Поле проигранной битвы. "Мемориал" в России и в изгнании

Одна из основателей и сопредседатель общества "Мемориал" Ирина Щербакова считает, что, несмотря на проигранную битву против путинского режима, оппозиционные силы в России и за границей должны бороться за победу Украины как условие восстановления свободы в своей стране.

В Берлине ветреный и дождливый день. В излюбленном месте встреч журналистов и политиков – кафе Einstein на улице Унтер-ден-Линден наискосок от посольства Российской Федерации, как всегда, суета: много туристов, почти все мраморные столики, расположенные около дверей, заняты. От входа в кафе видно, что посольство обнесено заграждениями, поэтому по тротуару около него пройти нельзя. Закрыт и выход из метро, ведущий прямо к помпезной изгороди. На бульваре перед посольством размещены плакаты с надписями "Путин – убийца!" и "Россия – террористическое государство". Окна здания плотно задернуты шторами.

К кафе, придерживая рукой шейную косынку, чтобы ее не унес ветер, подходит Ирина Щербакова – историк и филолог, одна из основателей и сопредседатель общества "Мемориал", вначале признанного в России "иностранным агентом", а затем и вовсе ликвидированного в качестве правового субъекта. Отдельных членов и бывших сотрудников "Мемориала", остающихся в России, продолжают преследовать, облагать штрафами – как, например, сопредседателя общества Олега Орлова, который был обвинен в "дискредитации российской армии" и на днях приговорен к штрафу в 150 тысяч рублей.

Уехавшие

Берлин давно, сразу после объединения Германии, стал Меккой для эмигрантов, уезжавших из России и других стран бывшего СССР по разным причинам – поначалу в основном экономическим. Неудивительно, что после начала российского вторжения в Украину сюда устремилась и новая волна политической эмиграции из России. Здесь легче устроиться в кругу соотечественников, при этом не обязательно знать немецкий язык. Ирина Щербакова, впрочем, тут исключение: она, бывшая переводчица, германистка, в совершенстве им владеет.

"Я никогда не думала про эмиграцию, всё произошло в течение нескольких часов. Не потому, что я чего-то боялась, хотя накануне в "Мемориале" был обыск", – говорит Щербакова. С одной стороны, сильно надавила семья, с другой – сыграли роль нападки по телевизору лично на нее. Щербакова рассказывает, как перед встречей с министром иностранных дел ФРГ Анналеной Бербок в Москве, в посольской резиденции недалеко от ее дома, буквально накануне войны, она заметила, что "ее уже ждут на улице". Это было далеко не в первый раз, люди из "Мемориала" с этим жили.

Хотя Щербакова, по ее словам, никогда не хотела уезжать, после начала полномасштабной агрессии России против Украины ее охватило чувство отчаяния, бессилия, ужас от того, что дело, которому служил "Мемориал", совершенно растоптано. Был страх, что теперь можно будет действовать только из подполья. Семья купила билеты на самолет.

Сначала полетели в Израиль. Однако вскоре подключились немецкие коллеги, друзья, с которыми Щербакова работала в течение 30 лет. Они предложили переместиться в Берлин. "Было очевидно, что если продолжать нашу деятельность, то надо делать это в Европе. Германия для нас всегда была главной европейской точкой, потому что нас связала история", – объясняет Ирина Щербакова.

"Мемориал" много занимался послевоенными судьбами граждан обеих стран. В руках организации оказалась самая большая коллекция писем – более 400 тысяч, которые она в 90-е годы получила от так называемых гастарбайтеров, людей, угнанных в годы Второй мировой войны нацистами на работу в Германию. В течение многих лет "Мемориал" работал с различными немецкими общественными организациями, институтами, музеями. Сотрудники составляли базу данных, помогали найти людей, восстановить биографию, помочь с документами для выплат тем, кого искала немецкая сторона.

