"В прокаженные города я приду ненужным врачом". Русский пацифизм от Толстого до Галанскова

Современная Россия кое в чём превзошла в лингвистическом абсурде Джорджа Оруэлла. В оруэлловской Океании "война" и "мир" изменили свой смысл на противоположный, а в словаре путинской России они вообще отсутствуют. Удивительно, как это ещё не запрещен роман, названный обоими этими нецензурными словами, хотя случаи задержания людей с этой книгой в руках уже имеются. Именно Лев Толстой – отец русского пацифизма. Владимир Абаринов продолжает представлять четвертый сезон своего подкаста "Обратный адрес". В сегодняшнем эпизоде наш обратный адрес – великий романист и непротивленец, которого Владимир Ленин назвал "истасканным, истеричным хлюпиком", и его продолжатель Юрий Галансков.

"В прокаженные города я приду ненужным врачом". Русский пацифизм от Толстого до Галанскова

В современной России антивоенный протест уголовно наказуем. Но удивляться этому не приходится. Несистемный пацифизм преследовался при любом режиме, слово "пацифист" было практически бранным. В сегодняшнем разговоре участвует специалист по истории русского пацифизма, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме, стипендиат фонда Герды Хенкель Ирина Гордеева. Ирина, что такое пацифизм?

Ирина Гордеева

– Пацифизм мы можем определять по-разному. В какой-то из традиций пацифистами считают участников движения за международный мир, за мирное урегулирование конфликтов между государствами. Я изучаю другое направление пацифизма. Пацифисты в том смысле, в каком они меня интересуют, ставили вопрос шире, они говорили об истоках насилия вообще. Такой пацифизм – принципиальный отказ не только от войны и насильственных методов решения международных конфликтов, но и от любых социальных, межличностных конфликтов. В первом определении пацифисты действительно сумели создать своё движение, они долго боролись за то, чтобы в России разрешили создать общество мира по подобию тех, которые были в Западной Европе, и добились-таки наконец этого. Но это движение было элитарным и парадоксальным образом сошло на "нет" в самом начале Первой мировой войны, когда оно как раз было крайне необходимо. Было и другое направление пацифизма, которое мало изучено, – российские феминистки начала ХХ века. Они также активно участвовали в международном пацифистском движении, Женский комитет российской Лиги мира организовали, например. Действительно массовое движение пацифистское пытались создать и, на мой взгляд, сумели создать именно толстовцы в первой трети ХХ века.

– Толстовцы, или, как они сами себя называли, "свободные христиане", стали большой проблемой для царского правительства. Они отказывались брать в руки оружие на основании своих убеждений. С той же самой проблемой столкнулась и советская власть. Ирина, складывается впечатление, что толстовцы для обоих режимов – и царского, и большевистского – были неудобны и нежелательны из-за своего анархизма. Мне кажется, что это и в дальнейшем было главной причиной негативного отношения к независимым пацифистам: их несистемность, неуправляемость.

– Да, можно и так сказать. Пацифизм и анархизм – очень близкие понятия. Если мы исходим из второго широкого определения пацифизма, то от антимилитариста пацифист отличается тем, что он не просто широко видит причины международных конфликтов, причины войн, причины внутреннего насилия, социального, межличностного. Мы можем ещё сказать, что в этом втором смысле пацифисты вспоминают о своих ценностях не только во время войны и не только в те периоды, когда уже нависла непосредственная угроза войны – они постоянно на повседневной основе борются с насилием в самом широком смысле этого слова. В этом смысле пацифизм будет близок не только к анархизму, он будет близок, например, к социализму, если носитель пацифистских идей считает войны и конфликты следствием социального неравенства. Он будет близок к анархизму, если среди причин насилия пацифист выделяет политику государства и деятельность его институтов. В любом случае вы правильно заметили: получается, что пацифист – это всегда нонконформист, он ставит под сомнение существующий порядок вещей, когда борется за свои идеалы. Кстати, когда мы говорим о XIX–ХХ веках, то весьма распространенным источником возникновения пацифистских настроений в это время был религиозный анархизм.

