Обнулённый гарант монархии

Российской Конституции исполнилось 30 лет. До наших дней она дошла в обнулённом виде с двумя сотнями поправок 2021 года; ключевой пункт – обнуление президентских сроков Путина – проходит мимо "разговоров о важном". Прошлое, настоящее и будущее главного закона страны обсуждают профессор Свободного университета Елена Лукьянова и политолог Михаил Комин. Ведущий – Иван Воронин.

^{Видеоверсия программы}

Иван Воронин: Повод для эфира у нас сегодня не лишен торжественности: 30 лет главному закону страны – российской Конституции. Празднуют граждане, празднует гарант, российские школьники перечитывают отдельные главы. Последнее, кстати, не шутка – "Разговоры о важном" от 11 декабря посвящены именно этому.

Разговоры о важном от 11 декабря

Иван Воронин: Это видео московского Департамента образования как раз ко вчерашнему уроку. Вроде бы могли подобрать статьи, которые действительно соблюдаются. Давайте пройдемся прямо по пунктам. Свобода слова: попробуйте посмотреть этот эфир на Радио Свобода, находясь в России и без VPN. Свобода передвижения и выбора места жительства: как раз 11 декабря вступили в силу изменения закона "О порядке выезда из РФ и въезда в РФ": 5 дней на сдачу паспорта властям в случае призыва. Свобода вероисповедания: почти 500 иеговистов в российском списке экстремистов, за участие в религиозной деятельности возбуждено почти три сотни уголовных дел. И главное – не рассказывать московским школьникам, в каком виде до них дошла Конституция. Эту функцию благородно взял на себя сенатор Андрей Клишас.

Андрей Клишас о Конституции

Иван Воронин: "Разговоры о важном" – часть реализации закона о воспитании у школьников патриотизма, предложенного Путиным. Теперь следите за руками: когда законопроект внесли в Думу в мае 2020 года, в пояснительной записке ссылались на поправку к Конституции, которую еще не обновили. Круг замкнулся. Но такого вопроса – "да или нет" – особо и не стояло. Уличная агитация "за" – это информирование, уличная агитация "против" – это повод для задержания. Что уж там, обновленный текст Конституции, теперь вдвое толще, можно было найти в книжных магазинах еще до голосования. И да, ключевая поправка имени Валентины Терешковой: помните ее выступление в Госдуме?

Ключевая поправка Терешковой

Иван Воронин: Идею о поправках к Конституции внес сам гарант Конституции Владимир Путин, а вот обнуление любезно предложила Терешкова. Все шло по плану, но затем пандемия, пеньки, багажники и электронное голосование, которое ну никак нельзя было сдвинуть. По действующим поправкам кандидат в президенты должен быть не моложе 35 лет и прожить в России не меньше 25 лет. Но позвольте, сам Владимир Путин не прошел бы по таким критериям: он до 1990 года жил в ГДР. И вот он, итог обнуления: Владимир Путин так неловко отвечает господину Жоге на требование немедленно выдвинуться в президенты. Впрочем, слово гаранту, поздравлявшему сегодня членов Конституционного суда с юбилеем Конституции.

Путин поздравил с юбилеем Конституции

Иван Воронин: На видеосвязи с нами политолог Михаил Комин, в студии Радио Свобода доктор юридических наук, профессор Свободного университета Елена Лукьянова. Есть мнение, что в том самом первом варианте Конституции 1993 года как будто бы изначально были заложены механизмы, которыми впоследствии и воспользовался Владимир Путин, это неуточнение формулировки: два срока подряд или в принципе два президентских срока.

Елена Лукьянова: Так и есть. Полномочия между ветвями власти распределены таким образом, что нельзя называть республиканской формой правления закрепленную в Конституции форму правления: это называется "выборная дуалистическая монархия". Со временем, когда появился институт преемника, это стала дуалистическая монархия с институтом престолопреемства. Другой вопрос, что можно было воспользоваться этими нормами Конституции, довести все до того состояния, в котором это оказалось сегодня, а можно было не пользоваться. Борис Ельцин пользовался минимально, хотя сам же после конституционного совещания внес своей рукой целый ряд небольших поправок.

Иван Воронин: Сейчас на этом играет действующая власть с формулировкой: а вот у нас был настоящий всенародный референдум, плебисцит.

