Репрессии против невидимой группы. В РФ запретили "смену пола"

Госдума 14 июля окончательно одобрила законопроект о "полном запрете смены пола" в России. Теперь трансгендерным людям будет запрещено менять гендерный маркер в документах и проводить какие-либо медицинские манипуляции, в том числе хирургическое вмешательство и гормональную терапию, а также усыновлять детей и оформлять опекунство.

Авторы закона, ограничивающего права трансгендерных людей, утверждают: он необходим для защиты национальных интересов. В частности, зампредседателя Госдумы Петр Толстой заявлял: "Западная индустрия трансгендеров пытается таким образом просочиться в нашу страну, проломить окно для своего многомиллиардного бизнеса. И если мы оставляем хотя бы одну лазейку, в эту лазейку пойдут толпы тех гомосексуалистов, кто хочет усыновлять детей, тех, кто хочет избежать военной службы, и так далее". В пояснительной записке к проекту депутаты напомнили о закреплённой в Конституции защите "традиционных семейных ценностей" и уточнили, что "в Основном законе страны предусмотрено только два пола – мужчины и женщины, никакие "промежуточные" и "дополнительные" варианты полов или "гендеров", категории вроде "родитель №1" и "родитель №2" не предусмотрены, как не предусмотрена и возможность "изменения пола".

Медики и врачи, работающие с трансгендерными людьми, раскритиковали этот законопроект. "Мы видим попытку регулировать вопросы, связанные с наукой, медициной, непрофессионалами-законодателями – без обсуждения, без общественных слушаний, а просто с наскока по политическим мотивам", – цитирует "Коммерсант" исполнительного директора Независимой психиатрической ассоциации России Любовь Виноградову.

Впрочем, мнение медицинского сообщества не помешало депутатам единогласно принять закон.

К каким последствиям это приведёт? В чем разница между трансгендерностью и транссексуализмом и почему российские депутаты считают трансгендерность извращением или следствием сексуальной распущенности?

Материал подготовлен по мотивам подкаста и программы “Человек имеет право”

"Невыносимые условия". Запрет трансгендерного перехода

– Трансгендерность предполагает, что у человека не совпадает его гендерная идентичность, то, как человек сам себя ощущает – мужчиной, женщиной, или одновременно и тем и другим, или ни тем и ни другим, – с тем, что у человека написано в документах, выданных при рождении, – объясняет Неф Целлариус, координатор программы равного консультирования для трансгендерных, небинарных и гендерно неконформных людей в Правозащитной организации ЛГБТК+ группы "Выход", квир-человек. – Грубо говоря, у нас рождается ребенок, в роддоме ребенку повязывают розовую или голубую ленточку, вариантов всего два. Ребенок растет, начинает себя осознавать и понимает, что внутри этой коробочки, внутри этих ролей ему или ей некомфортно, он либо хочет как-то расширить эти роли, либо перейти "в другую коробочку". Это и есть трансгендерность. Гендерная идентичность может быть статичной: человек уже в очень раннем возрасте, когда только начинаются какие-то социальные взаимодействия, лет в пять, например, может себя осознавать уже четко какого-то определенного гендера – я девочка или мальчик. Но гендерная идентичность может меняться в течение жизни, поэтому есть случаи, когда человек осознает свою трансгендерность уже взрослым – в 25–30 лет.

Неф Целлариус

Как правило, для трансгендерных людей именно социализация в их гендере, который может не соответствовать тому, что записано при рождении, – это самая важная часть. Не так важно, что у тебя в штанах, как важно то, как тебя воспринимают люди. Это вопрос уважения, признания. Предположим, что мы знакомимся с некой персоной и человек говорит: "Меня зовут Пётр, но я предпочитаю, когда меня называют Петя". Очень странно после этого называть его Петром. Человек уже сказал: "Мне приятно, когда меня называют вот так", это часть моей идентичности, это часть меня, это часть того, как я себя ощущаю, а ощущаю я себя Петей, а не Петром. И очень странно называть его Васей только потому, что нам кажется, что он похож на Васю. Если я ощущаю себя каким-то определенным образом – мужчиной или женщиной или не мужчиной и не женщиной, мне важно, чтобы другие люди воспринимали меня так, как я ощущаю себя сам. Это важная часть моей социализации. То, что дает мне возможность лучше раскрываться в обществе, лучше реализовываться.