В нашем российском случае речь, конечно, идет не о какой-то отдельной сложившейся идеологии или доктрине, они не успели сложиться. Речь идет о социально-психологическом явлении, когда религиозное мировоззрение людей приводит их к неприятию существующего мира, а значит, к неприятию государства и его репрессивных институтов. В отдельных радикальных случаях такое религиозное мировоззрение порождает феномен символического отказа от гражданства. Это когда верующие начинают считать себя подданными какого-то условного Иерусалима небесного, а реальному правительству, реальным законам государства, которые им очень не нравятся, перестают подчиняться. Они не хотят платить ему налоги, они не хотят служить в его армии, признавать его суд, отдавать детей в его школы. Такое настроение верующих, отказ от мира – это своего рода религиозный протопацифизм. Как раз на этот религиозный протопацифизм, на его широкое распространение, идеи религиозного разномыслия в России обратили внимание толстовцы. Они попытались привлечь российских сектантов, религиозных диссидентов к строительству пацифистского движения. Толстовцы считали, что те практики отказа, которые используют эти религиозные пацифисты, можно рассматривать как оружие слабых, говоря современным языком, почти единственную форму протеста, доступную народу.

Русский плакат времен войны с Японией

В случае с пацифистским движением государство имеет дело не просто с разновидностью нонконформизма, а оно имеет дело с идеями и движениями, которые тесно связаны с народными традициями протеста. Это движение пацифистское потенциально имеет широкую социальную базу. Есть не только интеллектуальные концепции пацифизма, есть корни этих концепций в народных настроениях, в народном религиозном мировоззрении, в народных практиках сопротивления. Это было очень важно, именно поэтому государство, Российская империя, а потом Советская Россия осознавали это движение как настоящую угрозу для себя.

– Отказ от военной службы по идейным соображениям, видимо, больше всего беспокоил власти?

– С давних времен религиозные диссиденты отказывались от сотрудничества с государством. Особенно актуальным это стало после введения всеобщей воинской обязанности. Последняя четверть XIX века – рост числа подобных отказов. Представители религиозного разномыслия, которые даже, может быть, иногда уже забыли о своих изначально религиозно-пацифистских идеях, в связи с такой практической необходимостью, в связи с тем, что их призывали на военную службу, задумывались, как поступать, соглашаться служить или не соглашаться. Люди с подобными настроениями всё чаще и чаще к концу XIX века отказывались от военной службы. Это явление заметили толстовцы, они начали помогать таким людям. Не очень-то большой арсенал средств помощи у них был.

– Отказчика по убеждениям нельзя оставить в армии даже в какой-то подсобной, тыловой роли. Ведь он своей пропагандой будет разлагать армию. Поэтому отказчиков наказывали, и весьма сурово. С другой стороны, в Государственной думе, когда она появилась, понимали, что проблему надо как-то иначе решать.

– Как раз толстовцы хотели, чтобы проблему эту осмыслили, чтобы законодательство учитывало наличие таких людей "с совестью", которые не могут подчиняться приказам, которые не могут соглашаться заниматься военным делом. Начали защищать сначала индивидуальных представителей, потом пытались поднять вопрос об отказе по совести от военной службы, от уплаты налогов, от вообще сотрудничества с государством. Начали просвещать общество, показывать, что есть такие люди и об их интересах нужно заботиться. Когда появилась Государственная дума, толстовцы с её помощью пытались лоббировать принятие закона об альтернативной гражданской службе. Но до революции эти процессы не были завершены.

– А вот после революции как раз и вышел декрет "Об освобождении от военной повинности по религиозным убеждениям". Это произошло 4 января 1919 года.

