольшое, формальное финансирование.
Все это закончилось в 2014 году, когда началась аннексия Крыма, гибридная история в Украине: Донецк, Луганск, – когда я, не как президент фестиваля, а как отдельная единица, был одним из инициаторов выступления российских кинематографистов и деятелей культуры в поддержку Украины. Тогда пришедший к власти в Министерстве культуры Мединский обрубил финансирование, сделал меня персоной "нон грата", заявил, что ни один проект не будет получать финансирование. Он думал, что уничтожает фестиваль. А мы, наоборот, в 2014 году... Возникла дополнительная тематическая, позиционная, гражданская необходимость объединения, и мы сделали очень большую программу картин об Украине.

Виталий Манский

– Это был год, когда появились мощные картины с фронта, причем с обеих сторон – и украинские, и российские. Каждый год фестиваль "Артдокфест" предъявлял украинскую войну, украинскую проблематику.

– Не побоюсь признаться, я стоял на стороне Украины и поддерживал её. В этом смысле Мединский даже был прав, что мы не были согласны с позицией российского государства и выступали против него. Но в 2014 году была надежда, скорее всего наивная, что с этим можно бороться, что свою точку зрения, свою позицию, свою правду можно отстаивать. Однако чем дальше Россия продвигалась в Украину, чем больше усугублялась безысходность войны, которая началась в 2022 году, тем больше государство давило на "Артдокфест", и в 22-м году окончательно уничтожила его в России. Но с 2020 года был учрежден фестиваль Artdocfest/Riga, и мы окончательно переехали в Латвию.

У меня чем дальше, тем больше возникает вопрос (я его никому не адресую): в какой степени нужно что-то здесь, в свободном мире, предъявлять России, российскому посольству, российским чиновникам? Я в день гибели Навального пришел к российскому посольству, сам не понимая зачем. Может быть, от какой-то растерянности. И там было много людей…

– …которые были в таком же состоянии.

– Все окна этого посольства были закрыты. И, собственно, это посольство чего? Для меня этого государства, по крайней мере как законного государства, не существует. Может быть, правильнее уже освободиться, отпустить эти символы? Может быть, лучше в Риге было бы собраться у памятника Свободы или у памятника политическим репрессиям, у Музея оккупации?

– Но довольно мощный фрагмент фестивальной программы связан с российским, с постсоветским контекстом, но также с контекстом и белорусским, и украинским?

– Мы собирали программу, которая называется "Мир в войне". Российских фильмов как таковых у нас нет. Правильнее сказать – это фильмы о России. Например, фильм Маши Новиковой "Россия против адвокатов". Маша 35 лет живет в Голландии, она голландский режиссер, когда-то родилась в Советском Союзе и оттуда уехала. И она снимает картину о терроре, который развязывает российское государство против адвокатов. Эта картина объясняет и ситуацию с Навальным, и ситуацию бесперспективности легального сопротивления в России, то есть дает понимание уровня трагедии в стране.

Кадр из фильма "Россия против адвокатов"

Или картина "Да Нет Войне", где молодой человек снимает из окна своей квартиры: каждую ночь кто-то на детской площадке мелком пишет "Нет войне!". Каждое утро приходит из ДЭЗа некий таджик и стирает эту надпись. А потом он спускается к этому мужику и немножко с ним говорит. И у того есть некая аргументация, что он человек подневольный, он ни за, ни против. Это слепок, который дает некое понимание, почему с Россией все так, а не иначе.

– По социологии, только сейчас почти 40% населения стали говорить: "Что-то пошло не так с СВО, как-то, наверное, мы больше не хотим поддерживать войну". А первые цифры были просто поразительные, а также перехваченные переговоры.

Режиссер Манский говорил примерно в марте 22-го года, что после хроник, перехваченных разговоров российских военных, а также украинских свидетельств этого вторжения – как можно снимать кино?

– Кстати, именно на этом материале, на этих перехватах была сделана картина "Мирные люди", представленная в этом году в Berlinale.

– Европейский зритель наконец увидел, что такое вторгнувшиеся в Украину военные России?

– Я бы не сказал, что эта информация была сокрыта от европейского зрителя. Но благодаря режиссеру, который сделал фильм, зритель увидел более убедительную картину. Мы получаем информацию через СМИ в огромном и очень заряженном энергетически потоке. Возьмем любой выпуск новостей. Что мы слышим? Срок Олегу Орлову, версии и возможности похорон Навального. И в числе прочего слышим: какая-то ситуация на войне, 25 человек погибли (или 60 человек погибли). И это для нас уже некая цифра, за которой мы, в принципе, не ощущаем персональной трагедии.