Елена Лукьянова: Это не так, референдум был совершенно незаконный. Потому что на тот момент, когда был принят указ 15 октября 1993 года о проведении голосования по Конституции (кстати, референдумом это не называлось, это было всенародное голосование), в России не был отменен закон о референдуме, по которому эта Конституция не прошла бы, набрала бы не более 32% голосов. Именно поэтому и был принят указ, к нему были приложены одноразовые правила, по которым проводилось то голосование. Это не являлось референдумом, но было гораздо ближе к референдуму, чем то, что мы видели при последнем внесении поправок.

Иван Воронин: Тогда какую же версию нам считать более легитимной?

Елена Лукьянова: Естественно, ту. Антиконституционные поправки, внесенные в 2020 году, не соответствуют девятой главе Конституции – это глава о порядке внесения изменений и дополнений в Конституцию – они проведены совсем черт знает как.

Я не считаю поправку Терешковой главной. И без этой поправки то, что объявил Путин 15 января 2020 года, выступая перед Федеральным собранием, было уже антиконституционным переворотом. Он менял всю схему взаимоотношений ветвей власти, уничтожал местное самоуправление, полностью уничтожал федерализм. Эти поправки фактически полностью нейтрализовали возможность работать для первой и второй глав Конституции.

Михаил Комин

Иван Воронин: Почему в той ситуации, когда власть имущие говорили, что закон и так будет принят, так важно было изобразить всенародное волеизъявление?

Михаил Комин: Потому что российский политический режим во многом основан на том, чтобы демонстрировать свою легитимность, показывать, что любое решение принимается не потому, что президент так захотел, а потому, что люди так захотели. Это, конечно, является результатом имитации, специальных технологий, которые используются Администрацией президента, российской пропагандой, работающей на обслуживание тех или иных нужных власти решений. Тем не менее, это позволяет поддерживать видимость легитимности принимаемых решений. Именно поэтому Владимиру Путину было необходимо так называемое общероссийское голосование: чтобы подтвердить мандат тех изменений, которые он фактически уже не комментировал. Эта Конституция дополнительно была проголосована в региональных парламентах, которые являются одними из самых пострадавших акторов российской политической жизни в результате этих поправок.

Иван Воронин: Отдельные пункты Конституции, конкретные напоминания господина президента о традиционных ценностях, тогда, почти два года назад, действительно словно определили вектор дальнейшего развития, потому что затем пошли законы о запрете пропаганды ЛГБТК, разговор об ограничении абортов. Конституция была началом, или это в процессе захотелось уточнить, насколько мы за традиционные ценности?

Михаил Комин: Такова динамика политического режима. Фактически с каждым новым сроком Владимира Путина этот режим изменяется. В какой-то момент он изменился до того, что… На самом деле те поправки, которые были внесены в Конституцию, в большинстве случаев не идеологические, но формальные поправки в виде окончательного разрушения муниципального уровня власти или разрушения федерализма как такового, – это было разрушено до 2020 года, фактически не функционировало в России задолго до того, как Владимир Путин решил внести эти поправки. Изменения в Конституции фиксировали изменения статус-кво.

Идеологические поправки, как мы видим сегодня, скорее фиксировали то намерение, которое есть у российского политического режима, чтобы закрепить в РФ, в частности, то, что связано с приоритетом традиционных ценностей, ценностей семьи, то, что развивается сейчас, после начала полномасштабного вторжения России в Украину, в виде темной стороны новой российской идеологизации.

Иван Воронин: Хочется вернуться к плодотворному сотрудничеству Конституционного суда и президента. КС рассматривал поправки на предмет их конституционности, хотя у него нет таких полномочий, затем рассматривал жалобы на свое решение, в том числе в контексте того, что обнуленный действующий президент вроде как в более выигрышном положении, чем остальные кандидаты. Речь шла про выборы, которые мы ожидаем в марте будущего года. Суд тогда нарушений не нашел.

Сотрудничество Конституционного суда и президента

Иван Воронин: Эта ситуация – нарушение принципа разделения властей или удачное совпадение позиций действующих лиц?

Елена Лукьянова: Конституционный суд давно не независим, уже к 2010-м годам. Уже меняется порядок назначения судей Конституционного суда, уже не Совет Федерации избирает, кандидатуры представляет только президент. Уже к этому моменту практически полностью сломана судебная система, когда президент сам назначает всех судей РФ, председателей судов. Уже к этому моменту изменен порядок назначения председателя Верховного суда. То есть это постепенное, на протяжении 23 лет подчинение судов исполнительной власти, в первую очередь президенту, который де-юре не является главой исполнительной власти.