Протест у здания Верховного суда РФ, в котором проходило рассмотрение требования Генпрокуратуры о ликвидации международного "Мемориала". Москва, ноябрь 2021 года

Ирина Щербакова рассказывает о впечатляющей работе по установлению биографий военнопленных, жертв террора 30-х годов и немецких политэмигрантов, которые погибли в СССР или оказались в ГУЛАГе. Ведь "немецкая операция" НКВД была составной частью Большого террора. Ее механизмы надо было изучать, этим занимался, в частности, Арсений Рогинский. Еще в начале 90-х "Мемориал" организовал первую конференцию, посвященную российским немцам. Потом начались "жуткие истории советской оккупационной зоны", о масштабах которых до того времени никто и не подозревал. Оказалось, что на Донском кладбище между 1950 и 1952 годами было похоронено много немцев, которых вывезли в Москву и казнили. Аресты производились полицией коммунистического режима Восточной Германии по запросу советской госбезопасности. Как правило, жертвам этих репрессий предъявлялись обвинения в шпионаже. Для расследования этих исторических фактов возник совместный проект Erschossen in Moskau ("Расстреляны в Москве"). Другая немецкая тема "Мемориала" – ГДР и спецлагеря советских карательных органов на ее территории.

Щербакова вспоминает, что первый в России прогрессивный закон об архивах был принят в 1992 году именно под давлением активистов "Мемориала". Это была архивная революция, необходимая для сохранения памяти о преступлениях государства против своих граждан. Однако впоследствии путинский режим обложил этот закон со всех сторон ограничениями и запретами, и фактически он перестал исполняться.

Фонды из Германии все эти годы поддерживали "Мемориал". Поэтому немецкие друзья посчитали своим долгом постараться, чтобы люди из "Мемориала" смогли продолжить работу, и "включились очень солидарно и энергично", говорит Ирина Щербакова. Музеи, мемориальные комплексы, например Бухенвальда и Заксенхаузена, стали усиленно помогать, давать стипендии, и в результате многие сотрудники "Мемориала" переехали в Германию.

Оставшиеся

Конечно, в России осталось много коллег, ведь "Мемориал" – это движение снизу. Поэтому есть "Мемориал" в Перми, в Москве, есть международный "Мемориал". Именно он, по словам Щербаковой, был "безумным образом" объявлен иностранным агентом, так же как и правозащитный центр, который представлял собой сеть инициатив. "Как можно сеть ликвидировать? Это, как все у нас, абсурдно, если бы не было так печально". И Нобелевскую премию получили все вместе, вся сеть, не только в России, но и в Украине, Беларуси, подчеркивает она. Ведь отделения "Мемориала" возникли после распада СССР, и в Украине осталась многолетняя Харьковская правозащитная группа, которая с самого начала была его частью.

Теперь эта премия дает возможность людям, хоть и под страшным давлением, продолжать работать в России. "В Перми сидит наш коллега в тюрьме и ждет приговора. Обыски проходят везде. Екатеринбург зачищают. Но люди сопротивляются. Московский "Мемориал" продолжает консолидировать людей. Потому что многие все еще посылают свои запросы по поиску родственников, документы. Это большая наша боль – как теперь помогать этим людям?" – сетует Щербакова.

Олег Орлов у Соловецкого камня на Лубянской площади в Москве

В России есть еще более десятка организаций под крышей "Мемориала". Люди жертвуют деньги, ходят на экскурсии под названием "Топография террора". Снова будут чтения у Соловецкого камня – хотя, конечно, власти Москвы опять могут что-то придумать, чтобы их сорвать, но все же мероприятие запланировано. "Это когнитивный диссонанс путинского режима. Потому что другой рукой он ставит памятники Сталину", – говорит сопредседатель "Мемориала".

Почему же многие не уехали? У кого-то могли быть частные причины, например пожилые родители. Но есть и люди, которые считают, что они должны продолжать работу в России, пока есть хоть какая-то возможность. Кстати, режим был бы только рад их отъезду: например, другому сопредседателю "Мемориала" Олегу Орлову много раз намекали, мол, выметайтесь, пока это возможно. Но, подчеркивает Ирина Щербакова, "он считает, что это его долг – оставаться там и протестовать, пока может. Этот вопрос мы все себе задаем, и каждый решает для себя, где он может принести больше пользы. Вот Олег посчитал, что он больше может принести пользы там – своим мужественным примером того, что в России можно сопротивляться". Щербакова называет Владимира Кара-Мурзу и Илью Яшина как примеры тех, кто считает, что "такое сопротивление важнее, чем оказаться за пределами страны".