Кино способно одного человека превратить в "рядового Райана". И вот здесь поступающие к нам в разрозненном виде переговоры русских оккупантов проиллюстрированы злодеяниями, которые совершает российская армия. Фокус фильма в том, что мы слышим их разговоры с родными, а видим, что они делают в реальности: разрушенные города, мосты, убитые люди... В этом художественном образе это сильно работает, что и должно делать документальное кино.

Из Берлина в Ригу приезжает другая украинская картина, премьера которой была на Berlinale, – это фильм Светланы Лещинской "Немного чужая". Удивительная картина о том, как жила русскоязычная семья в Мариуполе, четыре поколения женщин: мама, дочка Светлана, ее дочка, молодая девушка, и еще один ребенок. И вот в этом семейном эпосе мы получаем такой импульс правды, достоверности, чувственности, сложности, неоднозначности! В общем, нужно понять, что не все сразу: даже те, кто сегодня выступает против Путина, не сразу выступали против него, не сразу все осознали, и в Украине, особенно в Восточной, были определенные симпатии к России через того же Путина. Режиссер смело об этом рассказывает, рефлексируя, предъявляя, во что превратилась и эта иллюзия по отношению к России для Восточной Украины, для города Мариуполя, который разрушен, уничтожен.

У нас сразу две картины, рядом стоящие, двух режиссеров из Украины, оба автора рождены в Мариуполе, оба рассказывают о своих семьях. Вторая картина называется "Фото на память", где режиссер Оля Черных рассказывает о своем счастливом детстве, которое она провела в счастливом, по сравнению с тяжелой, брутальной, трагической реальностью разрушенного города… Она все свое детство провела у мамы на работе в мариупольском морге, и воспоминания об этом морге куда более благостны, светлы и прозрачны, нежели морок сегодняшнего дня.

– Еще один фильм называется "В зеркале заднего вида", и он снят действительно так. Его герой, водитель маленького автобуса, перевозит беженцев с востока на запад Украины. Семьи меняются, меняются... И картина разрушенной страны там предъявлена как большая визуальная метафора.

– В фильме мы видим только пассажиров, которые не общаются с автором, они общаются между собой. Мы не то что подсматриваем (они знают, что идет съемка), но, по сути, мы подглядываем за их общением, и как будто становимся еще одним пассажиром в этом эвакуационном микроавтобусе. Это настолько интимно, не нарочито, не пафосно сделано: как действительно видит водитель в зеркало заднего вида своих пассажиров, и часто ли он туда заглядывает.

Кадр из фильма "В зеркале заднего вида"

Эта картина в этом году дошла до шорт-листа "Оскара". И если бы не пронзительная картина "20 дней в Мариуполе", думаю, она имела бы шансы и на "Оскара" по степени удивительного погружения. Я эту картину смотрел на мировой премьере, на большом экране: ты как будто сам сидишь в этом автобусе, с этим зеркалом заднего вида. Я помню, как дышал зал. Вообще, на фестивале, в отличие от регулярного проката, ты ещё получаешь просмотр со своими людьми, с которыми ты на одной волне.

Я с нетерпением жду знакомства с некоторыми авторами, такими как, например, Ефим Грабой из Израиля с фильмом "Текстура лжи". Он снимает про свою семью, про то, что его отец, как потом выясняется, всю жизнь изменял матери, а сейчас он находится в предсмертном состоянии, пишет эпитафии, которые хочет, чтобы были размещены на его могиле. Выясняется, что 30 лет у Ефима Грабоя существует сестра по отцу, о которой он никогда не знал, и они встречаются в рамках фильма. Он получил приз за режиссуру на DocAviv, главном фестивале в Израиле.

У нас будет спецпоказ – жесткий израильский фильм о событиях 7 октября. Это не та подборка видеосвидетельств с камер видеорегистраторов, которая показывалась в закрытых режимах во многих посольствах мира, но большая часть этого материала включена в картину. Один из первых мировых показов фильма будет в Риге. Но надо, конечно, психологически подготовиться к этому показу.

– В прошлом году вы с Евгением Титаренко предъявляли ваш фильм "Восточный фронт", который потом пошел с триумфом по всему миру, и первые реакции были: слишком жестко. А как можно говорить о госпитальерах, которые на линии фронта выносят людей с оторванными конечностями? Как можно сейчас говорить об украинской войне?

– Я сейчас снимаю в Украине. Герои – военные, находящиеся в тылу. И работа с военными в военное время, даже при всех разрешениях и аккредитациях, чрезвычайно сложна в плане секретности, доступности и так далее.