– Это был большой прорыв, достижение как раз толстовского пацифистского движения. Там очень интересная история получилась. В самом начале ХХ века и лидеры толстовцев, и большевики, и представители других направлений российской оппозиции находились в изгнании в Западной Европе. Представители разных направлений общались друг с другом, и социал-демократы очень интересовались толстовцами. Интересовала социал-демократов (и Ленина, и Владимира Бонч-Бруевича) связь между толстовцами и сектантами. Большая проблема была у социал-демократов, позднее у большевиков – проблема социальной базы будущей революции.

Пролетариата мощного, зрелого, готового к социалистической революции в Российской империи, очевидным образом не было. И в такой ситуации большевики обратили внимание на крестьянство, точнее, на отдельные слои крестьянства или беднейшее крестьянство и сектантство. С большой завистью смотрели социал-демократы на то, каким образом выстраиваются доверительные отношения между толстовцами и сектантами. В то время князь Михаил Хилков был толстовцем, участвовал в переселении духоборов в Канаду. Бонч-Бруевич тоже был причастен к этим процессам, он наблюдал за тем, как сектанты, духоборы подчиняются авторитету князя Хилкова. Его восхищало, что представитель элитарной утончённой культуры смог найти общий язык с простыми людьми и завоевать их доверие. В более позднее время социал-демократы пытались соперничать с толстовцами за это влияние на крестьян. Получается, что развитие законодательства об альтернативной гражданской службе, точнее – даже более радикальное законодательство о праве вообще отказаться от военной службы, если это предусматривают религиозные взгляды, – стало следствием сотрудничества и одновременно соперничества большевиков и толстовцев.

– В сентябре 1928 года толстовцам дали напоследок справить юбилей Толстого в Политехническом музее, даже объявили частичную амнистию уже осужденным толстовцам. Этот юбилей и необыкновенно смелые речи толстовцев на нем как раз и стали предметом стихотворства Маяковского. Но к юбилею толстовцы подошли уже при последнем издыхании.

– Я бы не сказала, что на издыхании. Конечно, в легальных формах в конце 1920-х годов оно практически уже не существовало. Там был замечательный период с 1917 года, после Февральской революции до примерно конца 1922-го, когда у толстовцев существовали легальные организации, издательства, периодические органы. Эткинд прекрасно описал сектантский проект большевиков, попытку большевиков и сектантов сотрудничать экономически. Инициаторами этого проекта были как раз толстовцы, Трегубов и Бирюков. Да, толстовцы в это время были социалистами, они первое время сохраняли иллюзии, что большевистский социалистический идеал каким-то образом близок к их идеалу. Но очень скоро оказалось, что это не так. Чем дальше, тем они больше убеждались в насильственном характере социализма большевиков, все больше с ними расходились, все более критически о нем высказывались.

История толстовской коммуны "Жизнь и труд" в документальном фильме Каринэ Диланян "Будет ли коммунизм?" , 1989 год

Большевики с тревогой наблюдали за тем, что у русских сектантов, у толстовцев есть не только свои представления о социализме, но есть свои представления о революции. И те, и другие с самого начала революционных процессов 1917 года считали себя участниками невидимой, ненасильственной духовной революции, результатом которой должно стать установление всемирного братства людей, но не насильственно, скорее в духовном смысле. Для кого-то тема вегетарианства была важна. Кто-то говорил вообще о братстве не только между людьми, но между людьми и животными. Самые различные движения этического, гуманистического характера тяготели к толстовским центрам.

Важнейшей темой была поддержка отказчиков от военной службы. Толстовцы не прекращали эту деятельность ни во время Первой мировой, ни во время Гражданской войны. Толстовцы создали объединенный Совет религиозных общин и групп – это такая межконфессиональная общественная организация, самый широкий спектр представителей религиозного пацифизма принял участие в этом объединенном совете. Там были толстовцы, баптисты, евангельские христиане, добролюбовцы, адвентисты седьмого дня, малеванцы, молокане, субботники, трезвенники. Мало того что в этой организации представителей различных конфессией удалось объединить, этот объединенный совет занимался очень активной общественной деятельностью. Они защищали отказчиков от военной службы. Как раз по декрету предполагалось: для того, чтобы получить освобождение от военной службы, нужна экспертиза религиозных взглядов. Объединенный совет и занялся такой экспертизой.

