Свобода, отраженная в волнах 

Иван Толстой: Свобода, отраженная в волнах. Эта фраза была бы дешевой красивостью, если бы не технологическая точность этого выражения. Короткие волны лучше всего распространяются на дальние расстояния, если они в своем прыжке отразились от водной поверхности. Это отлично понимают радиоинженеры, вот почему антенны-передатчики коротковолнового сигнала, несущего советскому слушателю передачи Радио Свобода, были расположены в Испании – в местечке Палс, прямо на пляже, под Барселоной. Сорок с лишним лет свободовский сигнал стартовал с испанского пляжа, отражался поверхностью Средиземного моря и уходил в ионосферу. А мы сидели дома (точнее, на даче или в деревне, где-нибудь в глуши) и подстраивали свои приемники, радуясь, что сигнал, случается, доходит вполне чистым и сильным.

И ведь кто-то этот сигнал нам отправлял. Хлебнет своего германского пивка – и жарит нам всю правду-матку.

Оказалось, что не пивка, а что у них там в Барселоне попивают?

И вот сегодня мы познакомимся с таким человеком, чьей профессией на протяжении сорока лет было знакомить нас с запретными плодами.

Специально для "Поверх барьеров" интервью записал наш мадридский автор Виктор Черецкий.

Виктор Черецкий: На северо-востоке Испании, в поселке Палс, есть музей Радио Свобода. Дело в том, что здесь, на берегу Средиземного моря, с 1959 по 2001 год располагалась ретрансляционная станция, с помощью которой готовящиеся в Мюнхене – где ранее, до Праги, размещалась редакция, – программы, можно было слушать на территории бывшего Советского Союза. Музей частный, создан местным жителем Антони Бернабе. На его сайте публикуется, в первую очередь, история появления станции, которая в свое время считалась самой мощной в мире. В последние до закрытия годы на ней были задействованы шесть коротковолновых передатчиков мощностью в 250 киловатт каждый.

Идея строительства станции возникла у американской стороны в 1955 году. Позднее США арендовали у испанцев участок для размещения антенн и технических служб за без малого 300 тысяч долларов в год. А заработала станция в марте 1959 года. Любопытно, что к тому времени служебные здания еще не были достроены и аппаратура временно размещалась в палатках.

В беседе с Антони Бернабе, бывшим сотрудником станции, мы поинтересовались его мнением, почему для размещения передатчиков была выбрана именно Испания и конкретно поселок Палс?

Антони Бернабе: Дело в том, что коротковолновое вещание нуждается в определенных условиях. Далеко не любая местность подходит для размещения передатчиков. А у нас для этого, благодаря географическому положению, условия идеальные: открытая местность, практически без растительности. Поблизости даже жилья нет. И все это на песчаном берегу моря. Водная поверхность, как известно, отражает радиоволны и усиливает мощность сигнала.

Виктор Черецкий: А как отнеслись испанские власти, с политической точки зрения, к предложению Америки разместить передатчики в их стране?

Антони Бернабе: В те времена политическая точка зрения в Испании была только у одного человека – у диктатора Франко. То, что он считал нужным, то и делалось. Недовольных подвергали репрессиям. Ну а Франко был рад любому международному сотрудничеству, которое приносило доход. К тому же США, которые особых симпатий к режиму Франко не испытывали, тем не менее, поддержали вступление Испании в ЮНЕСКО, ООН и другие международные организации. Так что – услуга за услугу.

Антони Барнабе в годы службы на передатчике

Виктор Черецкий: Трудно ли было с инженерной точки зрения возвести эти передатчики?

Антони Бернабе: По тем временам это действительно было делом непростым, учитывая, что у нас не было ни современных технологий, ни техники, ни опыта возведения подобных объектов. Все было на грани фантастики. Оборудование в основном прибыло из Соединенных Штатов. Поначалу передатчики были марки Continental, которой сейчас уже не существует, потом General Electric и Telefunken. Затем их заменили на аппараты Marconi, мощностью в 250 киловатт. Ну а, к примеру, у Telefunken мощность была всего в 100 киловатт. И только башни-антенны изготавливались в Испании, из испанского металла, правда, по американским чертежам. Антенны делали в Барселоне.

Виктор Черецкий:Сколько человек работало на передатчиках одновременно и какие нужны были специальности? Чему был посвящен их рабочий день? Разве передатчик не выполняет свою работу сам – повернул рычаг, и он заработал?