Кадр из фильма "Позиция"

В прошлом году у нас была картина Алисы Коваленко "Мы не погаснем". Это украинская режиссер, во время войны она вернулась на войну в качестве пехотинца. Мама, молодая, красивая женщина. Все это жестоко, несовместимо с реальностью, но тем не менее. И она говорит: "Война – это абсолютно не то, что мы видим даже в документальном кино. Война – это часы, когда ты тупо лежишь на своем бронике, ждешь, не понимая, что будет через пять часов, и не можешь даже по нужде пойти". Ты не можешь пошевелиться. А потом вдруг объявляют марш-бросок, и ты бежишь, не понимая куда, что. То есть героизм очень часто попадает в кадр, особенно в игровом кино, но война – это не героизм, это еще и огромный объем какого-то животного или вынужденного существования человека. И в этом, может быть, особая несправедливость, которую приносит война в нашу жизнь.

– Режиссер Манский ездит в Украину и работает с людьми. Это хроника, связанная с военными в тылу.

– Это фильм о мирной жизни.

– Тем не менее, во время этих съемок режиссер Виталий Манский попал под обстрел во Львове.

– Не Манский попал под обстрел. Город попал под обстрел. Когда мы были, каждый день звучали воздушные тревоги, к которым люди привыкли и даже перестали на них особо реагировать. Но однажды утром мы снимали на кладбище. Наши герои пришли копать очередные могилы. И вдруг прямо над нашей головой полетели ракеты, стали раздаваться взрывы, такое ощущение, что буквально в 200 метрах. На самом деле это другой район города, мы туда быстро переехали и застали совершенно для меня, как и львовянина, и цивилизованного человека, апокалиптическую картину: просто разнесли район: школу, жилые дома...

Все это было 30 декабря. Город живет своими колядками, люди живут предновогодними мыслями, украшены елки. В школе, куда мы потом зашли, дети, уходя на зимние каникулы, разукрашивали классы, писали поздравления на досках. И вот во все это пришла война. Кино все-таки это не передает. Как бы трагичен ни был фильм "Восточный фронт" или "20 дней в Мариуполе", когда ты оказываешься внутри, в этом 25D-пространстве, с запахом известки, которую только-только намочили пожарные, эта пыль заходит тебе в нос, в горло, ты ходишь по этому хрустящему стеклу... Это все непередаваемо. И рядом какие-то детские рисунки, котики, открыточки, поздравления. Там вынесло стену с окнами, и учительница первого класса, немолодая женщина, подметает. Смысла в этом подметании никакого нет, но она хозяйка этого пространства, и она прибежала и подметает, как будто можно там продолжать жить без этой стены.

Там такая возникает злость, такое возникает... И когда иной раз русские, даже "хорошие" или оппозиционно настроенные русские, упрекают украинцев в излишней жесткости, они не понимают, что Россия делает в Украине. Я был в Буче, правда, через существенный период времени после ада, который там происходил. Может быть, поэтому нужно это кино.

Кадр из фильма Lies I Told Myself

Когда я присутствую на показах "Восточного фронта" в разных странах мира, меня часто спрашивают: "А в России вы показывали эту картину?" И я искренне отвечаю, что не вижу практического смысла в том, чтобы сегодня, на втором году войны, что-либо еще дополнительно объяснять людям в России. А вот русским за пределами России – очень даже вижу смысл. Поэтому "Артдокфест", который, конечно, уже не российский, а латвийский фестиваль документального кино, уделяет много внимания пространству бывшего Союза, Восточной Европы, постсоветскому пространству, но все-таки очень серьезно думает о русскоязычных зрителях во всем мире. У нас есть немало картин, которые ориентированы – я бы даже не сказал, что на россиян, а на русскоязычных.

Одна компания отказала нам в поддержке. Ну, это не проблема: каждый волен либо оказывать поддержку, либо нет. Но они говорят: "У вас весь имидж фестиваля желто-голубой – это слишком политизировано. Мы хотим поддерживать развлекательные мероприятия". Я бы им, конечно, что-то показал, чтобы они чуть-чуть вошли в адекват.

Я специально поехал на показ "Восточного фронта" в Будапешт. Орбан не встал почтить память Навального. Орбан против помощи Украине. Венгрия голосует за Орбана. Венгрия – демократическое государство, там президента выбирают. Значит, у Орбана есть реальный электорат. И я поехал показать картину "Восточный фронт", поговорить с венграми и увидеть их. Я хочу понять их точку зрения, их мотивацию, их несолидарность с Украиной, тем более что они, в отличие от других стран, граничат с ней. Они входили в Варшавский договор, а Путин прямо ставил ультиматум: возвращение стран Варшавского договора, выход из НАТО, это прямая угроза Венгрии. И при этом вот такая позиция. Документальное кино все-таки должно работать с теми аудиториями, которые, как я считаю, недостаточно объективно понимают степень угроз. И для этого целый ряд картин "Артдокфеста" очень важны, конструктивны и полезны.