Но уже в 1920 году законодательство, предусматривающее возможность полного отказа от военной службы, начинает свертываться, ревизия проходит, которая признает объединенный совет очагом религиозной антимилитаристической пропаганды, деятельность которой вредно отражается на состоянии Красной армии. Постепенно задавили объединенный совет проверками, ограничениями деятельности, отлучили от экспертизы. В начале 1924 года антирелигиозная комиссия утвердила резолюцию о ликвидации этого самого объединенного совета. Он негласно продолжал деятельность, но такого прямого, непосредственного влияния на судьбу отказчиков оказывать не мог. Постепенно в 1920-е годы толстовцы потеряли почти всякую возможность участия в общественной жизни страны. Их общение сосредоточилось, во-первых, в толстовских коммунах, которые продолжали существовать до конца 1930-х годов. Они всё дальше от центра переселялись, но это были такие очаги, где пока еще пацифисты могли укрыться от прямого давления. Толстовцы также необыкновенно широко занимались самиздатом, у них был даже периодический самиздат в виде полуподпольных бюллетеней. "Письма Московского вегетарианского общества", "Письма друзей Толстого" – они по-разному назывались, на ротаторе копировались, рассылались между единомышленниками, их обнаруживали, запрещали, они возрождались все на новой и новой основе, но это были такие очень мощные оппозиционные издания. Там настоящая пацифистская повестка дня проговаривалась, публиковались новости антимилитаристского пацифистского движения из-за рубежа. До конца 1930-х годов там публиковались новости об отказе от военной службы. Там собирали помощь для политических заключенных. Там можно было найти адреса для переписки с единомышленниками, там публиковали переписку, например, с Роменом Ролланом и с Махатмой Ганди, там по принципиальным вопросам споры велись.

В 1928–29 годах они еще обсуждают коллективизацию, противопоставляют свой идеал религиозного коммунизма и социализма большевистскому. А в более поздние годы они в этих листках уже отзываются на актуальную повестку дня через цитаты из Толстого – такой своеобразный эзопов язык того времени. После юбилея Толстого волна арестов прошла, закрыли Московское вегетарианское общество. Нельзя сказать, что полностью их деятельность прекратилась – она стала невидимой, но пока еще существовали сельскохозяйственные коммуны толстовцев, там единомышленники собирались, обменивались мнениями, там существовало ненасильственное воспитание детей. Действительно была попытка жить параллельно советской власти, минимально с ней соприкасаясь. Но, конечно, в конце концов эта попытка была насильственно прервана сталинскими репрессиями.

– Среди диссидентов 1960-х единственным последовательным, принципиальным пацифистом был поэт Юрий Галансков. Ирина, в чем заключалась его программа?

Юрий Галансков. Начало 1960-х годов

– В целом, по крайней мере до 1970-х годов, диссиденты не очень интересовались этой темой, даже не упоминали ее. Юрий Галансков в 1965 году, например, несколько часов протестовал перед американским посольством в Москве против политики Вашингтона в Доминиканской Республике. Может быть, кому-то это смешно, но вообще решиться на такую несанкционированную акцию в защиту мира в советское время было очень непросто. Тем более, говорят, что во время этой акции он дал интервью иностранным корреспондентам. В его поэзии также были сильны гуманистические, пацифистские мотивы. Галансков был единственным советским инакомыслящим, который уже в конце 1950-х годов называл себя пацифистом. Он характеризовал советскую систему как военно-полицейскую, писал, что военный вопрос является узловым моментом современной международной политики. Галансков считал, что движение сторонников мира в Советском Союзе, это пресловутое официальное движение за мир, носит бюрократический официозный пропагандистский характер, поэтому такое движение обречено на бесплодность. Как альтернативу он предлагал учредить Всемирный союз сторонников полного и всеобщего разоружения. Галансков полагал, что создание такого союза, действительно низового, в условиях тоталитарного государства равносильно прорыву системы глобальной монополии Коммунистической партии на создание ассоциаций и объективно приведет к повышению политической, идеологической активности советских людей, а следовательно, и к ослаблению политической, идеологической монополии партии. Галансков, впрочем, понимал, что уже сама попытка провозгласить любого рода самодеятельную структуру будет в Советском Союзе преследоваться. Так и случилось. Он был арестован.