Я недавно перечитывала подпись Ельцина на тексте проекта его почерком, который я очень хорошо помню, где он вписал в Конституцию это правило о том, что президент имеет право председательствовать на всех заседаниях правительства, принять любое решение в отношении всех актов правительства, то есть отменить любой акт. Таким образом он сам своей рукой вписал свое руководство исполнительной властью.

На самом деле Конституционный суд – арбитр немножко в другом смысле. Он, конечно, является ветвью судебной власти, но, в отличие от других судов, которые разрешают споры, у него одна функция – рассматривать законы на предмет их соответствия Конституции. Он не должен был рассматривать проект внесения поправок в Конституцию. Он рассматривал этот проект ровно так же, как рассматривал вопрос о присоединении Крыма: на предмет правильности чернил, не более того. Главная задача КС в этот раз, когда принимались поправки к Конституции, по закону о Конституционном суде должна была быть следующей: он обязан был рассмотреть вносимые поправки, которые почему-то назывались одной поправкой, на предмет их соответствия первой и второй главам Конституции.

Он этого не сделал. Так же, как он не рассматривал по существу вопрос об аннексии Крыма, он рассматривал процедуру, и здесь он рассматривал процедуру и не нашел в ней никаких закавык. Хотя не нужна была никакая конституционная комиссия ни по каким процедурам, не нужен был никакой плебисцит, который тоже таковым не являлся, не было всенародного обсуждения, ничего не было. Конституционный суд ничего в этом не увидел, его задача была подтвердить правильность чернил и отрапортовать Кремлю.

Елена Лукьянова

Когда вы давали картинку с обращением Путина к Конституционному суду с поздравлениями, это было интересно смотреть. Ровно до 15 января 2020 года, все предыдущие годы, когда Путин был у власти, есть десятки его цитат, где он говорит: Конституция – священная корова, трогать ее нельзя, мы не будем вносить поправки в Конституцию.

Все к тому шло. Миша Комин прав: было зафиксировано то, что уже было нарушено, вернее, та конституционная действительность, которая была создана к 2020 году, – это не конституционная норма, это конституционная практика, которая сложилась к тому времени. Она была зафиксирована, но чуть приукрашена всякими "измами" и прочими вещами, которые сейчас используются в движении "русского мира": вся эта стилистика о ценностях и тому подобное. Этого в принципе не должно быть в Конституции: в ней запрещена какая-либо единая государственная идеология, но, тем не менее, она туда вмонтирована.

Мы четко можем сказать, что все поправки к Конституции нелегитимны. Если произойдут какие-то изменения, связанные с дальнейшими неудачами режима, тогда можно эти поправки просто взять и отменить, приведя Конституцию в состояние 1993 года, и дальше двигаться уже оттуда, видя, какая практика сложилась, допустим, по вопросам реализации прав и свобод, усилив, дополнив, исправив, предотвратив возможный захват власти кем бы то ни было. Эту работу по подготовке законодательной модели для переходного периода в России сейчас активно ведут группы юристов, ведет Свободный университет. Я цитирую Александра Аузана, который сказал, что сейчас самое страшное – подойти неподготовленными к тому моменту, когда откроется форточка возможностей: в таком случае мы просто выпадем в эту форточку. Вот этого позволять нельзя, мы должны быть абсолютно готовы.

Я помню, что такое первые две Государственные думы, что такое вал совершенно новых законов, которые свалились на депутатские головы: поэтому в них столько недостатков. Нам нужно иметь портфель нормативных актов на переходный период. Мы не знаем, какие "черные лебеди" прилетят в ближайшее время, как будет дальше идти война, что случится в мире и когда откроется форточка возможностей. Но теперь, уже имея большой опыт, я не могу себе позволить выпасть в эту форточку возможностей.

Иван Воронин: Насколько сейчас своевременно готовить документы, потенциальную законодательную базу?

Михаил Комин: Такие проекты сейчас есть. Например, мне симпатичен проект под названием "Право". Они наблюдают за динамикой законодательства, за тем влиянием, которое так называемый "бешеный принтер" оказывает на российское общество, культуру, бизнес, социальную сферу, образование, коллекционируют такие артефакты, плохие регулирования и предлагают модели их отмены. Такого рода инициативы точно правильные, потому что, конечно, создавать с нуля государство и писать новую Конституцию – это большая задача. Если Елена с коллегами справится с ней, это отлично. Но есть много более мелких прикладных задач. Одна из них – заниматься правом, действительно отменить весь тот странный корпус законодательных актов, который был принят в РФ после 2020 года, а особенно после 2022-го, после вторжения России в Украину.

