Олимпиада без флага

• В Токио открылись Олимпийские игры, сдвинутые на год из-за пандемии, без болельщиков, в условиях карантина и недовольства местного населения.
• Сборная Олимпийского комитета России, находящаяся под допинговой дисквалификацией, выступает без национального флага и гимна.
• Олимпиада как явление отражает многие глобальные проблемы: гендера, человеческой телесности, культурных различий между странами.

Сергей Медведев: В Токио открылись самые странные Олимпийские Игры в истории: сдвинутые на год из-за пандемии коронавируса, без болельщиков практически на всех соревнованиях. Олимпийцы живут в деревне, накрытой пузырем, в условиях карантина, две трети их выступает против этих Олимпийских Игр. Сборная Олимпийского комитета России, тоже некое странное явление на этих Играх, выступает без собственного флага и гимна, который будет заменен музыкой 1-го фортепианного концерта Чайковского.

^{Видеоверсия программы}

Что принесут эти игры миру в условиях коронавируса? Могут ли они привести к долгожданным изменениям в российском спорте? У нас в гостях журналист Екатерина Кулиничева.

Корреспондент: Олимпиада в Токио открылась на фоне протестов, допинговых скандалов и коронавируса. Порядка 60% населения выступают против проведения игр. Японцы считают, что приезд в страну олимпийских делегаций и туристов скажется на заболеваемости, которая и так обновила полугодовой рекорд в Токио – почти 1500 случаев за день. А 16 миллиардов долларов, потраченные на Олимпийские Игры, могли бы пойти на внутренние проблемы страны – из-за ливней и оползней в некоторых районах Японии люди остались без жилья.

Развитые страны все чаще предпочитают отказываться от проведения олимпийских соревнований. Во время заявочной кампании за право проведения зимней Олимпиады 2022 года из гонки по собственной инициативе выбыли сразу несколько европейских городов – Барселона, Мюнхен, Стокгольм, Санкт-Мориц и Краков. Практически везде заявки были отозваны по экономическим и экологическим причинам. Поводом для отказа баварцам послужила Олимпиада в Сочи – 2014: горы мусора, постоянная стройка на объектах и общая стоимость в 50 миллиардов долларов. В Швеции заявку отозвали по экономическим соображениям. Налогоплательщики сочли расходы излишними, тем более в мировой кризис.

МОК впервые столкнулся с такой ситуацией, и президенту комитета Томасу Баху даже пришлось уговаривать власти Норвегии не отзывать заявку. Однако к июлю 2015 года в заявке остались только Алма-Ата и Пекин, и выбор был сделан в пользу Китая.

Граждане стран-участниц стали рассматривать Олимпиаду не как престижное мероприятие, а как дорогостоящий и бессмысленный проект, последствия которого нанесут вред и экономике, и экологии. Уменьшится и туристический поток. Во-первых, пандемию никто не отменял, а во-вторых, в эпоху цифровых технологий и скоростного интернета многие предпочитают смотреть спорт у себя дома, перед телевизором.

Одним из примеров может стать Бразилия. В этой стране протестовали и против мундиаля в 2014 году, и против проведения летней Олимпиады в 2016-м. Тогда президент Дилма Руссефф хотела поднять свой рейтинг на фоне игр. В итоге страна, которая и так находилась в глубочайшем кризисе, столкнулась с акциями протеста. Полицейские, которым задерживали зарплату, стояли в аэропортах табличками "Welcome to hell", уличная преступность в Бразилии настолько развита, что в дни соревнований фавелы блокируются спецназом и военными. Неоднократно и сами бразильцы пытались погасить Олимпийский огонь. А после Олимпиады многие спортивные объекты, в которые были вложены миллиарды долларов, оказались заброшены.

Сергей Медведев: Глава ВОЗ Гебрейесус сказал, что к тому моменту, когда погаснет Олимпийский огонь, в мире умрет от коронавируса 100 тысяч человек. Насколько этично сейчас проведение этих игр?