Антони Бернабе: Поначалу в каждую смену работало до 8 человек. По мере замены передатчиков на более современные и уменьшения числа аварий, количество технического персонала сократилось сначала до 4, а потом и до 2 человек в смену. В их задачу входило менять частоты в зависимости от времени суток. Во время грозы и дождя приходилось снижать мощность. И, разумеется, в обязанности персонала входило устранение неисправностей. Работа требовала предельного внимания. Однажды я по ошибке вместо выключения одного передатчика выключил все и, таким образом, прервал трансляцию. Правда, не надолго. В первые годы работы станции там был задействован технический персонал разного профиля, имевший опыт работы на радио. В дальнейшем к обслуживанию стали привлекать электронщиков вроде меня, которые на радио до этого никогда не работали, но разбирались в электронной технике.

Здание передатчика в Палсе

Виктор Черецкий: Кто был сотрудником этого центра? Местные? Иностранцы?

Антони Бернабе: В первые годы существования станции там работали только приезжие – испанцы из других регионов страны. Ведь население Палса занималось в основном ловлей рыбы и сельским хозяйством – людей с подходящей специальностью не было. Ну а руководителями были иностранцы – американцы, а одно время даже кубинец. Были и русские – они работали переводчиками. Одного, как я помню, звали Виктор Сенкевич. Он вышел на пенсию в 95-м году. Переводчики в основном выполняли функцию контролеров, в том числе искали в программах новости, касающиеся Испании, и информировали об их содержании испанские власти. Таким образом, франкистский режим следил за тем, что американское радио вещало об Испании.

Виктор Черецкий: Выполняли ли передатчики свою задачу? Ставили ли своей целью преодолевать глушение? Что в Испании было известно о работе советских глушилок?

Антони Бернабе: Думаю, что свою задачу передатчики выполняли и содержание программ доходило до русского народа. Что касается оборудования, то оно, безусловно, с годами совершенствовалось. Мы над этим постоянно работали, полагая, что преодолеть глушение, о котором нам было хорошо известно, можно лишь повышая мощность радиосигнала. Мы старались достичь максимальной мощности, чтобы люди повсюду могли нас хорошо слышать.

Виктор Черецкий: Как вы и ваши коллеги относились к содержанию транслируемых передач? У вас были собственные политические взгляды?

Антони Бернабе: Мы не понимали содержания, но знали, что речь шла об информации, получить которую люди не могли из прессы своей страны, живущей за железным занавесом. Аналогичная ситуация была и в Испании во времена Франко. Мы тогда получали правдивую информацию по радио "Пиренаика", которое выполняло роль, аналогичную роли "Свободы". Только так испанцы могли узнать о том, что действительно происходит в мире. Среди наших сотрудников были люди разных убеждений – были коммунисты, были франкисты, но это не мешало нашим профессиональным отношениям. Работа на станции всем нравилась: и с политической точки зрения, и с профессиональной. Для меня лично это были лучшие годы жизни.

Виктор Черецкий: Присутствие на пляже, на берегу моря огромных антенн, вероятно, не самое обаятельное соседство. Как относились к этому жители Палса и туристы?

Антони Бернабе: Я думаю, что отрицательно. Некоторые, к примеру, жаловались, что наши установки мешают работе их телевизоров и радиоприемников. Впрочем, подобную проблему можно было легко устранить, защитив аппаратуру от помех, но они не знали, как это сделать. И еще не нравилось присутствие антенн на пляже. Причем больше всех протестовали не коренные жители Палса, а приезжие. Кроме того, про станцию распускали различные слухи. Что под ней-де находятся подводные лодки или ракеты, что по ночам на ее территории устраивают шабаш ведьмы, разгуливают приведения. Распространению слухов способствовал тот факт, что доступ на территорию станции был закрыт для посторонних и местные жители не особо знали, чем она занимается. В испанской глубинке 50-лет назад было полно средневековых предрассудков. Люди не только боялись ведьм, но даже считали, что станция, как проклятие, послана им за грехи и что на них может в любую минуту обрушиться еще больший гнев божий. В это они верили.

Виктор Черецкий: Почему в 2006 году, то есть через 5 лет после закрытия станции, башни-антенны понадобилось взрывать, а, к примеру, не демонтировать?

Антони Бернабе: Потому что так было дешевле. Металлические конструкции отправили в металлолом в Барселону. Я связался с теми, кто этим занимался, и попросил назвать приблизительный вес полученного металла. Но мне так и не ответили. Антенны, как и здания с находившимся в них оборудованием, являлись к тому времени собственностью Испании. Когда американцы уходили, они передали станцию испанской стороне с правом поступить с ней, как ей заблагорассудится.