Есть ещё слово "квир" – это, пожалуй, самый зонтичный термин. "Квир" в переводе с английского – "странный". Это термин, которым можно назвать любого не цисгендерного или не гетеросексуального человека. Цисгендерные люди – это те, у которых гендерный маркер, приписанный при рождении, совпадает с их самоощущением, с их гендерной идентичностью. Вот если человек не такой, его можно назвать "квир". Если человек не гетеросексуальный, его тоже можно назвать "квир". Ну, чтобы не говорить постоянно эту аббревиатуру: ЛГБТК, И, А... Там же еще очень много букв. Некоторые люди, которые не хотят вписывать свою в том числе гендерную идентичность в какие-то рамки, могут сказать просто: "Я квир-человек".

Есть ещё небинарные персоны, то есть люди, которые не чувствуют себя, например, ни мужчиной, ни женщиной. Или чувствуют себя одновременно и мужчиной, и женщиной. Или чувствуют себя чем-то третьим, что не вписывается в стереотипные рамки мужественности и женственности. Чтобы не запихивать себя в неудобные рамки, такие люди, как правило, называют себя небинарными, выпадающими из бинарной системы розовых и голубых ленточек.

"Запретить этот блуд". Госдума и ЛГБТК+

– А это имеет какое-то отношение к сексуальной ориентации человека? Условно говоря, небинарная персона – обязательно бисексуальна?

– И транслюди, и небинарные люди могут быть людьми с любой сексуальной идентичностью так же, как и цисгендерный человек может быть любой сексуальной ориентации. Предположим, наш Пётр – цисгендерный мужчина, в паспорте и в свидетельстве о рождении у него стоит буква М и он себя ощущает мужчиной. Он может быть геем? Да. Это как-то связано с цисгендерностью? Нет, наверное. Он может быть бисексуальным? Да. Вне зависимости от гендерной идентичности человек может свою сексуальность описывать совершенно любыми словами, которые этому человеку нравятся.

– Почему в России на протяжении многих лет сексуальную идентичность человека смешивают с его гендерной идентичностью?

– Потому что наша гендерная роль очень связана с нашей репродуктивной функцией. То, мужчина мы или женщина, в обществе однозначно связано с тем, с кем мы будем вступать в сексуальные отношения. Но гендерная идентичность связана далеко не только с сексуальностью, но и с ролями в обществе, с какими-то ограничениями, со стереотипами. Боюсь, что риторика, которую сейчас транслируют представители власти, о том, что трансгендерность непременно связана с сексуальной функцией и является следствием некой половой распущенности, – показывает, что, к сожалению, люди не очень образованны и не очень погружены в тему.

– Поясните, пожалуйста, разницу между трансгендерностью и транссексуализмом. Потому что в трансгендерности мы слышим слово "гендер", во втором слове уже появляется слово "секс".

– Я хочу вспомнить хорошую шутку, кажется Михаила Задорнова, про русского человека, который на границе в США заполняет миграционную анкету и в графе "sex" пишет "три раза в месяц". Дело в том, что слова "транссексуальность" и "транссексуализм" – это калька с английского, где секс означает пол. Но в русском языке у нас есть два слова – "пол" и "секс", поэтому получается путаница. Термин "транссексуализм" сейчас не используется, считается устаревшим. Само по себе слово "пол" – это сложный комплекс. Биологический и медицинский пол состоит из семи разных компонентов. Есть гормональный пол, есть хромосомный пол, есть внутренние и наружные половые органы, есть строение скелета, типы оволосения и так далее… И далеко не каждый из этих признаков можно изменить. Поэтому когда мы говорим "человек сменил пол", мы про какой из семи вариантов говорим? Он смог сменить свой хромосомный пол? Ну, вряд ли. Сейчас более корректным считается термин "трансгендерный человек", – объясняет Неф Целлариус.