– Есть фильмы про граждан, несогласных с государством, которые уехали в первые месяцы войны. Фильм "Аборт страны" – не только про непонимание девушки окружающими, а и про её собственное непонимание того, что происходит в Украине. И "Безмолвное солнце России".

– Фильм "Аборт страны", который в конкурсной программе, снят внутри корпорации Радио Свобода, на канале "Настоящее время", уже представлен под псевдонимом. История с псевдонимами все больше расширяется и углубляется. Она тоже является серьезным знаком времени. Мы не смогли пригласить ни одного автора, потому что все фильмы сделаны под псевдонимами. И это переход даже не в андеграунд, потому что в андеграунде в советские годы люди выступали все-таки под своими именами. Да, не было публичных площадок, но не было и такой степени мрака, чтобы художнику нужно было, кроме Даниэля, Синявского, ну, каких-то исключительных моментов, работать под псевдонимом из опасений за собственную жизнь, безопасность.

Мы проводим питчинг проектов. Мы выбрали из сотен проектов 12 независимых авторов – о мире, в котором есть война. Шесть проектов под псевдонимами. Мы получали письма от авторов, которые сначала представили свои фильмы на фестиваль, а потом переживали, какие будут последствия после показа за пределами России.

– Эти люди уже не живут в России?

– Есть, кто не живет, есть, кто живет. Вот сериал "Тонкая кожа" – это о различных проявлениях молодых людей в России, так или иначе несогласных с войной. И все эти фильмы сняты в России. Сегодня Радио Свобода, как и "Настоящее время", признано нежелательной организацией, и участие реальных людей в этих фильмах... Возникает много вопросов ответственности и для канала, и для фестиваля. Совершенно очевидно, что Российская Федерация взяла в заложники всех своих жителей. Может быть, те, кто не находится в России, могут жить свободно без учета преступных законов, действий, угроз РФ? Да, это, конечно, тонкая грань, где начинается твоя персональная свобода и где ты являешься ответственным за несвободу других.

Но и Путин понимает, что мир до его правления настолько пророс, настолько условными стали границы, так много пересечений, что... Ну, мы знаем, что отца Ивана Жданова из желания давить на директора ФБК посадили в тюрьму. Мы знаем, что Россия совершает преступления. Но страх, подчинение и вполне осознанное желание не навредить в каком-то смысле начинают работать на эту власть.

Может быть, просто начать жить без учета существования российского государства? Не народа, не людей, не территории, а российского государства как аппарата, как системы. Может быть, просто сказать: для нас этого государства не существует, оно незаконно, Путин нелегитимен, и мы не принимаем его законы? Может быть, больше не собираться у российского посольства? Нам нечего предъявлять российскому государству и его официальным представителям. Может быть, собираться у каких-то монументов, не связанных с Россией? Может быть, нам в нашей голове освободить это пространство?

Кадр из фильма о Юрисе Подниексе

– Обратимся к фильму, которым открывается фестиваль. А это биография Юриса Подниекса, который является одним из символов независимости и Латвии, и стран Балтии.

– Он зафиксировал крушение советской империи. Он оказался практически единственным свободным человеком внутри – ну, в силу того, что Латвия всегда была более свободной по отношению к советскому пространству. И он, как гражданин Советского Союза, но будучи свободным духом человеком, смог свободным взглядом зафиксировать процесс крушения империи.

– Фильм называется "Конец империи".

– Это даже не фильм, а сериал, сделан с британским телевидением. Некоторые кадры этого фильма настолько эпические, что из них хоть памятники выливай в бронзе.

– Напомню, что Подниекс – автор самого знаменитого своего фильма "Легко ли быть молодым".

– Он вернул веру в документальное кино. Он и погиб молодым. И его операторы погибли с камерой в руках.

– Если он погиб в результате несчастного случая, то они были убиты в результате январских событий на баррикадах 1991 года.

– Каждый раз, проходя мимо этих камней в Риге, где выбиты их имена, я об этом вспоминаю. Очень важно, что именно такой картиной мы открываем четвертый Рижский фестиваль "Артдокфест". И хочу, чтобы мы прошли этот фестиваль вместе и вышли из этого фестиваля более зрелыми, понимающими и сильными людьми перед теми не фигуральными, а весьма реальными угрозами, которые нас ждут.