В Палсе взрывают передающие антенны, 2006

Виктор Черецкий: Добавим, что в последние десятилетия в Палсе, как и на всем испанском побережье, бурно развивался туризм – строились гостиницы и так называемые пляжные квартиры для любителей проводить отпуск у моря – испанцев и иностранцев. Отдыхающие на местном пляже теперь даже не догадываются, что здесь некогда возвышались грандиозные башни-антенны Радио Свобода. Память о них хранит лишь в своем музее Антони Бернабе.

Иван Толстой: Посмотрим на эту же историю с другой стороны. Буквально – с другой. Со стороны тех, кто глушил "Свободу".

Трехмерным был мир советского человека: глушение водки, глушение рыбы, глушение западных радиостанций. По-заграничному jamming, на профессиональном языке – "сигнал радиоподавления", в интеллигентской среде – "джаз КГБ". Хрен редьки не слаще.

Приписывать все цензурные грехи большевикам было бы в данном случае несправедливо. Историк глушения журналист Римантас Плейкис (бывший министр связи и информатики Литвы) рассказывает в своей интереснейшей и дотошной книге о пионерах в этой области – немецких вооруженных силах, пресекавших вражеское радио еще в годы Первой мировой. В начале 1920-х Рейхспост (почтовая служба Германии) глушила радиотелеграфную линию между Петроградом и Парижем, а "в 1923 году французы из Эйфелевой башни создавали помехи связной радиостанции Берлина" (Р. Плейкис. "Радиоцензура". Вильнюс, 2002).

Книга Римантаса Плейкиса "Глушение", 1998

Дальше – больше. Советский Союз глушил румынское радио, австрийцы – гитлеровское вещание, итальянцы – англичан, обращавшихся к Абиссинии. Дуэли СССР и Германии в этом отношении бесконечны.

В 1939 году, пишет Плейкис, в Москве "было создано отдельное ведомство радиоподавления".

Любители технических подробностей встретят в его исследовании множество профессиональных терминов: антенны ВГДШ (вибраторы горизонтальные диапазонные шунтовые), воздушные фидеры, синтезаторные возбудители, специзделие "Зенит".

Двадцать лет назад я взял интервью у технического руководителя советской структуры глушения Наталии Евгеньевны Крестьяниновой. По обстоятельствам разговора я первый раз в своей журналистской практике не мог включить магнитофон (не был изначально уверен, что она согласится на запись), поэтому назвать эту беседу полностью корректным интервью нельзя, но я записывал ответы собеседницы в блокнот прямо по ходу разговора.

Наталия Крестьянинова – инженер по образованию, выпускница Института связи. В системе глушения трудилась с 28 лет.

"Мы не слушали само радио, нам давали радиостанцию, которую надо глушить. Дежурный давал эфир, называл частоты, и мы их глушили. Мы просчитывали территорию Советского Союза и создавали поле, превышающее поле вещания зарубежной радиостанции.

Дежурный и не вслушивался в содержание передач. Он и языка-то не знал, на котором идет передача. Ну, скажем, бралась радиостанция, которая передает на английском или немецком языке. Дежурный ее слушает, привыкает к ее голосу, и как только она начинает вещать, он сразу передает нам, звонит нам и называет частоту. Мы включаем глушение.

Работа велась круглосуточно. Глушение то включалось, то выключалось, в зависимости от той частоты, на которой передавала зарубежная станция".

Эти слова Крестьяниновой можно дополнить цитатой из книги Римантаса Плейкиса. В начале каждого часа, пишет он, инженеры Радио Свобода "на многих частотах делали паузы продолжительностью 2–3 минуты, что вводило в заблуждение операторов радиостанций глушения. Как правило, они прослушивали эфир в начале и в середине часа. Не обнаружив "корреспондента" – зарубежную радиостанцию, – операторы не включали передатчик до следующего прослушивания частоты. "Свобода", вернувшаяся в эфир после паузы, некоторое время звучала без помех".

Вот это и объясняет странный феномен неожиданно чистого эфира, на который натыкались слушатели зарубежных "голосов".

Наталия Крестьянинова продолжает: "Были мощные передатчики, которые закрывали поля веером. А круговые закрывали поля радиусом пять километров. Но в провинции оставалось много незакрытых полей, но там ведь и коротковолновых приемников у людей почти не было".