В 2019 году Всемирная организация здравоохранения исключила трансгендерность из списка заболеваний. Юристка Центра защиты прав человека "Мемориал" Татьяна Глушкова объясняет, почему трансгендерность – не болезнь, а проблема, стоящая на стыке медицины и прав человека:

Татьяна Глушкова

– Понимание этой проблемы в последние десятилетия шло от полностью медицинского в сторону, скажем так, права человеческого. В России сейчас на официальном уровне понимание трансгендерности сугубо медицинское. Есть МКБ-10 – Международная классификация болезней 10-го пересмотра, утвержденная ВОЗ, в которой есть заболевание "транссексуализм". В соответствии и с международными принципами, и, самое главное, с российской наукой единственным способом помощи пациентам с данным заболеванием является как раз трансгендерный переход, то есть смена документов, замена гендерного маркера, гормональное и хирургическое лечение. ВОЗ утвердила МКБ 11-го пересмотра, и в этой классификации диагноза "транссексуализм" нет, есть диагноз "гендерное несоответствие". Это и есть результат изменения понимания этого явления в мировом обществе, переход от позиции, когда врач решает, действительно ли человек чувствует свою принадлежность к противоположному полу, на позицию, при которой человек сам решает, к какому гендеру он чувствует принадлежность. Предложения депутатов сводятся к тому, чтобы фактически запретить любые формы трансгендерного перехода – как юридического, так и медицинского. Но с точки зрения науки, в том числе российской, они делают примерно то же самое, как если напишут в законе: сахарный диабет нужно лечить молитвами, а не инсулином.

И в медицинских публикациях, и в Национальном клиническом руководстве по психиатрии написано, что единственным методом помощи пациентам с диагнозом "транссексуализм" является помощь им в социализации в желаемой гендерной роли. Это прежде всего смена документов, чтобы человек, который хочет социализироваться, например, в мужской гендерной роли, не был вынужден показывать паспорт, где у него написано "Маша Иванова". Это не строго медицинский вопрос, это вопрос медико-социальной помощи. Еще в 1991 году были изданы рекомендации, в которых говорилось, что нужно не просто делать все это, но еще и проводить в организациях и на предприятиях разъяснительную работу, для того чтобы люди, которые взаимодействуют с этим человеком, поняли, что с ним происходит, не относились к нему негативно, – рассказывает Татьяна Глушкова.

Пока законопроект не подписал президент, трансгендерный переход в России легален. Как устроен этот процесс и какие этапы включает, объясняет Неф Целлариус:

– Трансгендерный переход можно условно разделить на три независимые истории: юридический переход, медицинский переход и социальный переход. Юридический переход – это смена документов, когда в паспорте вместо имени "Пётр" пишут "Мария" и ставят гендерный маркер Ж. Медицинский переход – это изменение своего тела, то, что связано с гормональной терапией, с гендерно аффирмативными операциями, какими-то косметическими операциями. Социальный переход – это социализация в своем гендере. В России на данный момент эти истории не связаны друг с другом, и это очень здорово. Например, чтобы сменить гендерный маркер в документах, необязательно делать какие-то операции.

Перед заменой документов в России, нужно пройти достаточно серьезную медицинскую комиссию. Она состоит из трех-четырех специалистов, в нее обязательно входят клинический психолог, психиатр и сексолог. Комиссия может длиться до двух лет, это не какой-то один прием, где ты пришел, заплатил, тебе дали справку. Это серьезное медицинское освидетельствование, нужно сдавать определенные анализы, много беседовать, написать автобиографию, показать, как ты социализируешься в своем гендере, – довольно много всяких процедур.