Екатерина Кулиничева: На этот вопрос нет однозначного ответа. Я понимаю МОК и японских организаторов: это было очень непростое решение. Но все-таки есть спортсмены, есть спортивные федерации маленьких видов спорта, у которых нет больших богатых лиг, и они живут на доходы от Олимпиады к Олимпиаде. Есть спортсмены, которые пять лет шли к этой Олимпиаде, для многих она последняя, для многих это венец карьеры, и люди положили на это жизнь.

Сергей Медведев: Кроме того, миллиарды людей смотрят это по телевидению. Кстати, какая аудитория у Олимпиады – два-три миллиарда человек?

Екатерина Кулиничева

Екатерина Кулиничева: Да, возможно, даже больше. Мы очень хорошо это видели на примере Чемпионата Европы по футболу: для многих людей возможность посмотреть трансляции – это глоток свежего воздуха, особенно в нынешних условиях. Это очень неоднозначное решение. Видно, что организаторы пытаются перестраховаться – и большое количество тестов, и очень жесткая система тестирования.

Сергей Медведев: Если в ходе соревнований тесты окажутся позитивными, людей могут просто лишать золотых медалей.

Екатерина Кулиничева: Или возможности выйти на финал. Я очень надеюсь, что у организаторов есть не только план А на эту ситуацию, но и В, и С, и дальше.

Сергей Медведев: Здесь надо ставить вопрос шире – как перенесут все это зрелищные искусства, большие массовые действия, мегаспортивные события? Ведь, видимо, коронавирус останется с нами еще год, а может быть, и навсегда. Очевидно, будет происходить какая-то перестройка глобального спорта в связи с новыми коронавирусными ограничениями.

А вот эта нелюбовь к олимпиадам и все более растущее движение протестов: и экологическое, и местные жители не хотят, чтобы это разрушало их привычный порядок жизни... Тот же Санкт-Мориц, родина зимнего спорта, больше не хочет принимать зимние олимпиады. Это тренд, что олимпиады будут переезжать в какие-то более богатые и жаркие страны, как сейчас будет Чемпионат мира в Катаре, в Пекине?

Екатерина Кулиничева: На самом деле эти проблемы начались у олимпиад почти сразу. Игры 1908-го года не знали, куда приспособить: они должны были проходить в Риме, но он в итоге отказался, потом отказались еще несколько кандидатов.

Сергей Медведев: То есть протестовали всегда?

Екатерина Кулиничева: Да, потому что всегда было непонятно, зачем тратить на это деньги. Например, соревнования по искусству, о которых Пьер де Кубертен мечтал уже тогда, так и не провели. Собственно, с этим сталкивались и все последующие олимпиады: не было ответа – зачем тратить так много денег?

Другое дело, что после Второй мировой войны у мира было сразу несколько ответов на вопрос о необходимости Олимпийских Игр. С одной стороны, это была абсолютно идеальная площадка для "холодной войны": вы не кидаетесь друг в друга атомными бомбами, но при этом происходит противостояние двух политических систем. Много говорят о том, что на Россию почему-то стали политически давить, спорт только сейчас стал частью политики. Ничего подобного! Просто когда-то существовали резоны не обращать внимания на то, что у СССР был специфический спорт, который не вписывался в олимпийские правила.

Вторая причина для послевоенного мира – это движение деколонизации, открытие новых уголков мира. И тут олимпийское движение как раз поощряло этот неевропейский тренд. В проекте Кубертена он был с самого начала: когда Олимпийские Игры впервые поехали в Штаты, он писал: "Это то, что надо, это показывает глобальный масштаб моего проекта". Но после Второй мировой войны едут сначала в Австралию в Мельбурн, потом в Японию в 1964 году, потом в Мехико, и там как раз очень много неевропейских олимпиад. Это хорошо вписалось в настроение и новых наций, и самоопределения. В 60-е на каждых новых играх количество участников резко возрастало, потому что новые африканские нации обретали независимость и приходили в качестве независимых участников.