Наталия Евгеньевна называет своих предшественников. До нее начальником на ее посту был Александр Иванович Абрамов, а перед ним – Емельян Павлович Новицкий.

"Я получала распоряжения со слов. Начальник звонил: сделай! А почему – у меня никогда не возникало мыслей".

Тем не менее, Наталия Евгеньевна гордится своим высоким и важным постом: "Наш заместитель главка Логинов Игорь Всеволодович ездил как-то (кажется, в 1983 году) за границу, видел где-то директора Радиостанции Свобода. И рассказывал потом, вернувшись: знал бы, говорит, что против него работает женщина!

Они вообще меня берегли, ну, как пушинку хранили".

Гордость гордостью, но Наталья Крестьянинова явно испытывает некоторую неловкость. В ней бродят сомнения, она задумывается. Напомню, что нашему разговору двадцать лет, настроения конца 90-х были весьма ревизионистские. Я уверен, что сегодня такой беседы с ней не получилось бы.

"Наверное, – продолжает она, – все это надо было делать. Мы ведь как все советские люди, как газеты, так и мы. Это журналист осмысливает информацию, а человек технический, исполнитель, он просто включает передатчик и ни о чем не думает.

Это мы теперь анализируем, что чего, а раньше... Ты приходишь, видишь, как до тебя делали. Ну, и ты делаешь. Мне же было 28 лет, когда я туда пришла. Раньше люди в 28 лет были гораздо наивнее.

А если при мне кто-то рассказывал, что слушал "Свободу", что "Свобода" передавала то-то и то-то, меня, скажу честно, содержание разговора совершенно не интересовало. Мне просто было больно, что я плохо работаю".

Писатель Анатолий Гладилин слушает коротковолновый приемник.

Старания Наталии Евгеньевны и ее коллег отразились в советской сатирической поэзии. Известные "крокодиловские" соавторы Владимир Дыховичный и Морис Слободской (последний, кстати, участвовал в написании сценариев "Операции Ы", "Кавказской пленницы" и "Бриллиантовой руки") сочинили в 1957 году такие куплеты о типичном клиенте Крестьяниновой:

Вольный "сын эфира"

(Из цикла "Бесполезные ископаемые")

Затихла спящая квартира,

Одна из тысячи квартир...

Бьет полночь. Вольный "сын эфира"

Включает свой приемник "Мир".

В своем порыве одиноком

Чем увлечен он в час ночной?

Что ищет он в краю далеком?

Что кинул он в стране родной?..

Играют волны... Что-то свищет...

Приемник воет и хрипит.

Увы, симфоний он не ищет

И не от оперы бежит!..

Он не стремится к дальним джазам,

И не Равель, не Дебюсси

Влекут его пытливый разум…

Нет, все его усилья разом

Ушли на поиск Би-би-си!

Он днем и тих и незаметен,

И только ночью, в тишине,

Когда эфир сплетен из сплетен,

Он на волне! Он на коне!

Пусть по ночам не видит снов он,

Иное дорого ему, –

Он "информирован", подкован

И точно знает, что к чему!

Пусть в эту ночь, как всю неделю,

Опять забытая, одна,

В слезах в супружеской постели

Развода требует жена.

Не зря и сон, и отдых отдан.

Как мутит воду Вашингтон

И как пускает уток Лондон,

Собственноушно слышит он!..

– Такое делается в мире!

Так говорят они про нас!.. –

Есть что порассказать в квартире. –

Да, братцы, это вам не ТАСС!..

Он кладезь ложных информаций.

Он знает все, что ни спроси.

А все источники сенсаций

"Иже еси у Би-би-си!"

Он у приемника не дышит,

Он верит только "Голосам",

А не тому, что "Правда" пишет,

И не тому, что знает, слышит

И в нашей жизни видит сам!

Ночь на исходе. Спит квартира.

Глазок приемника мигнул...

И жалкий блудный "сын эфира",

Обибиссиленный, заснул!

Куплеты оценила нью-йоркская газета "Новое русское слово" и по свежим следам перепечатала их.