Иван Воронин: Еще в памяти обнулительные поправки, а отдельные чиновники в России периодически задумываются о новых. "России не нужна новая Конституция, но нынешнюю Конституцию можно донастроить", – говорит глава Совбеза Дмитрий Медведев. По его словам, в будущем Конституцию ждут некоторые точечные изменения. Свои идеи уже предлагает и Александр Дугин. По его мнению, в новых поправках надо, например, ввести монархию.

Дугин о Конституции

Иван Воронин: Что еще, по свежим версиям российских чиновников, стоит добавить в Конституцию?

Что еще, по версии чиновников, стоит добавить в Конституцию

Иван Воронин: Риторика любопытная: запрет на идеологию надиктован Западом.

Елена Лукьянова: Я сразу ставлю двойку по конституционному праву этим чудесным людям, господину Бастрыкину и господину Чуйченко, один из которых – староста студенческой группы Путина в ЛГУ, а второй – однокурсник Дмитрия Медведева. Господин Чуйченко, будучи министром юстиции, и господин Бастрыкин, названный здесь большим, авторитетным человеком, не знают просто элементарных вещей. Минимум в 15 конституциях мира есть запрет на официальную идеологию! Более того, на всем постсоветском пространстве и рядом с ним есть этот запрет.

Все остальное, что смотришь и слушаешь, дико, не смешно и странно. В Конституции категорически сказано, что гражданин России не может быть лишен гражданства. Понятно, откуда взялась эта статья: была советская практика лишения гражданства за "неподобающее поведение, не соответствующее высокому статусу советского человека". Мы знаем, как гражданства лишали указами, как потом, после крушения Союза, в законе о гражданстве специально была введена норма, что все лишенные гражданства СССР автоматически восстанавливаются в гражданстве России.

Все эти песни с бубнами не имеют никакого отношения к праву, к законности – это абсолютный произвол! Высказывания председателя Конституционного суда, который на тысячу процентов зависим от президента России, который уже перешагнул 80-летний рубеж, – деваться ему больше некуда, делать ему в жизни больше нечего, живет он в Санкт-Петербурге, хотя москвич. Их всех поставили в совершенно жуткую ситуацию.

Иван Воронин: Но ведь правда не появилась идеология, хотя между строк везде проскакивают эти "скрепы", "духовность", "патриотизм". Уже принимаются отдельные законы, чтобы хотя бы школьники росли в патриотизме. Почему тогда не решились назвать вещи своими именами?

Елена Лукьянова: Идеологию необязательно вводить в Конституцию. Идеология отрабатывается на практике: в правоприменительной практике, в практике судов, в практике исполнительной власти, в практике на местах. На практике все это уже есть. Нужно, чтобы всего этого не было, нужно делать независимые суды, где можно было бы оспаривать решения государственных органов, чиновников, просто бюрократов на предмет несоответствия Конституции. Пока не будут свободными суды, можно что угодно делать с идеологией, что угодно говорить, как угодно манипулировать. Честно говоря, это сейчас уже не имеет значения, имеет значение глупость и необразованность этих людей, которые вряд ли читали Конституцию. Если помните, на конституционной комиссии кто-то, по-моему, госпожа Исинбаева, первый раз в жизни взяла в руки Конституцию, сказала: "Вот такая книга". Я советую всем этим людям хотя бы один раз ее прочитать.

Михаил Комин: Процессы, которые вы показали в сюжете, начались по двум причинам. 2020 год показал прецедент изменения Конституции: просто открыли бочку инициатив, которые до этого лежали и пылились, поскольку самый главный руководитель их не одобрил. Вторая причина: сейчас мы просто наблюдаем бюрократическое соревнование. Все думают, как угадать следующее, что захочет делать Владимир Путин, какие правильные идеи вложить в уста, чтобы ему понравилось. Господин Бастрыкин предлагает одно, господин Патрушев – другое, "Справедливоросы", как обычно, катят бочку на Центробанк.