Сергей Медведев: То есть игры отражают все тренды глобализации?

Екатерина Кулиничева: Да. Но сейчас понятно, что надо находить какие-то новые ответы на вопрос: зачем миру Олимпийские Игры? Ведь, в общем, и эта волна уже прошла, и "холодная война".

Сергей Медведев: К нам присоединяется Андрей Адельфинский, доцент МГТУ им. Н.Э. Баумана, автор книги "Назло рекордам. Опыт исследования массового спорта".

По данным Левада-центра (организация принудительно включена в список «иноагентов»), 97% россиян не знают ни одного имени российских спортсменов-олимпийцев. Может быть, только 1% знает имя Марии Лацискене. Как это объяснить? Это резкое падение интереса к спорту?

Андрей Адельфинский: Недавно обсуждались вопросы допинга. Видимо, эта тема ушла из фокуса медиа: в связи с тем, что мы не ожидаем никаких побед, результатов и традиционно пафосных презентаций нашей страны на международных соревнованиях, говорить не о чем.

Сергей Медведев: Но дело же не только в этом. Люди перестали ходить на соревнования. По разнарядке отправляют бюджетников на лыжные, беговые соревнования. Ведь пустых трибун не было еще 10-15 лет назад!

Андрей Адельфинский: Пустые трибуны была всегда. В эпоху Юрия Лужкова в Москве школьников, учащихся спортшкол снимали с занятий и директивно направляли закрывать трибуны на крупных международных соревнованиях. Есть турниры, которые пользуются определенной популярностью, вроде отдельных легкоатлетических "Русской зимы", но речь идет об очень небольшом количестве событий и небольшой заполняемости трибун. В нашем спорте зрелищность стала потихонечку снижаться уже в 60-е годы в связи с разрывом между элитным и массовым спортом. Например, в США спорт очень тесно завязан на университеты и колледжи. У нас же произошло индустриальное обособление спорта. Это большая проблема.

Сергей Медведев: Но это же чисто российский тренд? В мире этого не происходит. Для меня образец спортивной страны – Норвегия: по-моему, там практически нет этого разрыва массового и элитного спорта, поэтому там большая посещаемость соревнований.

Андрей Адельфинский

Андрей Адельфинский: Просто у нас возник естественный спад из-за трансформации экономики и общества в 90-х годах. Спорт – это форма досуга, а заниматься досугом в тот период было некогда. Кроме того, спортивная среда сильно уменьшилась. У нас до сих пор эти проблемы: спорт лучших достижений – отдельно, массовый – сам по себе как-то выкарабкивается с массой проблем.

Сергей Медведев: Да, здесь целый куст проблем: фактически государственный спорт, бюджетные дотации, крепостные спортсмены. Есть какие-то абстрактные атлеты в телевизоре, и раз в четыре года мы ждем от них урожая медалей.

Екатерина Кулиничева: Я не думаю, что это проблема. Вы недооцениваете медийный фактор. Что такое Олимпиада в любой стране мира? В США за месяц или два до Олимпиады во всех журналах (не только спортивных) будут спортсмены-олимпийцы. Это медийное событие, оно очень широко освещается.

Сергей Медведев: Для массового зрителя спорт – это футбол, максимум хоккей. Что он знает о легкоатлетах, о пловцах? Есть ли вообще крупные медийные герои – российские спортсмены? Все знают Борзаковского, а из нынешних, я думаю, никого.

Екатерина Кулиничева: Кроме того, всегда очень важно, кто из спортсменов является рекламными лицами крупных международных брендов. У нас с этим очень плохая ситуация: наверное, один Овечкин остался. Шарапова до сих пор крупная рекламная величина, но она уже не действующая спортсменка. Это важно, ведь даже если человек не смотрит спортивные соревнования, он пользуется шампунем, духами или машиной, и вот так узнают эти имена. Но и российский рынок очень маленький, и рекламодатели не очень заинтересованы. Кроме того, даже лучшие наши спортсмены не всегда понимают, зачем это делать.