С Нью-Йорком связан и еще один сатирический эпизод, на этот раз непосредственно касающийся "Свободы" – единственной станции из всех зарубежных, которую "подавляли" с самого первого дня, с 1 марта 1953 года, все 35 с половиной лет. Каждый день, каждый час, каждую минуту. И все-таки одно исключение было сделано. В 1960 году Никита Сергеевич Хрущев выступал в Американском Национальном пресс-клубе в Нью-Йорке. Речь его продолжалась около получаса. "Свобода" – в отличие от всех советских каналов – передавала ее в прямом эфире. Сотрудники нашего нью-йоркского бюро заключали друг с другом пари: будет глушение или нет? Цензура в Москве приняла моментальное и разумное решение: забивать речь собственного Первого секретаря, даже в логове проклятого капитализма, нелепо. Все полчаса Никита Сергеевич шел на волнах "Свободы" без единой помехи. Правда, советские слушатели об этом ничего не знали.

Архивные документы о том, как принималось решение снять глушение в 1988 году, мне неизвестны. Однако есть некоторые воспоминания, записанные историком Владимиром Тольцем. Цитирую из его радиопередачи "Разница во времени", вышедшей 27 ноября 2004 года:

Владимир Тольц: И Вадим Медведев, и Вадим Загладин были одними из тех высших и немногочисленных партчиновников, которые принимали решение об отмене глушения Свободы.

–​ Как это было? –​ расспрашивал я Вадима Валентиновича Загладина.

Вадим Загладин: Я уже ничего не помню... Могу сказать только одно, что, конечно, это вопрос, который долго обсуждался, были и сторонники, были и противники этого, как всех тех новых явлений, которые принесла перестройка, они имели одних и тех противников и сторонников, что и вопрос о снятии глушения.

Это была общая тенденция –​ или выступать за демократизацию, какую-то свободу информации, или нет. Это касалось всего –​ и глушения, и других вещей. Причем, пожалуй, наибольшее значение имела борьба по вопросу о правах человека, потому что это был узловой момент, все остальное производное. И только благодаря Михаилу Сергеевичу Горбачеву удалось добиться того, чего добились, то есть перехода от какого-то активного неприятия самой проблемы прав человека в том виде, как она обсуждалась, включая сюда и глушение передач зарубежных. Если бы не он, то ничего бы не было...

Владимир Тольц: Тогдашний руководитель партийной идеологии Вадим Андреевич Медведев припоминает судьбоносное для Свободы партрешение так:

Вадим Медведев: Это было, конечно, решение коллективное, коллективного руководства, инициированное Горбачевым, но при поддержке тогдашнего окружения, хотя по многим вопросам уже тогда были очень серьезные разногласия. Но в этом вопросе, насколько я помню, разногласий не было, потому что все понимали, что уже это назревший вопрос и без решения его не обойтись. Тем более что глушение было неэффективным, вы об этом знаете, затрачивалось много денег, а толку никакого.

Иван Толстой: Совсем уж неэффективным называть глушение неверно: по мере наращивания передающих мощностей радио росла и сила подавляющих сигналов. Попытки перекричать друг друга стоили идейным противникам невероятных сумм. Деньги с обеих сторон буквально вышвыривались на ветер. По этому поводу возник анекдот: какой-то американский чиновник на светском приеме отводит в сторонку советского представителя: "Мы выяснили, что Кремль увеличил затраты на глушение наших передач почти вдвое". – "Да, советское государство вынуждено защищать наш народ от тлетворной западной пропаганды". – "Превосходно, – говорит американец. – Мы хотим предложить вам хорошую сделку. И вы сэкономите, и нам будет прибыль. Отдавайте нам половину ваших трат на глушение, а мы обязуемся транслировать наши программы сразу с заглушкой".

Ко второй половине 1988 года ситуация с глушением радио стала нелепой. Газеты и журналы вовсю печатали запрещенную прежде литературу – стихи Гумилева, "Реквием" Ахматовой, "Доктора Живаго", романы Набокова и даже книги Солженицына (правда, за исключением "ГУЛАГа"). Академик Сахаров уже два года был освобожден из ссылки, политзаключенных полтора года как выпустили из лагерей. А "Свободу" продолжали глушить.

Но уже не долго. Наталии Евгеньевне Крестьяниновой пришлось расстаться с профессией, сохранив в душе горький осадочек:

"А сейчас я устала, – сказала она на прощание. – Я просто честно работала, я не халтурщица, я трудоголик. Там, где я работала, я была первая. А верно ли я выбрала место работы, как вот мне некоторые говорят: не там, мол, работала, – это я уж не знаю".

Решение отменить глушение хоть и было назревшим и логичным, никак не афишировалось и стало внезапным для всех – от Крестьяниновой до сотрудников "Свободы". Вечером 29 ноября ведущий информационной программы в мюнхенской студии услышал в наушниках взволнованные и удивленные слова звукорежиссера: "Эфир – чистый".