Почему идеологию нельзя было сразу внести в 2020 году? Потому что это большой шаг, к этому не велось существенной подготовительной работы. Все-таки сложно было представить себе тогда, что часть российских регионов в 2023-м будет вводить бан абортов в частных клиниках. Поэтому больших изменений тогда постарались избежать. Но в 2028–29 году – бог его знает, какие изменения произойдут в РФ, которые Владимир Путин на исходе своего последнего активного срока захочет зафиксировать в Основном законе страны. Может быть, захочет зафиксировать то, что сейчас в его избирательной кампании называется "государство-цивилизация", и русский народ будет не просто "государствообразующий", а "цивилизациообразующий".

Иван Воронин: Кремль как-то упорно дистанцируется от призыва к формулированию идеологии, хотя риторика одна и та же, раз за разом произносятся одни и те же "мантры" – "патриотизм", "духовные ценности"... Они повод для войны с Украиной до сих пор сформулировать не могут!

Михаил Комин: Я не уверен, что Кремль дистанцируется от намерений построить государственную идеологию, потому что основные интенции государственного уровня идут из Администрации президента, может быть, не совсем лично от Владимира Путина, но, по крайней мере, от Кириенко. Это сейчас основной актор, который протаскивает все изменения, по крайней мере, направленные на молодое поколение. В Администрации президента считают, что они упустили поколение 25–35-летних, и теперь задача – не потерять следующее поколение. В этом смысле идеологизация идет напрямую из Кремля.

Иван Воронин: Насколько реалистично сейчас предполагать некоторые поправки? Плебисцит, референдум для этого не нужен, достаточно будет парламента?

Елена Лукьянова: Тут у них огромный облом. Дело в том, что идеология в первой главе, и нельзя изменить первую и вторую главы Конституции иначе, чем конституционным собранием или референдумом. Теоретически при нынешнем монопарламенте можно собрать такое же моноконституционное совещание и провести эти поправки. Но это будет выглядеть откровенно плохо: уже поправки к Конституции так выглядели, там было столько лакун, столько явно видимых нарушений! Посмотрите соцсети: там просто деваться некуда от этих стаканчиков с водочкой, накрытых корочкой хлеба. Над Конституцией все смеются, над поправками смеются, никто не воспринимает их всерьез, все понимают, что это большой фейк.

Тем более идет война, летят "черные лебеди": то яйца куриные кончились, то жены мобилизованных цветы принесли к Вечному огню, неизвестно, что будет завтра, когда уехали иностранные рабочие из России, где еще рухнет, где аукнется. Перевод экономики на военные рельсы постепенно убирает элементы рыночной экономики – начнется дефицит, что-то еще. Какое там конституционное собрание, какая идеология?

Они говорят – "патриотизм, духовные скрепы", а раскрыть эти понятия они не в состоянии. Идет набор дугинского бреда в отношении монархии: если внимательно прочитать его цитату, то там нет связи между кусками этого текста о монархии. Поэтому идеологию провозгласить можно, а вот наполнить серьезным философским и иным содержанием, которому поверят дети... Я выросла в советской школе, я понимаю, что это не вдалбливается, это мимо ушей, политинформации, "измы" не работают, дети этому не верят. Люди не могут определить смыслы за этими громкими словами.

Иван Воронин: Мы сегодня спросили у жителей Москвы: что же там такое написано в Конституции?

Что написано в конституции?

Иван Воронин: Михаил, в некоторых своих интервью вы рассуждали о том, что если бы выборы президента стали отправной точкой мобилизации… Вы предположили, что, скорее всего, это произойдет осенью, после следующих региональных выборов: они же тоже важны Кремлю. Хотя, казалось бы, провести вторую мобилизацию, этих поменять на тех тогда, по крайней мере, угаснет пыл протестующих?

Михаил Комин: Задача Кремля – продемонстрировать, что они не идут на поводу у протестующих: это значит, что протестом от них ничего не добиться. И даже если будет проведена мобилизация, ротация мобилизуемых, это произойдет без ссылки на протесты жен мобилизованных. Кроме того, мне кажется, Кремль все-таки стремится оттянуть вторую волну до того времени, пока прямо реально не припрет. Все-таки первая волна показала, что люди совсем к этому не готовы, они готовы наблюдать это по телевизору, в какой-то степени – "правильно" отвечать на вопросы социологов, не протестовать, но участвовать в войне ногами они не хотели бы. Поэтому вторую волну они пытаются оттянуть на максимально дальний рубеж. Я думаю, если волна мобилизации случится, то скорее действительно осенью 2024 года.