Сергей Медведев: В России же своя машина только государственной поддержки спорта, спортсмены находятся на государственном содержании, и это создает совершенно особый контекст их существования.

Екатерина Кулиничева: Да, тем более что происходят колебания, потому что денег сейчас не столько, сколько было перед Сочи, и они тоже страдают. У нас сейчас ориентир – это лыжи. При колоссальном моем уважении, это люди, которые не понимают, зачем им нужны журналисты, рекламные контракты, зачем нужно рассказывать, как зовут твою собаку, как ты познакомился со своей девушкой и какие хлопья любишь на завтрак.

Сергей Медведев: Какие будущие форматы может принять Олимпиада? Ввели баскетбол три на три – фактически дворовый баскетбол.

Екатерина Кулиничева: Серфинг и скейтбординг.

Сергей Медведев: Ввели фристайл и ВМХ-велосипед. Это стремление развернуть все это к поколению TikTok?

Екатерина Кулиничева: Да, в том числе. Конечно, Олимпиада пытается усидеть на двух стульях. С одной стороны, ее любят за это, что она имеет традиции. С другой стороны, она пытается обратиться и к поколению TikTok, и к поколению YouTube, и к разным другим поколениям.

Сергей Медведев: Сейчас же первая Олимпиада с трансгендером.

Екатерина Кулиничева: Да, она пытается инкорпорировать и важные социальные элементы повестки, в частности, гендерное равенство. На этой Олимпиаде всем странам официально предписано иметь двух знаменосцев: мужчину и женщину. Правда, я не очень понимаю, как они будут реализовывать это с арабскими странами или со странами, где все довольно сложно с женским спортом. Они давно уже взяли курс на равное представительство мужчин и женщин.

Сергей Медведев: Также впервые проводятся смешанные эстафеты и в плавании, и в легкой атлетике. И очень интересный момент: трансгендер в американской тяжелой атлетике.

Екатерина Кулиничева: Я буду с интересом наблюдать за тем, как МОК и мировое спортивное сообщество разрулит эту тему. Ведь уже была похожая ситуация со спортсменами-инвалидами, с Оскаром Писториусом, когда он много лет добивался разрешения выступать на обычной Олимпиаде, а не на Паралимпиаде. И он добился! Потом был немецкий прыгун, которому уже не разрешили участвовать. Это и об инклюзии, о том, что если у тебя нет ног или руки, ты все-таки должен иметь возможность жить как можно более полноценно. Это вопрос и о биологическом поле, и о гендере, и о социальных конвенциях гендера. Дискуссия о трансгендерности продолжает очень длительную дискуссию о женщинах на олимпиадах: а нужны ли они там, и какие: должны ли они быть с цветочками в волосах или с маникюром.

Сергей Медведев: Интересно, как Олимпиада отражает все глобальные расколы и пытается найти некую общую платформу для тех вещей, которые раздирают общество: это вопросы и гендера, и человеческой телесности, и деколонизации, и то, как мы должны уважать исламское отношение к телу, к женщине.

Екатерина Кулиничева: Может быть, в этом и ответ на вопрос – зачем она?

Сергей Медведев: Выходит, что Олимпиада – это как бы социологический, антропологический фронтир.

Екатерина Кулиничева: Она заставляет задаваться вопросами, которых мы как будто не замечаем в обычной жизни, а тут все-таки вынуждены обсуждать.

Сергей Медведев: Итак, Олимпиада пытается подвести общий знаменатель под теми новыми социальными трендами, которые объединяют нас как глобальное человечество. Если сейчас этой рамкой является ковид, ковидные ограничения и новое понимание телесности в связи с пандемией, пусть будет так. Так что, при всем нашем критичном настрое, пожелаем успеха этим играм, чтобы они завершились вовремя, не закончились раньше времени.