По итогам прохождения такой комиссии человек получает возможность сменить документы и обратиться за медицинским вмешательством. А можно пройти медицинскую комиссию, понять, что, да, действительно, ты трансгендерный человек, и при этом ничего не делать с этим заключением – документы не менять, операции не делать или делать только что-то одно из всего этого. Это то, что существует на данный момент, и то, что сейчас Государственная дума запрещает полностью. Нельзя будет ни менять гендерный маркер в документах, что бы ни было уже сделано с твоим телом, ни менять свое тело. Все эти виды того, что, вообще-то, сейчас считается медицинской помощью трансгендерным людям, станут недоступны.

– Складывается такое ощущение, что Государственная дума сейчас предлагает буквально людей лечить от трансгендерности. Как вы относитесь к этой идее?

– Лечить гендерную идентичность – это так же, как лечить любую другую идентичность. ООН приравнивает некоторые методы конверсионной терапии к пыткам. Всемирная организация здравоохранения подчеркивает неэффективность конверсионной терапии. Конверсионная терапия запрещена в очень многих странах. Очевидно, у этих людей больше знаний, чем у депутатов Государственной думы, относительно современных методов лечения. Когда господин Мурашко (министр здравоохранения РФ. – РС) говорил о создании института по исследованию поведения людей ЛГБТК+, прозвучала фраза о том, что будут исследовать и другое общественное поведение человека. Это значит, что карательная психиатрия может затронуть не только людей ЛГБТК+, но и всех людей, чье общественное поведение покажется нашему государству каким-то странным. Можно ли лечить таким образом людей, которым не нравится современное российское правительство, лечить так оппозиционеров или тех, кто выходит на антивоенные пикеты и митинги? Безусловно. Это же странное общественное поведение, с точки зрения режима. Поэтому эта новость тревожна не только тем, что в России могут возродить конверсионную терапию, но и тем, что может появиться карательная психиатрия для любых категорий несогласных граждан. Да, они, возможно, начнут оттачивать эту методику на ЛГБТК+ людях, но ничто не мешает ее потом расширить, пользуясь опытом Советского Союза.

Быть трансгендерной женщиной сейчас в России гораздо опаснее, чем быть трансгендерным мужчиной. Так же как, например, быть геем гораздо опаснее, чем быть лесбиянкой. К сожалению, для трансфобных людей трансгендерная женщина – это не женщина, это мужчина в платье, и к мужчине можно применять гораздо более серьезные пытки. Трансгендерные женщины, безусловно, об этом знают, поэтому очень многие не решаются говорить о себе. Это очень стигматизированная группа, это очень дискриминируемая группа, и очень страшно себя к ней относить, это очень небезопасно в России.

Доклад о положении ЛГБТК-людей в России

– А обязательно ли совершать этот самый трансгендерный переход?

– Насколько необходимо раскрывать свою идентичность и жить в соответствии с тем, кем ты себя ощущаешь? Очень необходимо. Ты не рассказываешь об огромной части своей жизни, ты не говоришь, кто ты на самом деле, а все время притворяешься кем-то другим – это огромное давление на психику. К тому же есть еще такая штука, как дисфория. Социальная и телесная дисфория – это медицинский термин, который обозначает иногда физический дискомфорт, который испытывают трансгендерные люди относительно своего тела или относительно своей социализации. Дисфория приводит к серьезным тревожным, депрессивным расстройствам. Это как раз то, что провоцирует большой процент суицида среди трансгендерных людей. По разным оценкам, от 12 до 20 процентов трансгендерных людей совершают попытки суицида. А согласно нашим последним данным, порядка 40 процентов трансгендерных людей, хоть раз в жизни в связи со своей трансгендерностью испытывали суицидальные мысли. Это происходит потому, что люди не могут быть сами собой, им все время нужно скрывать огромную часть своей жизни.