"Облепиховое лето". Автор сценария – Ольга Погодина-Кузьмина. Режиссер – Виктор Алферов. Юрий Галансков – Артем Крылов, Александр Вампилов – Андрей Мерзликин, Николай Рубцов – Сергей Каплунов, Лидочка – Анна Перелешина, Лариса – Елена Мартыненко, Белла Ахмадулина – Ольга Тенякова, Андрон Кончаловский – Алексей Жеребцов. Кинокомпания "Лендок" . 2018 год

– Галансков не верил в способность политиков договориться о мире. "На сегодняшний день жизнь человеческая слишком греховна, чтобы рай на земле мог быть утвержден в результате каких-либо переговоров и соглашений между прекраснодушными болтунами", – писал он в своей программной статье, опубликованной во втором и последнем номере издававшегося им самим альманаха "Феникс" в июне 1966 года.

– Галансков вместе со своими товарищами был арестован в 1968 году, осужден по нескольким статьям, включая антисоветскую агитацию и пропаганду, приговорен к семи годам лагерей, где умер в 1972 году. Нельзя сказать, что проект, который он придумал, поддержали соратники Галанскова по движению. Инакомыслящие, другие диссиденты не очень-то этим интересовались, кроме нескольких его ближайших друзей. Слишком экзотическая идея была. Я даже не знаю, откуда у него она возникла, для меня этот сюжет об истоках интеллектуальных проектов остается неизученным. Его друг мне сказал, что эта идея у Юрия возникла, потому что он был необыкновенным человеком. Конечно, Галансков был необыкновенным человеком, но мне хотелось бы знать, каковы интеллектуальные истоки этого проекта, чего такого он начитался, какие тексты и события подтолкнули его придумать такой проект? Я пока этого не знаю. Получается, что в следующий раз подобный проект в Советском Союзе возник только в начале 1980-х годов, когда создана была Группа доверия. Видите, сколько лет прошло между двумя этими проектами. Он опередил свое время, получается.

– Так считает гость этого выпуска подкаста "Обратный адрес" историк Ирина Гордеева, специалист по истории русского пафицизма. Прочту отрывок из стихотворения Юрия Галанскова "Война". Оно написано в 1960 году.

Может быть,
в прокаженные города
я приду ненужным врачом
и пойму, что мир навсегда
страдать и стрелять обречен.
Но, по-моему, нет и нет.
Посмотрите, какая заря,
и какой, посмотрите, рассвет
ожидает Меня – Бунтаря.
Приду,
принесу генералам блюдо
из грубого Марсова мяса.
И переделывать бомбы буду
в сочные ананасы.
Пройду сквозь запутанность лабиринтов
сорвать и отбросить решетки тюрьмы.
И крысы рванутся из рук лаборантов
к горлу творцов чумы.
И не зло, а музейную ношу -
супербомбы, язвы и туберкулез -
принесу и небрежно брошу
пессимистам, мокрым от слез.

Мы продолжим разговор о русском пацифизме через неделю, в новом эпизоде подкаста.

Подписывайтесь на подкаст "Обратный адрес" на сайте Радио Свобода

Слушайте наc на APPLE PODCASTS – SPOTIFY