По ее словам, "Мемориал" сопротивлялся давно, несмотря на непрерывные проверки, штрафы, запреты, преследование правозащитников. Закон об общественных организациях постоянно ужесточался. Государство начало переписывать учебники, появились первые памятники Сталину, ограничивался доступ к архивам. "Мемориал" постоянно боролся против этого в судах, в общественном пространстве. Борьбу вели и его правозащитники, в том числе во время войны в Чечне, от которой страдало мирное население. Сотрудники центра постоянно туда ездили, документировали, обвиняли. После прихода к власти клана Кадыровых начались преследования людей, связанных с "Мемориалом". Сначала погибла Анна Политковская, потом была похищена и убита сотрудница "Мемориала" Наталья Эстемирова.

"Мемориал" никогда не был политической организацией и не поддерживал ни одну партию, подчеркивает Щербакова. Его основатели считали, что их область – историческая память и права человека. Однако оказалось, что в условиях диктатуры борцы за права человека как раз и занимаются политикой. Именно поэтому деятельность "Мемориала" казалась властям особенно опасной. После 2011–2012 годов, после фальсификации выборов и неудачных массовых протестов, когда стало очевидно, в какую сторону поворачивается система, люди начали видеть смысл в борьбе за прошлое и правду о нем. Поэтому к Соловецкому камню 29 октября, накануне Международного дня политзаключенных, каждый год приходили тысячи людей. Они стояли по четыре-пять часов на улице, в холод и снег, даже с маленькими детьми, чтобы прочитать одно из имен репрессированных. Это превратилось в "акцию протеста против надругательства над памятью", говорит Ирина Щербакова.

"Мы не победили"

Увы, борцы с режимом оказались в меньшинстве, констатирует она: "Очевидно, что мы не победили". Одна из причин, по ее мнению, – мощная и долгая традиция несвободы и отсутствие по-настоящему демократических институтов в России. Периоды, когда общество боролось за реформы, были слишком короткими. В этом, по ее словам, большое отличие от столь хорошо известной ей Германии: хотя нацистская диктатура была страшна, но длилась лишь 12 лет, и после ее краха немцы смогли опереться на достаточно серьезные либеральные и левые демократические традиции, конкретные партии и политиков. "А у нас никого не было. Все было сметено, уничтожено еще в 20-е годы прошлого века".

Кроме того, в начале демократических реформ в 90-е годы в России не произошло экономического подъема, который подкрепил бы веру в политические свободы. Вместо этого пришел кризис, который для многих людей стал жизненной катастрофой. "Сейчас ругают гайдаровское правительство. Оно просуществовало недолго, но взяло на себя смелость начать очень решительные реформы, произвести переход к рыночной экономике", – говорит соосновательница "Мемориала", не отрицая, что и ей самой в те годы приходилось несладко: порой было непонятно, чем покормить на следующий день еще маленьких тогда детей. "А уж все эти книги, публикации – это просто смешно. Все гонорары сгорели, дымом улетели. Что тут говорить", – вспоминает Щербакова. Ее в прямом смысле слова спас немецкий язык, потому что тогда были нужны переводчики.

Она считает, что именно тогда у многих россиян возникло ощущение, что все беды переходного периода связаны с демократией. Кроме того, началось брутальное расслоение общества. "У людей возник вопрос: зачем нам такая свобода? И то, что предложил Путин, показалось спасением. Тем более что реформы уже были проведены, из самого страшного выбрались. Цены на нефть начали подниматься, пенсии стали платить, зарплаты пошли. Не забудьте еще про фон чеченской войны, угрозу терактов. Многие говорили: вот при Сталине тихо было, ведь он чеченцев депортировал. Я это сама от своих студентов слышала! С этого и началось. Посыл Путина был совершенно очевидным: сидите тихо, мы построим вам торговые центры, где вы можете проводить время, только не возникайте, потому что от этого будет только хуже – посмотрите на 90-е".

Акция в поддержку "Забастовки избирателей" в Ростове-на-Дону 28 января 2018 года

Обещание сытости в обмен на демократию сработало. Зависимость от государства – и в плохом, и в хорошем – стала базой, которой воспользовалась пропаганда, игравшая на ностальгии и страхе "маленького человека". А дальше стала возникать система подавления и репрессий – по мере того, как власть становилась все более авторитарной.