Трансгендерные люди постоянно сталкиваются с бытовым унижением. По данным нашего исследования за 2022 год, каждый третий трансгендерный человек сталкивался с унижением, с угрозами или с прямым насилием из-за своей гендерной идентичности. Начиная от каких-то очень унизительных вещей, когда ты приходишь менять паспорт и человек, который должен просто сделать свою работу и принять у тебя документы, зовет все отделение на тебя посмотреть как на диковинную зверушку, и заканчивая историями, когда людям на основании трансгендерного статуса, например, отказывают в медицинской помощи, говорят, что "мы здесь таких не обслуживаем, уходите, обратитесь к какому-то другому врачу". К сожалению, в России очень сильная бытовая трансфобия, и скорее влияет она, а не какие-то сложности в законодательстве.

– Вы понимаете, почему в последние годы такое ощущение, что намеренно раскручивают бытовую трансфобию и квир-фобию и фактически выводят её на государственный уровень?

– Наш режим пытается своей лояльной аудитории дать какую-то победу. Если он не добивается её на поле боя, нужно показать, что он хотя бы борется с неправильными ценностями этой самой злобной "наты". Внутренний враг, которым сейчас очевидно стало сообщество ЛГБТК+, – очень хорошо отвлекает от настоящих проблем. От дорог, образования, медицинского обслуживания, огромных расходов на войну, падения уровня жизни. Почему это происходит? Потому что мы со всем НАТО воюем, и вот мы победили их нетрадиционные ценности. Это очень классная отвлекающая штука. И еще: это репрессии против невидимой группы населения. Очень мало кто знает, что среди их знакомых есть трансгендерные люди. Исследования показывают, что как только у человека появляются в кругу общения ЛГБТК+ люди, ему гораздо сложнее их ненавидеть и гораздо сложнее высказываться против. Сейчас государство выбрало удобную категорию людей, на которых можно хорошо опробовать репрессивные механизмы, чтобы потом масштабировать их на других инакомыслящих людей, – заключает Неф Целлариус.

Яна Кирей-Ситникова

По мнению исследовательницы трансгендерности Яны Кирей-Ситниковой, принятие закона о полном запрете трансгендерного перехода в России, приведёт к самолечению среди трансгендерных людей и росту их дискриминации:

– Гормоны доступны и сейчас. Причем феминизирующие гормоны можно просто так покупать в аптеках. За маскулинизирующим тестостероном намного более серьезный контроль, но его покупают нелегально: через знакомых, через специальные сайты. Больше людей будут идти таким путем, не пойдут к эндокринологу и начнут принимать гормоны самостоятельно, что может повлечь некоторые побочные явления. Что касается операций, скорее всего, врачи перенесут свою практику в страны ближайшего зарубежья: их будут делать, просто возрастет цена. Самое сложное, конечно, – невозможность сменить документы: больше людей будут сталкиваться с дискриминацией, если их документы не соответствуют внешности, терять работу и вовлекаться в нелегальные способы зарабатывания денег.

Неф Целлариус полагает, что последствия могут быть куда серьёзнее:

– К сожалению, нас почти наверняка ждет рост числа суицидов среди трансгендерных людей и формирование целого сектора подпольных медицинских услуг. Я боюсь, что качества они будут плохого, что тоже увеличит смертность среди трансгендерных людей. Это прецедент, когда целая группа людей по сути лишается каких-то человеческих прав. Если мы посмотрим на определение геноцида, которое принято в ООН, то под него попадает создание невыносимых условий для жизни. Вот трансгендерным людям сейчас создают невыносимые условия для жизни. А все остальные, очень многие, смотрят и молчат. В конце концов, если государство смогло так поступить с какими-то трансгендерными людьми, которых никто не замечает, что мешает поступить так же с какой-то другой группой населения?.. – заключает Неф Целлариус.