Движение к демократии. С кем?

Ирина Щербакова смотрит на часы – ей пора на учредительную конференцию российских муниципальных депутатов в изгнании, которая проходит тоже на Унтер-ден-Линден. Щербакова спешно расплачивается: "Можем на ходу еще поговорить". Разговор продолжается по пути на дискуссию под названием Moving to Democracy ("Движение к демократии"). Кто же собирается туда двигаться?

Российскую оппозицию Щербакова, мягко говоря, не идеализирует: "У белорусов есть хотя бы Светлана Тихановская, которая, по сути дела, легитимно избранный президент и сплачивает вокруг себя людей. Мы на это сослаться не можем. Где легитимность? Кто представляет сейчас эту другую Россию?" Еще хуже, по ее словам, отсутствие всякого единства. "С этим всегда было плохо. Заключали коалиции и мгновенно начинали ссориться. Против Навального, за Навального. Да, при всем моем большом уважении к отдельным людям я считала, что антикоррупционная программа Навального, которая очень многих молодых объединяла, была узкой для России", – говорит Щербакова, добавляя, что Алексей Навальный своей жизнью доказывает верность своим взглядам, но лишь он один в России был убедительной политической оппозиционной фигурой. А этого мало.

На что же надеяться? "Я считаю, что нынешняя российская повестка зависит только от Украины. Однако, как ни страшно это звучит, поражение Путина и его режима в войне совершенно не означало бы, что система власти в России так сразу прекрасно трансформируется. Но без поражения вообще никакой надежды нет. Все силы должны быть направлены на помощь Украине, и это должно служить началом объединения. Надо пытаться объединяться и как-то договариваться. И тут важна роль СМИ", – говорит Щербакова, которая не упускает возможности рассказывать о России в немецкой прессе и на различных общественных площадках Германии.

На подиуме конференции она сидит между депутатом Европарламента Сергеем Лагодинским, который был инициатором введения гуманитарных виз для российских оппозиционеров в Германии, и уполномоченным международного комитета бундестага от ХДС Родерихом Кизеветтером. В зале – российские муниципальные депутаты и журналисты, которые теперь могут говорить с Россией только через соцсети и электронные медиа. Они создали свою ассоциацию за границей. В Германии их около двухсот человек.

Щербакова говорит: "Предупреждения "Мемориала" о том, что с самого прихода к власти Путина всяческие "мосты" и "диалоги" были лишь витриной и прикрытием нарушения прав человека, не были услышаны на Западе". С болью она вспоминает об упреках со стороны украинцев относительно того, достоин ли российский "Мемориал" Нобелевской премии мира. Щербакова признаётся, что на этот вопрос сложно отвечать, хоть и есть что ответить: "Мы говорим о необходимости работы с тоталитарным прошлым. Мы занимались прошлым ради настоящего и будущего, а потом оказалось, что квазиистория превращается в часть путинской идеологии. Это сгусток ядовитых мифов, которые Путин называет историей, но у проекта этой власти нет будущего. У нее есть проект воссоздания мифического прошлого, которого никогда не было".

В чем был смысл работы "Мемориала" и как он может пригодиться теперь на Западе, звучит вопрос из зала. "Я могу говорить только с точки зрения истории и просвещения. Мы снова объединились и создали новую сеть международной организации "Мемориал". Главная опасность – это агрессивный популизм, который наступает слева и справа. Популисты очень быстро объединяются, предлагая обманчиво простые ответы на очень сложные вопросы. Мы видим, что это происходит в Германии, Венгрии и других странах. Как этому противостоять и с этим бороться? Объяснять людям, куда ведут эти простые ответы", – говорит Щербакова. Она вновь подчеркивает важность памяти о насилии, терроре и репрессиях.

"Именно эта память и честный анализ прошлого помогли народу Германии снова обрести свою свободу и демократию. Нам же тоже надо надеяться, что когда-нибудь и Россия станет демократической страной. Не знаю, когда это будет, может, вы доживете до этого, я уж точно нет". Несмотря на этот пессимизм, соосновательница "Мемориала" не выглядит сломленной и побежденной.